Примерно в двадцати километрах от Роки-Бич и склада фирмы «Т. Джонс» горы вокруг Голливуда прорезало тесное ущелье. К его отвесным скалистым стенам прилепилось несколько дорогих вилл, окруженных деревьями и кустарником. Одна из них имела вид старинного особняка в испанском стиле, в боковом флигеле которого размещался частный музей. Его владелец, профессор Роберт Ярбору, пользовался репутацией известного египтолога.

Огромные окна — с пола до потолка — выходили на выложенную каменными плитами террасу. Когда они были закрыты, внутри становилось невыносимо жарко и душно, так как лучи полуденного солнца светили прямо в окна. Вдоль витрин окон стояло несколько статуй из египетских гробниц. Одна фигура была из дерева и изображала древнеегипетского бога царства мертвых Анубиса. На туловище человека восседала голова шакала. Тень от нее падала на пол — темный силуэт производил жуткое впечатление, вызывая замирание в груди.

Еще и другие сокровища из гробниц Древнего Египта заполняли помещение. Бронзовые маски, развешанные по стенам, казалось, таинственно улыбались. Глиняные дощечки, золотые украшения и изображения скарабеев, этих почитавшихся священными жуков, вырезанные мастерами далеких времен из зеленого нефрита, покоились под стеклом. На свободном пространстве, недалеко от ряда окон, стоял деревянный саркофаг с вырезанной на крышке фигурой захороненной в нем мумии. Он выглядел как простой гроб — не был украшен ни сусальным золотом, ни светящимися красками, что обычно придает саркофагам дорогой и богатый вид. Но он хранил в себе тайну. И был гордостью профессора Ярбору — маленького, слегка полноватого человека с остроконечной бородкой и очками в золотой оправе.

В молодые годы профессор возглавил несколько экспедиций в Египет. Во время этих поездок он находил гробницы, не известные ранее, выбитые в скалах и скрывавшие мумии давно умерших фараонов, их жен и слуг вместе с драгоценностями и другими предметами, погребенными с ними согласно древнему обряду. Он хранил все эти сокровища в своем музее, где писал книгу о сделанных им открытиях и находках.

Саркофаг с мумией прибыл всего неделю назад. Профессор Ярбору нашел эту мумию двадцать пять лет назад. Но поскольку он в те годы был занят исследованиями в другом месте, где взял на себя долгосрочные обязательства по решению одной труднейшей задачи, то отдал мумию на время в один из музеев Каира. Когда же он наконец отошел от дел, то попросил египетское правительство переслать ему сюда мумию в целях научного изучения. Теперь, когда свободного времени у него было предостаточно, он хотел попытаться раскрыть ее тайну.

Однажды после полудня, за два дня до того, как мальчики получили письмо от Альфреда Хичкока, профессор Ярбору находился в своем музее. Он нервно постукивал карандашом по крышке деревянного саркофага, которую можно было поднять, словно это был обыкновенный сундук. Саркофаг, по сути, ничем иным и не был, как деревянным сундуком, в котором лежала мумия.

И Уилкинс стоял тут же, его камердинер, высокий стройный мужчина, давно уже находившийся в услужении у профессора.

— Вы уверены, что хотите этого, сэр, после того шока, который испытали вчера? — спросил Уилкинс.

— Мне надо знать, повторится это или нет, Уилкинс, — настойчиво сказал профессор Ярбору. — Но сначала проветрите здесь, пожалуйста. Я не выношу закупоренных помещений.

— Слушаюсь, сэр. — Уилкинс открыл сразу несколько створок. Много лет назад профессор Ярбору оказался на двое суток запертым в гробнице, с тех пор он избегал помещений с закрытыми окнами.

Распахнув створки окон, Уилкинс поднял крышку саркофага. Оба они склонились над ним и заглянули вовнутрь.

Кое-кому вид мумии может показаться не столь уж и приятным, но отталкивающим его во всяком случае назвать нельзя. Пропитанные бальзамами и другими консервирующими средствами, потом тщательно обернутые льняными бинтами, тела мертвых фараонов и знатных людей Древнего Египта оставались практически в полной сохранности на протяжении тысячелетий. По религиозным понятиям так полагалось подготавливать их для достойного перехода в другой мир. Поэтому вместе с ними в гробницу клали также одежды, украшения из золота, домашнюю утварь и драгоценности, которыми они владели при жизни — для пользования ими в их новом будущем. Мумию в деревянном саркофаге звали Ра-Оркон. Льняные бинты были местами разрезаны, так что профессор мог видеть лик Ра-Оркона. Это было лицо пожилого мужчины с тонкими чертами, словно вырезанными из темного дерева. Губы слегка приоткрыты, как будто он собрался заговорить. Веки опущены.

— Ра-Оркон выглядит весьма миролюбиво, сэр, — заключил Уилкинс. — Я не думаю, что он сегодня заговорит с вами.

— Я на это и не рассчитываю. — Профессор Ярбору поджал губы. — Ведь ненормально, Уилкинс, чтобы захороненная три тысячи лет назад мумия разговаривала. Хотя бы даже и шепотом. Это совершенно противоестественно.

— Поистине так, сэр, — согласился камердинер.

— Но вчера он что-то шептал мне, — сказал профессор, — когда я был с ним здесь один. Шептал на незнакомом языке, но так настойчиво и требовательно, словно хотел, чтобы я что-то сделал.

Он наклонился и заговорил, обращаясь к мумии:

— Ра-Оркон, если ты хочешь говорить со мной, я тебя слушаю. И постараюсь понять тебя.

Прошла минута. Еще одна. Не слышно было ни звука, кроме жужжания мухи.

— Может, я себе все это только вообразил, — сказал вслух профессор. — Да, наверняка так оно и было. Принесите мне маленькую пилу из лаборатории, Уилкинс. Я хочу отпилить вот здесь в углу кусочек дерева от саркофага. Мой друг Дженнигс из университета в Лос-Анджелесе попробует определить потом методом измерения радиоактивного углерода возраст дерева и установить точное время, когда был захоронен Ра-Оркон.

— Слушаюсь, сэр. — Камердинер вышел.

Профессор Ярбору стал обходить саркофаг кругом, постукивая по дереву, пытаясь понять, где лучше отпилить нужные ему кусок. В одном месте ему показалось, что там пустота. В другом — дерево было таким рыхлым, словно полностью сгнило.

Вдруг до него донеслось тихое бормотание, шедшее из саркофага. Он испуганно выпрямился — потом приложил ухо к губам мумии.

Мумия что-то шептала ему! Сквозь слегка приоткрытые губы выходили слова — их произносил египтянин, не живший уже более трех тысяч лет.

Профессор не мог разобрать слов. Это были гортанные и шипящие звуки, такие тихие, что он едва мог их расслышать. Но голос то поднимался, то опускался и звучал все настойчивее и требовательнее, словно мумия пыталась с большим трудом что-то втолковать ему.

Профессора охватило невероятное возбуждение. Скорее всего, это был древнеарабский язык — временами ему, казалось, что он вот-вот узнает знакомые слова.

— Дальше, Ра-Оркон! — настаивал он. — Я пытаюсь понять тебя.

— Чего изволите, сэр?

При звуках голоса у себя за спиной профессор резко обернулся. Мумия тут же умолкла. Перед ним стоял Уилкинс с маленькой острой пилой в руках.

— Уилкинс! — закричал Ярбору. — Ра-Оркон опять шептал! Он начал сразу, как только вы вышли, и тут же перестал, как вы вошли.

У Уилкинса был очень серьезный вид. Он наморщил лоб.

— Очевидно, он разговаривает только тогда, когда вы с ним наедине, — сказал он. — Вы разобрали, что он говорил?

— Нет, — ответил профессор в полном расстройстве. — Почти, но все же не совсем. Я не эксперт по языкам. Возможно, он говорит на древнеарабском или каком-нибудь диалекте хеттов или халдеев.

Уилкинс посмотрел в окно. Его взгляд остановился на доме на противоположной стороне ущелья — на новеньком беленьком домике, прилепившемся к крутому склону.

— Ваш друг, сэр, профессор Фримен, — сказал он и показал на домик, — самый большой у нас знаток языков Среднего Востока. Он может быть здесь через пять минут, и если Ра-Оркон заговорит и с ним, то он, возможно, скажет вам, что хочет сообщить Ра-Оркон.

— Конечно! — воскликнул профессор Ярбору. — Мне надо было сразу позвать его. В конце концов его отец был тогда со мной, когда я нашел гробницу Ра-Оркона. Бедняга — через неделю его убили в торговом квартале. Пойдите, Уилкинс, позвоните Фримену. Попросите его немедленно приехать.