Адмирал окликнул его, затем зажег свечку и стал искать, но комната была пуста, и ничто не нарушало тишины. И как мог еле двигавшийся больной попасть ночью в город? Сергей Иванович был здоровый и прозаический человек, никогда на своем веку не видевший ничего сверхъестественного. Но в данном случае он не мог сомневаться, что видел тень, и им овладело убеждение, что его друг умер или лежит в агонии. Быстро одевшись, он приказал запрягать и во весь карьер прискакал к Ардатовым, чтобы узнать, что там такое случилось.

Пока он старался согреться в гостиной, к нему присоединилась Шарлотта, вне себя от отчаяния, что так долго проспала. Потом оба поспешно прошли в комнату больного. Догоравшая свеча и лампада, теплившаяся перед иконами, слабо освещали молчаливую и неподвижную группу: на подушках мертвенно-бледное лицо Ардатова, а у кровати лишившуюся чувств Тамару. Шарлотта с глухим криком закрыла лицо руками. Адмирал набожно перекрестился, и на глазах его показались слезы. Итак, друг его окончил свою страдальческую жизнь! В последний час он был не одинок: чистое и великодушное сердце, полное самоотверженной любви, укрепляло и поддерживало его во время агонии!

Бормоча слова молитвы, Сергей Иванович подошел к Тамаре, которую перенес при помощи экономки в соседнюю комнату, где она скоро пришла в себя.

— Бедное дитя мое! Как я упрекаю себя, что оставил тебя одну в такую ужасную минуту! — сказал адмирал, целуя в лоб молодую девушку.

С горькими рыданиями прижалась Тамара головой к груди своего крестного отца. Тот не удерживал ее и дал свободно выплакаться.

— Плачь, дорогая моя! — говорил он. — Твои слезы законны; но плачь без горечи, так как ты честно выполнила свой тяжелый долг, и благословение покойного поддержит тебя в жизни.

Когда молодая девушка несколько успокоилась, адмирал рассказал ей о своем видении, побудившем его так рано приехать к ним. Потом он посоветовал ей хорошенько отдохнуть и ни о чем не заботиться, так как он желает принять на себя все расходы и хлопоты по погребению.

— Нечего покачивать головой! Я тоже имею на это свое право. К тому же это будет стоить сущие пустяки, так как у вас есть готовое место на кладбище.

— Не думай, что мною руководит гордость, крестный, но я хотела бы похоронить папу на свои заработанные деньги. Меня будет утешать мысль, что я работала для него, и мне кажется, что для его души этот дар от меня будет приятнее, чем даже от лучшего друга.

Сергей Иванович не протестовал. Приехав вечером, он привез письмо от баронессы с одним предложением, которое он вполне одобрял. Вера Петровна, страдавшая сильными приступами ревматизма, мешавшими ей выходить из дома, предлагала Тамаре немедленно же оставить свой дом и на несколько дней устроиться у нее с детьми.

«По моему мнению, — писала она, — тебе необходимо, дорогая моя, переехать в город; и для детей, и для твоей работы гораздо лучше будет, если ты будешь жить близко от нас. Ты не можешь отказать своему старому другу провести у нее время, необходимое для переезда. К тому же тебе необходимо отдохнуть и подкрепить свои силы».

Зная искреннее отношение баронессы, Тамара с благодарностью приняла ее предложение. Действительно, эта квартира, где каждый угол возбуждал тяжелые воспоминания, становилась ей отвратительна. Только она объявила, что не переедет к баронессе, пока не похоронит отца.

— Ни я, ни дети, — мы не покинем тело отца, пока нам остается еще печальная радость охранять его и молиться около гроба. Дети должны привыкать не бояться смерти, которая неизбежно ожидает каждого из нас.

В день похорон несколько больших картонок были доставлены на квартиру Ардатовых. Одна из них содержала простой, но изящный траурный костюм для Тамары — подарок адмирала. В остальных были венки: один от баронессы, другой, составленный из роскошных, дорогих цветов, сопровождался карточкой барона Магнуса Лилиенштерна.

Был мрачный серый день. С самого раннего утра, не переставая, шел снег вперемешку с дождем, увеличивая только грязь на улицах. После краткой панихиды печальный кортеж тронулся от подъезда Ардатовых. За похоронной колесницей следовали только две кареты: одну занимал адмирал с Тамарой, в другой, наемной, сидели Фанни, Шарлотта и дети.

Несмотря на то, что Сергей Иванович, без ведома крестницы, публиковал в газетах извещение о смерти Ардатова, ни один из прежних друзей и товарищей не явился проводить его тело на место последнего успокоения.

В Александро-Невском монастыре, рядом с местом погребения Ардатовых, была вырыта свежая могила, окруженная толпой провожатых, которая должна была расступиться, чтобы пропустить гроб Николая Владимировича. Хоронили одного интенданта, не совсем безупречная деятельность которого позволила ему составить себе громадное состояние. Гроб его был буквально завален всевозможными венками. Очевидно, у этого человека не было недостатка в друзьях, горько оплакивавших его смерть перед богатой вдовой.

Среди этой многочисленной толпы было много прежних знакомых Ардатовых, при виде которых Тамара вздрогнула и быстро отвернулась. Эта встреча взволновала и возмутила молодую девушку.

Не менее неприятное чувство овладело и теми, кого злой случай сделал свидетелями погребения человека, так жестоко покинутого ими в минуту тяжелого несчастья. Пробудил ли вид гроба в их черствых и эгоистичных душах чувство стыда или просто их несколько смущало присутствие адмирала, только большая часть присутствующих набожно перекрестилась, и небольшая группа, отделившись от толпы, последовала за гробом Ардатова. Не замечая поклонов, Тамара быстро прошла сквозь толпу и, прислонившись к одному из памятников, тщетно пыталась молиться. Бушевавшая в ее душе буря почти заглушила горе, причиненное потерей отца. Не проронив ни слезинки, она смотрела, как гроб опускали в могилу. Как счастлив был ее отец, что освободился от всех страданий! Если он и грешил, то искупил свои грехи, и, конечно, не эти люди, насмехавшиеся над ним, а теперь лицемерно крестящиеся, имеют право осуждать его! Ни один из них не стоит и мизинца покойного, который всегда был великодушен, гостеприимен и щедр. Знакомый голос, произнесший ее имя, заставил молодую девушку поднять голову, и она с удивлением узнала Этеля Францевича, который с самодовольным видом выражал ей свое соболезнование. Тамара окинула его таким ледяным взглядом, полным нескрываемого презрения, что молодой офицер, несмотря на весь свой апломб, не смог его выдержать.

— Скажите, пожалуйста, какой неожиданный случай доставляет мне удовольствие видеть вас, господин Пфауенберг, — сказала она, не замечая его протянутой руки. — Жаль только, что мой отец не может достойно оценить вашего внимания.

И, не удостаивая взглядом своего собеседника, она повернулась к нему спиной и стала молиться.

Адмирал оторвал ее от печальных мыслей.

— Пойдем, дитя мое!.. Все уже разъехались, и тебе нечего бояться неприятных встреч, — сказал он, предлагая ей руку.

Молча сели они в карету, взяв с собой детей, так как Фанни и Шарлотта вернулись домой, чтобы заняться укладкой и приготовлением к переезду, который должен был состояться, как только найдут другую квартиру.

Баронесса Рабен с настоящей материнской любовью встретила своих гостей. Со слезами на глазах прижала она к своей груди бледную девушку и маленьких робевших сирот.

— Пойдем, дорогая моя, — сказала она, обнимая Тамару за талию и увлекая ее в соседнюю комнату. — В гостиной сидит человек, чувствующий к тебе искреннюю симпатию. Поговори с ним, пока я отведу бедных малюток к моей старой Генриетте, которая постарается их развеселить.

Усталым взглядом окинула Тамара гостиную, но, увидев барона Лилиенштерна, быстро подошла и протянула ему руку. Тот почтительно прижал ее к своим губам. Горячее сочувствие светилось в ясных глазах молодого человека, и взгляд их так благотворно подействовал на молодую девушку, что долго сдерживаемые слезы брызнули из глаз. Магнус удержал ее руку в своих руках и заставил сесть рядом с собой.