— Надо думать, он немного потерял бы, если бы умерил свою поспешность, — заметил адмирал. — Я не рассказывал тебе, что недавно меня просили выхлопотать у генерала Дубровского место в министерстве для одного офицера, желавшего оставить военную службу. Место прекрасное, но, признаюсь тебе, узнав, что кандидат на него Тарусов, я категорически отказал в своем содействии. О! Я не забыл его возмутительного поведения. Я до сих пор удивляюсь, как мог удержаться и не схватить этого негодяя за шиворот, чтобы выбросить вон из кареты.

— Не раздражайся, крестный, давнишними воспоминаниями. Я уверена, что ты был бы менее жесток к нему, если бы видел его семейство. Подумай только: четыре дочери!.. Если его потомство будет возрастать в подобной же пропорции, то бедный Тарусов скоро окажется в положении опереточного отца, имевшего десять дочерей-невест. При таких обстоятельствах, право, хорошее место далеко не лишнее.

— Ты добрее меня.

— Это потому, что я не неблагодарна и помню хорошие минуты того времени, когда была его невестой.

С серьезным видом она передала комический случай с трофеем Горного-Дубняка.

Когда утих смех, вызванный этим рассказом, Арсений Борисович спросил, вытирая слезы:

— Я хотел бы знать, сохраняет ли до сих пор Тарусов эту бессмертную часть костюма?

— Без сомнения! Разве решится он уничтожить трофей, который считает долгом передать своим детям?

После чая Магнус и адмирал начали партию в шахматы, а Тамара занялась вышиванием.

После непродолжительного молчания князь сказал, обращаясь к баронессе:

— Вы настоящий сфинкс, Тамара Николаевна! Слушая, как вы беспощадно осмеяли Тарусова, я невольно спрашивал себя, любили ли вы когда-нибудь этого человека?

— Он не заслуживал этого чувства. К тому же презрение убивает всякую любовь.

— О, страсть не рассуждает! Неужели никогда не появится Пигмалион, способный вдохнуть в вас священный огонь, заставляющий жить всеми фибрами своего существа? Чего бы я ни дал, чтобы увидеть в ваших, всегда таких спокойных глазах, не минутную вспышку — нет, но настоящее пламя страсти!

Тамара спокойно выдержала огненный и красноречивый взгляд князя:

— Древний Пигмалион был энтузиаст, приписывавший любви силу оживлять даже камни, — сказала спокойным голосом баронесса. — Современные же Пигмалионы совершенно иначе смотрят на дело. Они сами сделались камнями, которых может оживить только блеск золота. К тому же вы забываете, Арсений Борисович, что если бы великодушный швед не завещал мне своего громадного состояния, никто не подумал бы зажигать в моей душе огонь страсти. Конечно, нелегко прийти к убеждению, что тебя считают никем и что бедной тебя никто не полюбит. Ужасен тот день, когда рушатся последние иллюзии перед действительностью, — день, когда жених, клявшийся в любви, спешит бросить разорившуюся женщину, как ненужное бремя. Самолюбие смертельно оскорблено, человеческое достоинство страшно возмущено. После ужасной бури гнева и отчаяния чувства глохнут, и теряется даже способность страдать. Но человеческая душа рано или поздно пробуждается из этого забытья, и тогда, смотря по темпераменту, человек или падает в пропасть, разбитый и без сопротивления, или делается твердым и неуязвимым. В последнем случае человеческое достоинство спасено, но все иллюзии умерли: действиями начинает руководить один разум. Такова уж жизнь, кузен! Передо мной она раскрылась во всей наготе; впрочем, судьба подарила встречу с человеком, полюбившим меня ради меня самой.

— И вы уверены, что здесь эгоизм не играет никакой роли?

— Конечно, так как я имею доказательства. Зато и мое сердце вполне принадлежит Магнусу, и, как видите, мы очень счастливы.

Князь молчал, опустив голову. Несколько минут спустя он встал и уехал домой под предлогом внезапной головной боли.

До середины февраля не случилось никаких выдающихся происшествий. Тамара по-прежнему вела свой обычный образ жизни, наполовину светский, наполовину монашеский, как говорили в обществе. Только стала чаще посещать оперу, куда ее привлекал необыкновенно удачный состав артистов. Угарин также часто бывал у Лилиенштернов, не сознавая, по-видимому, неисполнимости своих тайных планов. Однажды вечером Магнус и Тамара, напившись чая, занимались чтением в будуаре, как вдруг неожиданно приехал адмирал. Старый моряк был явно взволнован. Бросив на стул перчатки и фуражку, он сказал, ни к кому особенно не обращаясь:

— Я сейчас от Нины. Вы знаете, какое несчастье случилось с Флуреско?

— Нет. Что такое?

— Я думал, что Угарин уже сообщил вам об этом. Ведь он со всеми новостями бежит прямо к вам. Дело вот в чем. Третьего дня случилась одна скандальная история, очень печально окончившаяся для Эмилия Феликсовича. Несмотря на сильный холод — более 20 градусов мороза, — Флуреско, его друзья и несколько дам полусвета решили отправиться на тройках в Ливадию. Все это общество вело себя очень шумно и позволяло такие выходки, что содержатель ресторана вынужден был вмешаться и пригрозить полицией, если они не прекратят скандала. Молодые люди не нашли ничего лучшего, как вымазать голову ресторатора икрой и вареньем. После этого геройского подвига компания расселась по саням и отправилась обратно в город. Все были пьяны, не исключая и кучеров. Первая тройка уехала вперед; вторая же, где сидел Флуреско, опрокинулась в канаву. Князь был отброшен дальше других и попал в большой сугроб. Будучи очень пьяным и едва держась на ногах, он не мог скоро подняться; остальная компания в темноте не обратила на него внимания. Не заметив даже, что кого-то не хватает, все вскарабкались в сани и уехали. Флуреско кричал, но никто его не слышал. Целый час он провел на таком страшном морозе. Князь пытался идти, но снег был страшно глубок, и, кроме того, ледяной ветер с моря сковал его члены. Наконец его подобрала какая-то другая компания и отвезла в город. Приехав домой, Флуреско почувствовал себя очень дурно, а на следующее утро его разбил паралич. У него отнялись рука и нога, и доктор находит его положение очень серьезным. Но что меня особенно возмущает, так это равнодушие Нины: кажется, ее больше волновала бы болезнь ее собачки.

Рассказ адмирала был прерван приходом Угарина, примчавшегося тоже поделиться этой новостью.

— Сергей Иванович уже рассказал нам печальный эпизод с князем Флуреско. Во всяком случае, это очень поучительный пример для его друзей, — заметила Тамара.

Арсений Борисович покраснел.

— Неужели, кузина, в вас нет сочувствия к человеку, пораженному таким несчастьем? Он бредит, и доктора опасаются, не поражен ли у него мозг. Неужели мало такого наказания?

— Мне очень жалко князя! Я от души сожалею, что Господь так жестоко наказал его, так как, по всей вероятности, жена постарается отделаться от него и запрет князя куда-нибудь подальше.

— Действительно, она очень спокойна. Но все-таки Нина Александровна не посмеет этого сделать! Ее долг ухаживать за мужем, — сказал с раздражением Угарин.

Тамара покачала головой.

— В данном случае это слово не более как пустой звук! Может ли быть речь об исполнении долга женщиной, сказавшей мне в день своего обручения: «Я нисколько не заблуждаюсь. Эмилий женится на мне из-за денег, а я выхожу за него потому, что хочу быть княгиней». Союз, основанный на подобных началах, не что иное, как простая торговая сделка. Супруги остаются чужими друг другу. Одна истинная любовь позволяет переносить все и неутомимо ухаживать за больным другом.

— Нина Александровна могла полюбить Флуреско, — заметил Угарин.

Помимо воли ему приходило на ум, что собственная беспорядочная жизнь и семейная обстановка очень напоминали жизнь несчастного друга.

— Без сомнения, Нина могла полюбить и полюбила бы этого молодого и красивого человека, если бы только он постарался приобрести ее сердце или хотя бы маскировал практическую цель, которую преследовал в этом браке. Но в этом отношении он поступал с удивительной беззастенчивостью. К тому же какое участие в Нине может возбудить болезнь, поразившая мужа благодаря какой-то оргии? Конечно, ей следовало бы забыть все и простить мужа, но вряд ли она так поступит.