В течение следующих недель Мэт появлялся в доме Монтегю почти ежедневно. Если позволяла погода, они с Лили отправлялись на прогулку в его экипаже, а когда спина девушки зажила, выезжали верхом.
Лили помнила реакцию отца на свой отказ встречаться с Мэтом и теперь старалась вести себя как послушная дочь, тем более что общество американца со временем перестало быть ей в тягость. Он не переступал больше рамок приличия, она ценила это и по вечерам, перед сном, вспоминала о своем «женихе» с теплотой и симпатией, хотя по-прежнему держалась с ним не более чем любезно, а в светской любезности, как известно, всегда есть некий холодок. Нет, ей и в голову не приходило сознательно мучить его, причина крылась в другом: всякий раз, когда он улыбался, шутил или говорил комплименты, она невольно думала о том, что ему нужны только ее деньги, и.., злилась. Но если дело лишь в богатом приданом, к чему этот горящий, голодный взгляд, которым он буквально раздевает ее, стоит ей сделать вид, что она смотрит в другую сторону?
Одним погожим осенним днем Мэт предложил устроить пикник. Он заранее захватил с собой корзину провизии, и Лили неохотно согласилась. Сердце подсказывало, что благоразумнее всего отказаться, но в ответ на ее слабые возражения лорд Монтегю, лишь снова сдвинув брови, заметил, что в такую чудесную погоду просто глупо сидеть дома.
Они выехали за город и расположились на живописной поляне, рядом с которой весело журчал прозрачный ручей.
Мэт вел себя безукоризненно, еда оказалась на редкость вкусной, и мало-помалу девушка успокоилась. Когда трапеза, сопровождавшаяся легкой, ни к чему не обязывающей беседой, подошла к концу, она прислонилась к стволу огромного дуба и стала лениво наблюдать за игрой солнечного света в хрустальных водах ручья. Тепло и сытость совсем разморили ее, и глаза слипались сами собой.
— Лили, вам не кажется, что пора поговорить с отцом и назначить день свадьбы? — неожиданно сказал Мэт.
— Что?! — Блаженной истомы как не бывало. Если бы ей внезапно плеснули в лицо ковш ледяной воды, она и то не вздрогнула бы сильнее. — О чем вы говорите? Я не собираюсь выходить за вас замуж. — Ее тон был резок и категоричен. — Вы не любите меня, я вас, разумеется, тоже, а брак, построенный лишь на какой-то там «взаимной договоренности», меня совершенно не устраивает.
Я жду от него отнюдь не товарищеских отношений, да в нашем случае и о них-то говорить не приходится, поскольку большую часть времени вы намерены проводить в море.
Нет, капитан Хоук, я не буду вашей женой. Можете считать мой отказ окончательным, и не стоит к этому больше возвращаться.
— Не думаю, что жизнь со мной так уж неприятна, — едва ли не с обидой ответил он, задетый ее словами. — Мы нравимся друг Другу, что для начала не так уж и мало.
Я уже обещал и готов повторить вновь: вам не придется страдать от плохого обращения, и у вас будет большой красивый дом, в котором вы сможете делать все, что захотите. Если у нас появятся дети, они ни в чем не будут знать отказа. Да, вы правы, я почти все время в плавании, но это означает лишь то, что я не буду вмешиваться в вашу личную жизнь.
— То, что вы описали, можно назвать как угодно, но только не семьей. Вы предлагаете мне полную свободу, даже не спросив, нужна ли мне она, и подразумевая, конечно же, что и ваша жизнь, по сути, не изменится. Разве это отношения между супругами? Нет, капитан Хоук, наши взгляды на брак, увы, не совпадают.
— Ваши взгляды на брак! — фыркнул Мэт. — Да что вы можете знать о браке, вы же еще ребенок!
Столь решительный отказ бесил его. Он вообще не привык, чтобы его отвергали, особенно когда речь шла о женщинах. Кларисса ждала подобного предложения пять долгих лет и не помнила бы себя от счастья, скажи он ей, что хочет взять ее в жены, пусть даже на определенных условиях. А эта девчонка воротит нос и читает ему проповеди о любви, семье и браке!
— Я уже достаточно взрослая и знаю, чего хочу, — сухо парировала Лили. — Я не имею ничего против замужества как такового, но связывать свою жизнь с самовлюбленным, циничным человеком, руководствующимся лишь холодным расчетом и готовым жениться хоть на овце, лишь бы та была достаточно богата, извините! Кстати, Мэт, а почему деньги так важны для вас?
— Они нужны мне на благое дело, — еле сдерживаясь, почти спокойно ответил тот. — Море — моя судьба, моя профессия и мое призвание. Я должен снарядить корабли, чтобы бить врага.
— Бить врага? — опешила Лили. — И вы называете это благим делом? Но, помилуйте, какого врага?
— Война между Англией и Америкой неизбежна. Из-за англичан я потерял все свое состояние. Их суда останавливали мои корабли в открытом море, забирали груз и принуждали матросов переходить на службу в британский королевский флот. Но теперь у меня есть лицензия на каперство, и я заставлю вашу страну дорого заплатить мне за каждый украденный цент.
— Боже правый! — ужаснулась Лили. — Так вам нужны мои деньги, чтобы воевать с моей же родиной? Ни за что! Вы не получите ни фартинга на свои грязные цели.
Я скорее уйду в монастырь, но никогда не соглашусь стать вашей женой!
— Сомневаюсь, дорогая, — в голосе Мэта прозвучала странная нотка. — Раз уж вы так настроены, мне придется решать все самому. Не позже чем через час у вас не будет иного выбора, как идти со мной под венец.
Сердце девушки сжал страх.
— Что.., что вы хотите сделать? — пролепетала она.
Вместо ответа, он схватил ее и крепко прижал к себе.
Извиваясь в его сильных руках, Лили отчаянно сопротивлялась, но разорвать объятия было не проще, чем повалить дуб, под которым она только что сидела. Ей не удалось ни на дюйм отстраниться от его широкой груди, и губы, горячие влажные губы, оказавшиеся над самым ее ухом, шепнули:
— Успокойся, дорогая, и расслабься… Это будет приятно. Обещаю, тебе понравится…
Внезапно Лили с леденящей душу ясностью поняла, что он решил ее изнасиловать. Она довольно смутно представляла себе, что это означает, но девочки в пансионе нередко говорили о таких ужасах, а некоторые, более опытные, даже рассказывали о какой-то твердой штуковине, которую мужчины носят между ног и используют для того, чтобы получать удовольствие.
— Нет, не надо, прошу вас! — взмолилась она, судорожно пытаясь высвободиться. — Отпустите меня, Мэт, пожалуйста!
— Я надеялся, что этого не потребуется, однако ты не оставила мне выбора.
Она почувствовала его губы на своей шее, они медленно приближались к подбородку, к щеке, ко рту… Девушка попыталась отвернуться, но он уже поймал ее плотно сжатые губы в плен поцелуя и жадно прильнул к ним. Она хотела позвать на помощь, но вместо крика с ее уст слетел какой-то всхлипывающий стон, и она только облегчила ему задачу: его язык мгновенно скользнул между приоткрывшимися губами и углубился в пьянящие недра рта.
Не размыкая кольца своих рук, Мэт плавно опустил девушку на мягкую траву, и его пальцы быстро и умело начали распускать шнуровку ее платья.
Кулачки Лили истерично застучали по широким плечам американца.
— Прекратите, остановитесь! — задыхаясь под его тяжестью, молила она. — Это.., это нехорошо!
Ладони Мэта уже скользили по шелковистой коже ее упругой груди; внезапно его дыхание участилось, а в пальцах появилась едва заметная дрожь.
— О боже, какие они нежные, — бормотал он, не обращая ни малейшего внимания на ее протесты, — их так приятно трогать…
Его прикосновение было легким и мучительно дразнящим, ладони двигались мягко, ласково, чего от мужчины, решившего взять женщину силой, уж никак нельзя было ожидать.
Лили коротко вскрикнула: он быстрым движением спустил ей платье до пояса, и его горячий язык нашел ее соски.
По телу девушки пробежала сладкая судорога, она изогнулась под ним, чувствуя, как сознание застилает пелена красного тумана. Платье скользнуло еще ниже — к бедрам, а его ладони уже требовательно гладили ей живот; затем, действуя одной рукой, Мэт поднял девушке юбку, кончики его пальцев нежно пробежали по внутренней стороне бедра и устремились к вратам, скрывавшим цветок ее девственности. Когда же он раздвинул ей ноги и Лили почувствовала между ними всю тяжесть его тела, она окончательно уверовала, что уже не уйдет с этой поляны такой, какой пришла.