— В первую очередь — тело, тело несчастного. Без него невозможно начать дело по обвинению в убийстве!

— Не то чтобы невозможно. Теоретически суд может обойтись и без тела, но тогда на благосклонность присяжных и рассчитывать не стоит. Или нужно чем-то подкрепить обвинение — например, показаниями внушающего доверие свидетеля, который заявит, что видел, как несчастную жертву, скажем, сбросили в море.

— Какая ужасная смерть! Без погребения, а значит, душа не сможет переправиться через Стикс! Нет, я ужасно переживаю за участь Клеофона. И как странно, что Критон заключил союз с Эргоклом.

— Самое странное, что Эргокл заключил союз с Критоном.

— Я-то думал, Критон станет избегать его. Эргокл человек нехороший, злопамятный. Но, видимо, Критон счел, что лучше заплатить Эргоклу то, что он просит, пусть даже не по праву, и избавиться от головной боли. Так мне кажется. Тогда понятно, почему Критон снова обратился к Филину — ему понадобились деньги.

— Но как Эргокл умудряется ладить с Филином? Особенно учитывая, что сварливый коротышка по-прежнему убежден, будто имеет права на сикилийку или денежную компенсацию за нее.

— Должно быть, он уже отказался от своих притязаний, ибо Филин был там с ней, а Эргокл промолчал, — предположил я. — Марилла носит покрывало, словно свободная гражданка. Она рабыня, но иногда держится как свободнорожденная. В то утро, когда я пошел к Манто за сведениями, она тоже была в покрывале. Хоть и открыла лицо, когда обратилась ко мне.

— Марилла была в доме Манто? Ты меня удивил. Неужели прекрасная сикилийка там работает? Нет, не может быть!

— Нет-нет. Мы столкнулись в дверях, она сказала, что пришла за серебряной кастрюлей, которую одолжила поварихе Манто.

— Получается, Марилла знакома с Манто, иначе та не одалживала бы у нее кастрюли.

— Полагаю, ты прав. Но я говорю о том, что теперь Марилла повсюду сопровождает Филина, одетая как знатная госпожа. Словно Ортобула и вовсе не было. Полагаю, она стала любовницей Филина. Но поскольку Марилла — рабыня, а не свободнорожденная, она не гетера, а, скорее всего, наложница, — я задумался. — Как странно, что Филин и не думает скрывать страсть к простой домашней рабыне! Он так красив и высокороден, да к тому же богат, мог бы найти себе выгодную партию.

— Да, но, Стефан, — возразил Аристотель нерешительно, что было ему совершенно несвойственно, — женщина же очень красива, их связь, похоже, долговременна. А брак — штука непростая и не всегда приносит такое же удовлетворение.

— Это верно, — согласился я, вспоминая публичный дом и прекрасные груди Фрины, выставленные на всеобщее обозрение.

Я счел, что у меня есть веские причины нанести еще один визит к Манто: мне не давали покоя слова малышки Хариты, которая сообщила, что ее сводный брат Клеофон любит блины с медом. Их, конечно, любят многие дети, но я не хотел оставлять неразгаданной тайну лишнего блина. На следующий день я отправился в дом Манто, правда, не так рано, как в прошлый раз. Там было пусто, если не считать нескольких случайных клиентов.

— А вот и господин Завтрак, — поприветствовала меня девушка с длинной тонкой шеей.

— Остри поменьше, — не растерялся я. — Сегодня не твой день рождения, Клизия. К счастью для тебя. Следующий наступит скорее, чем ты бы хотела, а потом еще и еще. Знаешь, как говорят: мудрость и старость приходят слишком быстро.

Девушка окинула меня пристальным взглядом:

— А твоя мать знает, что ты — наш постоянный клиент? Она не ругается?

— Тише, Клизия, — мягко остановила ее Кинара, положив руку мне на плечо. — Пока он мой, и только мне позволено его кусать.

— Но ты не ошиблась, — примирительно сказал я Клизии. — Я не забыл те блины. На самом деле у меня есть поместье в Гиметте, которое дает отличный мед, и я надеюсь, что смогу найти здесь покупателей.

— А, деловой человек. Везде ищет выгоду. Тогда тебе нужна Манто, а не мы, — и она отвернулась.

— Прости нашу Клизию, — сказала Кинара. — Она ждет клиента, который обещал прийти в полдень, но до сих пор не явился. Его зовут Эргокл. Маленький такой. Ты его знаешь?

— Похоже, да. Последний раз я видел его вчера на Агоре.

— По мне, так пусть хоть вообще не приходит, — фыркнула Клизия. — Коротышка. Мне наплевать.

— Ну тише, тише, — успокаивающе произнес я, опустился в кресло и, усадив Кинару к себе на колени, протянул Клизии пол-обола. — Надеюсь, вам не повредит немного вина за мой счет. А я не отказался бы получить ответ на один вопрос, который уже давно меня мучает.

— Да?

— Когда я в прошлый раз был у вас, вы завтракали, и один блин, щедро политый медом, куда-то унесли. Все девушки были в комнате, и я решил, что он для Манто. Но когда она вошла, выяснилось, что она еще не ела. Так кому же предназначался тот блин?

Повисло молчание. Клизия принужденно рассмеялась:

— Вечные вопросы! Ты и в прошлый раз о чем-то спрашивал! Ах, какой бережливый хозяин. Считает блины. Даже в доме наслаждений волнуется, как бы чего не пропало зря! Полагаю, этот блин мог съесть кто угодно.

Я не знал, как продолжать. Повисла неловкая пауза, и я поднялся:

— Ладно, с Манто поговорю в другой раз. Мне пора.

Кинара удержала меня:

— Не так скоро, к чему спешить? Хуже места все равно уже не найдешь. Выпей вина и воды. Мы можем подняться наверх.

— Это лишнее. Я просто хотел…

— Ах вот как! — надулась она. — А я знаю, что ты был в другом доме, у Трифены, и оставил там немало серебра. Мне сказала одна из тамошних девочек.

Это был неприятный сюрприз. Итак, по крайней мере, одного человека не обмануло вымышленное имя, которое я назвал в том шикарном борделе. Афиняне — непревзойденные мастера по разгадыванию таких вещей. Даже если мое настоящее имя осталось неизвестным для рабов и гостей Трифены, кто-то из них узнал меня в лицо. Скорее всего, Клеобула. Трудно представить, что мои лицо и фигура могли запечатлеться хоть в чьей-то памяти, но, с другой стороны, есть люди, которые ничего не забывают.

— Бедные девочки, — с ударением проговорила Кинара. — Ты не скоро захочешь к ним наведаться. Почти всех пытали. Некоторые еле ходят и еще какое-то время будут непригодны для нашего ремесла. Но Фрина спаслась!

— Это стоит отпраздновать, — медленно произнес я, послушно следуя к лестнице под градом тычков и подталкиваний Кинары.

Разумеется, стоило не пожалеть денег на эту девушку и привести ее в благостное расположение духа.

— Идем, — торопила она. — Гав-гав!

И, тряся головой, словно пес, только что вышедший из воды, Кинара легонько цапнула меня за руку.

— Видишь, — сказала она торжествующе, поворачиваясь к своей длинношеей подруге. — Что я тебе говорила? Лишь мне позволено его кусать.

Почему-то я не чувствовал себя победителем.

Возможно, первую схватку я не выиграл, однако второй, на кровати, насладился вполне. Я старательно задабривал Кинару деньгами и обещаниями, между делом намекая на свою любовь к таинственности и нежелание стать героем сплетен. Девушка дала понять, что не нуждается в пространных объяснениях и предпочтет увидеть меня еще раз, нежели спугнуть излишней болтливостью.

— Девушек с чересчур длинным языком бросают, — грустно вздохнула она. — Женщины дома Трифены не сказали лишнего даже под пыткой.

— Какая печальная история, — проговорил я. — Ну, хотя бы муки Фрины позади, и их тоже. Аристогейтону придется уплатить штраф, а он и без того по уши в долгах, так что на какое-то время наш оратор присмиреет. Но ты, ты можешь мне кое в чем помочь.

— Как скажешь, милый. — Жестами, которые, пожалуй, не слишком уместно описывать словами, она показала, что готова удовлетворить любой мой каприз.

— Думаю, — сказал я, когда смог, — я думаю, тот блин с медом предназначался гостю, но не клиенту, а кому-то вроде постояльца. Думаю, это был юноша, мальчик, которому нежный возраст не позволяет предаваться забавам Афродиты.

— Ты очень много думаешь, — ответила Кинара. — Теперь ты решил, что добьешься большего, если не будешь спрашивать в лоб, как в прошлый раз.