Литмир - Электронная Библиотека

Правда, и раньше, будучи почтен от его высочества особливою склонностью и милостью, видел я, что это завистливому невежеству неприятно, принужден был от него сносить иногда некоторые притеснения, но их презирал и ни во что не ставил. А ныне что такое на меня возведено, обстоятельно ни от кого не слыхал и клянусь вашему сиятельству честью и всем, что есть святого на свете, что ничего не знаю. Защитите меня, милостивый государь, многомощным ходатайством вашим. Несчастием своим гублю я родителей, сестер и брата, кои от меня только помощи себе ожидают. На сих днях поеду я в Ахтырку, но откуда б не могла достать меня сильная рука ваша! Пребываю по гроб мой с отличною преданностию и совершенным почтением, милостивый государь, вашего сиятельства вернейший слуга.

С. Порошин.

Москва, мая 3 дня 1766 года».

Глава 12.По дороге в Ахтырку

Господа в свою пользу законы переменяют,

Холопов в депутаты затем не выбирают.

«Плач холопов»
1

Порошин отправил свое письмо Григорию Орлову в Петербург почтой, — если и прочтут его чиновники, следящие за перепиской, и доложат кому следует, хуже не будет. Правда, и лучше, наверное, не станет, но кто знает, как может повернуться судьба?

Он бродил по Москве, где бывать ему раньше приходилось не часто, любовался весенним городом и все Думал о том, что произошло с ним во дворце. Порошин искал причину царской немилости, он понимал, что на него наговорили Никите Ивановичу и государыне, отвратили от него и сердце великого князя, — а уж он ли не любил этого мальчика, не гордился им?!

И ни разу не подумал Порошин о том, что причиной неприязни к нему был его дневник, подробное описание придворного круга, протоколы разговоров за столом его высочества, боязнь, что наблюдения и мысли внимательного человека касательно российской монархини, великого князя, их сенаторов и генералов станут известными за границей. Он все жалел, что пришлось прекратить ведение дневника и что его заместитель вряд ли продолжит записи разговоров и поступков цесаревича Павла…

Порошин медлил с отъездом в Ахтырку. Приказом Военной коллегии назначался он командиром Старооскольского пехотного полка Украинской дивизии. Назначение это подготовил вице-президент коллегии граф Захар Григорьевич Чернышев, и оно было самым лучшим из возможных в те дни. Порошина следовало услать подальше — примерно так выглядело пожелание императрицы, — а в сибирских гарнизонах и на Камчатской земле вакансий для полковников тоже хватало. Но Чернышев отправил его на юг и в распоряжение хорошего человека — графа Петра Александровича Румянцева, командира Украинской дивизии, председателя Малороссийской коллегии.

И когда Порошин, бродя по Москве, встретил графа Румянцева, он понял, что ему действительно повезло, что жизнь продолжается и Ахтырка вовсе не такое плохое место, как думалось.

Румянцев знал Порошина. Навещая Петербург, он всегда бывал в покоях великого князя, имел служебные дела с Паниным и с графом Захаром Чернышевым. Известно было ему, что Порошина постигла опала и он отослан к армии, на турецкую границу.

Увидев Порошина, Румянцев остановил свою коляску, крикнул ему, усадил и отвез в дом своей сестры, Дарьи Александровны Трубецкой, у которой проездом остановился. Румянцев уже несколько месяцев, как покинул город Глухов, столицу бывшего украинского гетманства, и жил в Петербурге. Теперь по своим делам он через Москву ехал в Лифляндию, навестить знакомую еще с времен последней войны даму, из-за которой он совсем было решил тогда бросить службу, но, подумавши, все же остался в армии. С женой генерал не ладил и предпочитал не видеться.

Петр Александрович Румянцев был сыном графа Александра Ивановича, генерала и дипломата, одного из надежных помощников Петра Первого. Мать его, Мария Андреевна, происходившая из боярской семьи Матвеевых, была гофмейстериной Екатерины в бытность ее великой княгиней и все еще несла придворную службу. Дочь Прасковья, в замужестве Брюс, считалась ближайшей подругой государыни.

Румянцев был в юности славен проказами, за что ему сильно попадало от отца, но, войдя в возраст, проявил себя храбрым и дельным офицером. Через пятнадцать лет он добрался до генеральского чина и в Семилетнюю войну командовал дивизией, участвовал в сражениях при Гросс-Егерсдорфе, Кунерсдорфе, громил армию короля Фридриха и заставил капитулировать прусскую крепость Кольберг, чем открыл нашим войскам дорогу на Берлин.

Умный и смелый полководец, Румянцев обладал дипломатическим талантом и был отличным администратором. Эти качества его оценила императрица и дала им простор.

В ноябре 1764 года, повинуясь желанию государыни, гетман Украины граф Кирилл Разумовский подал просьбу об увольнении его от должности. Появилась возможность наладить управление Украиной на великорусский образец, уравнять в правах и обязанностях оба народа, и для этого Екатерине понадобился Румянцев. Она уничтожила гетманство, создала Малороссийскую коллегию и председателем ее, а также малороссийским генерал-губернатором поставила Румянцева. Военная коллегия со своей стороны поручила ему командование Украинской дивизией.

Эта дивизия представляла собой крупную силу и вполне могла бы называться армией. В ее составе было шесть конных карабинерных полков, пять Слободских гусарских, Борисоглебский драгунский и девять пехотных: Белёвский, Севский, Курский, Старооскольский и другие. Полки дивизии стояли в городах Полтава, Миргород, Чернигов, Ахтырка, Лубны, Белгород, Кременчуг, Изюм, Харьков и в некоторых других.

Румянцев обрадовался встрече с Порошиным — ему были нужны толковые офицеры, дел накопилось множество, причем таких, какие не каждому доверишь.

Когда пообедали, он увел Порошина из столовой в свою комнату и сказал:

— История ваша мне известна, Семен Андреевич. Знаю, что близ царя — близ смерти. И неизвестно, где там найдешь, где потеряешь. Вы — потеряли, будем думать — ненадолго. И нечего унывать. Беритесь за службу.

— Я службы не боюсь, ваше превосходительство, — ответил Порошин, — но во дворце, признаться, отвык от строя. Сказать правду, если б не обида, мне нанесенная, — на что, впрочем, воля царская, — я мог бы радоваться, что вышел из четырех стен. И когда б можно было осмотреться мне в незнакомом краю, — ведь я сибиряк, ваше превосходительство, — понять, что тут к чему, каков народ обитает, команду свою не на последнем поставлю месте!

— Иного от вас и не жду, Семен Андреевич, — сказал Румянцев. — Намерение же ваше произвести разведку прежде, чем начать бой, заслуживает уважения и с воинским уставом сходствует. Ныне нам вместе трудиться довелось. Слушайте, что говорить стану.

Он уселся в кресле поудобнее и незаметным движением расстегнул пуговицы камзола — обед был на вид незатейлив, но вкусен.

— Ее величество, — сказал Румянцев, — отправляя меня на Украину, изволила дать секретное наставление, — теперь-то уже пункты его в натуре стараниями моими обозначились, и секретность оно утратило. Надобно знать, что граф Разумовский за четырнадцать лет своего гетманства непорядков здесь не убавил. Какова эта страна, сколько в ней народу живет, где проходят границы с Польшей, где с Турцией — ничего не известно. Надо составлять генеральную карту Малороссийской губернии, и этим занялись у меня геодезисты и рисовальщики. Дело тихое — смотри да черти. А население подсчитать — не шутка. Это значит — перепись. Люди же от переписчиков скрываются. Ибо старшины не хотят, чтобы у правительства точные цифры населения были, — это плутням их помешает. Они распространили слух, что тому, кого перепишут, назначат подушный оклад, как в России, и всех вольностей лишат. Одна из вольностей — свобода переходить с места на место, искать, где лучше. Найти не находят, конечно, у нас везде одинаково, а эта мечтательная вольность весь порядок портит. Понимаете?

55
{"b":"195410","o":1}