— Адам! — кинулся к другу Макс. Приподнял руку, тут же неживой плетью скользнувшую обратно, приложил два пальца к сонной артерии. Под подушечками четко и ритмично пульсировала жизнь. — Фу ты, напугал! — Барт присел рядом на корточки, потряс друга за плечо. — Адам, что с тобой, ты меня слышишь?

— Макс, — разлепил губы чеченец, — как ты меня нашел? Это был ты? Напугал…

Он обвел глазами пространство вокруг, увидел любопытные ребячьи рожицы, обеспокоенное лицо друга, испуганную улыбку «отельщика».

— Уже утро? Где я? Почему здесь?

— Это я у тебя хочу спросить, — ворчливо, как ребенку, стал выговаривать Барт, чувствуя, как разжимается, отпуская сердце, ледяной занозистый кулак. — Чего тебя сюда понесло? Оступился, что ли, в темноте? А с головой что? Ударился?

Адам потер висок, мгновенно вспомнив обжигающую пылинку, которую он поначалу принял за комара, присел, поводя плечами, словно стряхивая с себя тяготы прошедшей ночи.

— Куснул кто-то, — сообщил он Максу. — Наверное, цеце какая-то. Да так сильно, что я в темноте с дороги слетел.

— Долго летел, — кивнул Барт. — Метров тридцать. Чего тебя в ночь понесло?

— Не спалось, — опустил глаза чеченец. — Решил прогуляться.

Максим длинно и внимательно поглядел на друга.

— Ладно, давай помогу встать. Ноги-руки целы? Проверь.

Вполне сносно, хоть и не очень твердо, чеченец, поддерживаемый с двух сторон другом и догоном, доковылял до «отеля». Выхлебал кружку крепчайшего кофе.

— Кто ж меня так, а? — разглядывая висок, поворотился он к услужливому догону, вставившему в его руку старенькое, обглоданное временем зеркальце. — Что за комары у вас тут летают? Или мухи?

— Тс-с-с! — прижал к губам фиолетовый палец малиец. — Это не комар. Это Йуругу! Только он ставит такие метки! Предостерегает.

— От чего? — озадаченно спросил Адам.

— Не знаю, — пожал худыми плечами догон. — Никто не знает. Может быть, только хогон.

— Хогон? — чеченец обрадовался. — Точно! Вот у него и спросим. Кстати, — криво улыбнулся он Барту. — Нам вообще к нему пора. За главным ответом.

— Давай дождемся Моду, — предложил все больше мрачнеющий Макс. — Вот-вот подъедет.

— Время, друг мой, время! — резво вскочил на ноги Адам. — А Моду и без нас дорогу найдет. Луна-то уже давно уснула!

Дав необходимые наставления хозяину «отеля», друзья двинулись в путь по знакомой дороге. Но чем дальше уходили они от деревни, тем хуже, Барт это видел, становилось Адаму. По его бледному лицу жирными струйками стекал тяжелый пот, глаза покраснели, каждый новый шаг давался все труднее.

— Давай передохнем, — попросил, наконец, приятель. — Видно, у этого Йуругу метка ядовитая…

— Адам, ты мне ничего не хочешь рассказать? — тихо спросил Барт, когда они присели в тень скалы.

— А что ты хочешь услышать, друг? — невинно полюбопытствовал спутник, заметно посвежевший в холодке.

— Правду, конечно, — исподлобья взглянул на него Макс.

— Ты как будто меня в чем-то подозреваешь? — обиженно поджал губы чеченец. — Нехорошо. Не по-братски.

— Ладно, извини. — Барт обломил кудрявую зеленую ветку и принялся ожесточенно ее грызть.

— Пошли? — поднялся Адам. — Вроде, отпустило.

Однако первые же десять шагов показали, что он явно переоценил свои силы. На солнцепеке ему снова стало плохо.

— В глазах темно, — пожаловался он другу. — Не вижу ничего.

— Вернемся в тень?

— Пожалуй.

Странное дело! Как только чеченец развернулся спиной к вожделенному утесу с таинственной пещерой, ему сразу стало лучше! И уже на третьем шаге он с радостью оповестил Барта:

— Все прошло! Я как новенький! Пошли к хогону.

Снова развернулся, шагнул и кулем осел в волглый песок тропинки.

— Опять плохо? — склонился над ним Макс.

Отведя протянутую руку друга, Адам стиснул зубы и, не вставая с земли, повернулся на сто восемьдесят градусов. Прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, стремительно и сильно сделал обратный разворот. И тут же зажал руками голову, словно она мгновенно заболела.

Медленно, из последних сил, повернул к утесу мощную спину. Посидел, отдыхая и приходя в себя.

— Шутник этот Йуругу. Путь вперед мне заказан. Только назад.

Макс настороженно молчал, ожидая объяснения. Но приятель легко поднялся на ноги, кивнул другу.

— Пошли обратно, придется дожидаться Моду.

Обрадованный скорым возвращением гостей, «отельщик», видно, надеясь на удвоение дневного дохода, снова споро накрыл на стол, выставив к привычным уже лепешкам и кофе редкое в здешних местах лакомство — европейский сыр. Друзья с удовольствием позавтракали еще раз.

— Макс, я посплю, пока Моду не приехал, — зевая, попросил Адам. — А то что-то бессонная ночь начала сказываться.

Барт снова взглянул на него странным длинным взглядом, но ничего не сказал, лишь согласно кивнул.

Он немного посидел за шатким столом, размышляя, потом ловко схватил за полу длиной рубахи пробегающего мимо хозяина.

— Сядь. Расскажи мне про метку Йуругу.

Глаза догона испуганно забегали, розовые ногти затарабанили по столу.

— Я не знаю, месье!

Барт демонстративно медленно извлек из кармана бумажник, нехотя вытянул из него пятидесятиевровую бумажку, полюбовался на просвет водяными знаками, лениво упаковал обратно. Бумажник, однако, не убрал, так и оставив на столе.

«Отельщик», судорожно сглотнув, убрал под стол нетерпеливую руку, готовую принять красивую купюру.

— Так Йуругу лишает разума! — расширил глаза малиец. — Метка на всю жизнь! Она означает, что человек неугоден духам. Он сначала ходит задом наперед, а потом уходит к предкам.

Макс тут же вспомнил странности, произошедшие на дороге с Адамом. Вот уж точно, хождение задом наперед.

— А вылечить такого человека можно?

— Это знает только хогон. — Хозяин важно поднял тощий палец. — Он может спросить у Йуругу, простит ли тот человека. Если лис скажет да, то хогон сделает обряд.

— А на твоей памяти Йуругу ставил людям такие метки?

— Да, одному белому, еще давно, когда я был сыном.

— И что?

— Йуругу не простил. — Догон печально опустил глаза в землю, оставив на столе зазывно открытую ладонь.

Макс вздохнул и вложил в нее вожделенную бумажку. Счастливый догон тут же скрылся в своей хижине, а Барт остался за столом, пытаясь все же разгадать загадку, заданную неугомонным чеченцем.

От размышлений его оторвало радостное стрекотанье мотоцикла, лихо развернувшегося на площадке прямо перед «отелем». За рулем сверкающего «харлея» сверкал улыбкой молодой и очень красивый малиец, с заднего сиденья, на ходу снимая шлем, соскочил другой, высокий, худой, с яркой ромашкой седого виска.

— Моду! — обрадовался Барт. — Как хорошо, что ты, наконец, приехал!

— Христами? — девушка обомлела. Ничего подобного никогда она не слышала. — Христами… — потрясенно повторила она. — То есть спасителями собственных душ?

— Да. Только надо очень хорошо понимать, никто не может быть спасен против своей воли. Ни Бог, ни Иисус не решают это за нас.

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих? — за неуверенным смешком Ольга попыталась скрыть полную растерянность.

— Именно, — кивнул отец Павел. — Можно дать человеку еду, но нельзя заставить его есть. Можно привести к животворящим водам, но нельзя заставить испить их. Можно знать, что ты — частичка Бога, но ничего не делать для того, чтобы самому стать Богом. Земля — место свободного выбора. И никто ничего и никогда не может решить за нас.

— И Бог?

— Тем более — Бог.

— Почему — тем более?

— Потому что Бог создал нас по своему образу и подобию, а значит, наделил своими способностями — творить собственную реальность, даже если она в корне отличается от той, которую он предполагал для нас.

— Земля — планета свободного выбора? — осторожно вспомнила Славина один из разговоров с кошкой. — И наша душа здесь проходит урок?