Вся жизнь, все дела, поступки и мысли Котовского пронизаны высокой партийностью.

Заканчивая свою автобиографию «Правда моей жизни», он писал: «В Котовском пролетарская коммунистическая революция и коммунистическая партия имеют одного из самых преданнейших, готовых за ее идеи и задачи погибнуть каждую минуту; а мировая буржуазия имеет в лице Котовского смертельного, беспощадного врага, который каждую минуту готов к последнему решительному с ней бою».

Штаб 2 кавалерийского корпуса имени Совнаркома УССР помещался в городе Умани.

Котовский жил на окраине города, в Пролетарском переулке. Он занимал небольшой особняк, принадлежавший раньше уездному воинскому начальнику. Когда этот дом был отведен Котовскому, он застал в нем вдову царского генерала, разбитую параличом. Командир настоял, чтобы эту старуху оставили в доме, — пусть в покое доживает свой век.

В большой светлой, обклеенной серебристо-серыми обоями комнате Котовский устроил свой домашний рабочий кабинет. На одной из стен висела огромная карта Европейской России.

Рабочий день командира корпуса начинался, обычно, летом в пять часов утра, зимой — в шесть.

В кабинете, за ширмой, стояла большая эмалированная ванна и кувшин. Среднее окно в кабинете, у письменного стола, не замазывалось на зиму. Котовский делал гимнастику при открытом окне, а потом обливал себя водой и докрасна растирал грудь мохнатым полотенцем.

Командир корпуса старался уплотнить свой рабочий день, но как бы он ни был занят, он никогда не забывал физкультуру. Вот распорядок дня, которого он старался придерживаться:

Подъем 5 ч.

Гимнастика и тренировка 6 ч. 30 м.

Завтрак — до 7 ч.

Занятия — до 10 ч.

Тренировка 10 ч. 30 м.

Занятия — до 13 ч. 30 м.

Тренировка 14 ч.

Занятия 15 ч. 30 м.

Тренировка 16 ч.

Обед 17 ч.

Занятия 21 ч.

Гимнастика и тренировка 22 ч. 30 м.

Сон с 23 часов.

Шагая по кабинету, Котовский часто останавливался у окна, выходившего в сад, и смотрел вдаль.

За деревьями виднелись поля и полотно железной дороги. Он любил провожать взглядом удалявшийся поезд.

В одном из своих дневников он оставил запись: «Сила уединения очень важна». Уединение нужно было ему для того, чтобы собраться с мыслями. Замкнутость была чужда ему с первых шагов его сознательной жизни.

Он жил в Умани, а его «линия фронта» охватывала сотни верст — молдавские села, в которых строились новые кирпичные здания школ-семилеток, Ободовскую коммуну и Бердичев, Тульчин и Бершадь…

На письменном столе, покрытом темно-зеленым сукном, стояла гипсовая фигура В. И. Ленина во весь рост и черный бюст К. Маркса.

Садясь утром за письменный стол, Котовский старался заранее распланировать начинавшийся день. Он заносил на листок блокнота вопросы, которые должен был разрешить за день.

Вот одна из таких записей: «Проверить ход контрактации свеклы». «В президиуме Горсовета поставить вопрос о восстановлении кирпичного завода в городе». «Расследовать жалобу крестьянина на неправильные действия сельсовета». «Об агрономической школе»…

Котовский недолго оставался в одиночестве. В городе знали, что его легче всего застать дома в утренние часы.

К нему приходили агрономы, работники Уманского горсовета, инженеры и: ветеринары. Все они с любовью и гордостью говорили о нем: «Наш Котовский».

Григорий Иванович всех внимательно выслушивал. Никого не отпускал он от себя неудовлетворенным или недоумевающим… Если же в чем отказывал, то всегда объяснял причину.

К Котовскому обращались, как к командиру корпуса, как к представителю советской власти — члену ЦИКа СССР и ВУЦИКа, как к другу и советнику. Люди тянулись к нему; с первой же встречи он располагал к себе, ему доверяли, его любили.

В мелочах и в крупном он проявлял большую чуткость к людям.

Григорий Иванович принимал живейшее участие в общественной жизни Умани. Он интересовался благоустройством города, мечтал электрифицировать всю Уманщину, учил торговать уманских кооператоров.

По инициативе Котовского в городе был выстроен образцовый стадион и ряд гимнастических залов.

Однажды на этом стадионе выступили приехавшие в Умань борцы-профессионалы. Григорий Иванович не выдержал и вступил с одним из борцов в единоборство. Эта встреча принесла ему победу. Уже тогда все в городе называли этот стадион «Стадионом Котовского».

Командир корпуса часто собирал местных физкультурников и давал им методические указания. Не оставлял он в покое и ответственных партийных и советских работников. Не раз, бывало, шел он рано утром по улицам, стучал в окна и будил многих городских работников. Он звал их за собой и заставлял вместе с командирами делать утреннюю зарядку.

Бывали дни, когда сотни людей на открытом воздухе делали вместе с Котовским утреннюю зарядку.

В городе знали, что если долгое время по утрам не раздается характерный, настойчивый стук в окна, — значит командира корпуса нет в Умани.

После занятий в штабе Котовский возвращался домой. Он часто приводил с собой самых разных людей: студентов, рабфаковцев, стариков и беспризорных.

…Наступало время обеда. Это был самый оживленный час в семье Котовского. За столом собирались командиры, приезжавшие в Умань из дивизий в командировку, ординарцы и так называемые «переселенцы» — старые бойцы, приезжавшие по разным делам к Котовскому. Ели из тарелок, котелков, мисок; посуды обычно не хватало.

Какие только разговоры и диспуты ни разгорались во время обеда!

Григорий Иванович ел свою любимую мамалыгу, борщ с перцем, пампушки с чесноком и беседовал со всеми одновременно, всех вовлекая в разговор.

После обеда он обычно возился с сыном. Котовский удивлялся способностям своего мальчугана, который уже в два года знал азбуку и запоминал названия частей локомобиля и других механических игрушек, которые отец привозил ему из Москвы, Харькова, Киева…

О рождении сына Григорий Иванович узнал, когда был в Москве. Он смущенно принимал поздравления, а сам все думал: «Какой же у меня сын?». Он рвался поскорее домой — в Умань. Из Киева до Умани из-за снежных заносов не ходили поезда.

Котовский выехал на дрезине.

И вот он тихо вошел в свою квартиру, словно боясь кого-нибудь разбудить. Ольга Петровна протянула ему сына. Котовский бережно взял мальчика. Он долго вглядывался в черты ребенка.

— Какое же дать ему имя? — спросил он жену.

Котовский задумался. Он долго шагал взад и вперед по комнате, подходил к окну, смотрел на видневшееся полотно железной дороги и на далекое поле, заметенное снегом.

Наконец, остановился и сказал:

— Назовем его Григорием. Если какому-нибудь бандиту удастся прикончить меня, — пусть не радуется, будет второй Григорий Котовский. Ты сумеешь его воспитать.

С этого дня стало в семье два Григория — Гриша большой и Гришутка маленький.

В личном быту Котовский был удивительно скромен.

Котовский сурово отзывался о тех, кто слишком много энергии уделял устройству своих личных удобств.

— Если жить только для себя, так вообще не стоит жить, — говорил он.

На партийных собраниях и в личных беседах Котовский всегда подчеркивал, что коммунисты во всем должны быть примером для беспартийных и для подрастающей смены.

«Он ведет образ жизни настоящего коммуниста», — это было высшей похвалой в его устах.

По вечерам Котовский много часов проводил за книгами и оперативными картами.

Каждый раз, приезжая из Москвы и Харькова, он привозил с собой чемоданы, набитые книгами. Его знали все московские букинисты. Он часами ходил у Лубянской стены, где в те годы шла торговля книгами в развалку, и подбирал литературу по всевозможным отраслям знания, собирал все то, что относилось к механизации сельского хозяйства, к сахароварению, к ветеринарии. Вместительная этажерка в его кабинете была заполнена политической и военной литературой.