— Зачем ты прячешься и не отвечаешь на поклоны? — спросил однажды адмирал с легким упреком.

— Ты ошибаешься, крестный! Поклоны относятся к тебе. Эти люди боятся встречи со мной, а я не хочу иметь с ними никакого дела.

Сергей Иванович грустно покачал головой. Он видел, что презрительная недоверчивость и глубокая ненависть все больше и больше овладевали душой Тамары.

Прошла весна и наступило лето, не принеся ожидаемого улучшения в положении больного. Что же касается детей, то они были вполне счастливы. Целые дни играли они в тенистых аллеях прекрасного сада под присмотром Фанни или Шарлотты, продолжавших с прежним усердием и самоотверженностью служить своим обедневшим господам.

Больного Ардатова вывозили в кресле на балкон, обтянутый парусиной, или в беседку, окруженную кустами сирени и жасмина. Всегда нежная, терпеливая и неутомимая Тамара ни на минуту не покидала его, стараясь развлекать чтением или разговором и пытаясь заставить позабыть тяжелую действительность. Теперь она была совершенно одна, так как адмирал отсутствовал по делам службы, а баронесса уехала в свое курляндское имение, откуда не рассчитывала вернуться раньше середины сентября.

Сердце молодой девушки сжималось от страха, когда она смотрела на сильно изменившееся лицо своего отца, в несколько месяцев постаревшего на десятки лет. Его возраставшая слабость наполняла душу мрачным предчувствием. Она не знала, что Ардатов, видя ее постоянно занятой писанием или живописью, подозревал истину, но боялся спросить, не из-за денег ли она работает. Тем не менее убеждение в справедливости его догадки быстро подтачивало силы больного.

Когда наступила осень со своими бесконечными дождями и пронизывающей сыростью, больной начал заметно угасать. Он уже больше не сходил с кровати и впадал временами в бессознательное состояние. Припадки удушья и острая внутренняя боль стали часто мучить его. Доктор покачивал головой и уклончиво отвечал на предлагаемые вопросы, но адмиралу категорически объявил, что конец близок.

Таким образом прошел весь сентябрь. Обнаженный сад с деревьями, покрытыми инеем, еще более усиливал тревожное настроение, угнетавшее Тамару. Несмотря на то, что баронесса часто приезжала к Ардатовым, а адмирал бывал ежедневно, Тамара была очень печальна. Под влиянием тягостного предчувствия близкой разлуки она ни на минуту не покидала больного отца и все ночи проводила у его изголовья.

Второго октября выдался особенно тяжелый день. Больной, видимо, страшно страдал, но, погруженный в какое-то тяжелое забытье, ничего не слышал и не видел окружающих его лиц. Задержанный неотложными делами, адмирал прислал записку, в которой извещал, что приедет завтра и проведет целый день со своим другом.

Вечером Ардатов открыл глаза. Он был в полном сознании, но чувствовал себя страшно слабым. Какое-то тайное беспокойство мучило его. Отказавшись от всякой пищи, он потребовал, чтобы привели Гришу и Олю, которых крепко обнял и благословил. Заливаясь слезами, Тамара заняла свое обычное место у изголовья больного. Верная Шарлотта ни за что не хотела покинуть ее и тоже осталась в комнате Ардатова.

Больной впал в молчаливое состояние и, казалось, заснул. Никогда еще часы не тянулись так долго для молодой девушки. Ей казалось, что этой ужасной ночи с ее зловещим молчанием никогда не будет конца!

Около трех часов ночи она отослала Шарлотту спать. Отец, по-видимому, крепко спал, и экономке необходимо было отдохнуть. Оставшись одна, Тамара пыталась молиться, с беспокойством прислушиваясь к слабому и неровному дыханию больного. Прошло около часа, как вдруг Ардатов сделал резкое движение и слабым голосом позвал Тамару.

— Ты одна? — прошептал больной, когда дочь нагнулась к нему. — Ты бы позвала кого-нибудь, дорогое дитя! Кто знает, что может случиться… Я чувствую себя очень странно… Я сейчас видел твою мать: наступает час смерти. О, как ужасно умирать в моем положении!

Ледяная дрожь пробежала по телу молодой девушки, сердце как будто перестало биться. Стараясь победить свою слабость, она упала на колени и сжала в своих руках руки умирающего.

— Милый, дорогой папа! Я надеюсь, что милосердный Господь избавит нас от этой ужасной разлуки! Но если такова Его воля, то разве смерть не есть освобождение от всех страданий?.. И если ты видел маму, то это значит, что она пришла за тобой и ты не будешь один, покидая нашу землю.

Николай Владимирович с усилием повернул свое лицо к дочери.

— Ты не боишься смерти, Тамара, потому что тебе не в чем упрекнуть себя, а я много грешил! Презренный отец, я погубил будущность своих детей… я навлек на них несчастье, и Господь не простит меня!..

— Нет, нет! Тебе не в чем упрекать себя, дорогой папа! Молитвы и любовь последуют за тобой к престолу Всевышнего, так как мы, которые одни можем роптать, мы благословляем тебя и молимся за тебя. В эту торжественную минуту я клянусь тебе, что нисколько не жалею о потерянном богатстве! Я молода, сильна и богаче других одарена от природы. Я могу работать, и Господь поможет мне выполнить мой долг. Итак, не думай о смерти, как о чем-то ужасном — смотри на нее, как на тихую пристань, где ты обретешь покой! Давай помолимся вместе… Хочешь, я почитаю тебе Евангелие?

Больной сделал утвердительный знак. Тогда Тамара встала, откинула драпировку, чтобы он мог видеть освещенные лампадой образа, и зажгла свечу. Потом прочла прерывающимся от слез голосом несколько стихов из Евангелия.

Когда она снова опустилась на колени у кровати, то заметила большую перемену, происшедшую в состоянии больного. Глубокое спокойствие и тихая покорность сменили беспокойство и нравственные страдания, мучившие его прежде. С невыразимой любовью Ардатов смотрел на свою дорогую дочь, дрожащие губы которой шептали слова утешения, мира и надежды на лучшую жизнь, призывая милосердие Божье на того, кто готовился предстать перед Всевышним Творцом и отдать отчет в своих делах. Под влиянием этого взгляда, полного признательности и любви, Тамара почувствовала, как какое-то странное спокойствие овладело ее измученной душой. Пламенная молитва молодой девушки, уничтожая всякую мысль о земном, согревала и укрепляла страждущую душу умирающего, которая в страхе стояла на мрачном рубеже невидимого мира.

Вдруг молодая девушка вздрогнула. Умирающий с необыкновенной силой приподнялся и сел на кровати. Широко открытые глаза его были устремлены в пространство, а здоровая рука потянулась к кому-то невидимому.

— Свангильда!.. Отец!.. Вы зовете меня!.. О! Благодарю… иду!.. — пробормотал он, опрокидываясь на подушки, причем лицо его приняло радостное выражение.

Молча и дрожа всем телом, смотрела на него Тамара, думая, что все кончено, но в эту минуту отец открыл глаза и слабо пожал ей руку.

— Будь благословенна, дорогое дитя мое, за твою самоотверженную любовь, и пусть Господь, Отец всех сирот, укрепит и поддержит тебя!.. Я же надеюсь на милосердие Божье, вестниками которого явились моя дорогая жена и мой отец, а теперь — больной осенил себя крестным знамением — да будет воля Твоя, Боже мой!.. В руки Твои предаю дух мой…

Последние слова, как тихое веяние ветра, слетели с посиневших губ Ардатова. Дрожь пробежала по всему его телу, члены сразу как-то выпрямились и… все было кончено!

Страшно бледная, чуть дыша, Тамара продолжала стоять на коленях, все еще сжимая в своих руках руку умершего. Она не плакала, члены сковало какое-то тяжелое оцепенение. Вдруг глаза ее закрылись, а голова тяжело упала на край кровати: молодая девушка потеряла сознание.

Было около семи часов утра, и весь дом еще стоял погруженный в мертвое молчание. Один Иван, протирая сонные глаза, лениво ставил в кухне самовар, когда к подъезду быстро подкатилась карета адмирала. Сильно удивленный таким необыкновенным явлением, лакей бросился открывать двери и на вопрос: «Что с барином?» ответил, что, вероятно, он спит, так как барышня еще никого не звала. Несмотря на видимое беспокойство, Сергей Иванович не решился прямо с улицы войти к больному, в комнате которого царило глубокое молчание. Странный случай привел адмирала в такой ранний час. Было только половина шестого утра — как он в этом впоследствии убедился — когда он почувствовал, что чья-то холодная рука прикоснулась к лицу, и быстро вскочил с кровати. При слабом свете ночника он увидел, что у кровати стоит какой-то человек, и с крайним удивлением узнал в нем своего друга Ардатова. Последний пристально посмотрел на него и, сделав прощальный знак рукой, исчез.