За выдающиеся подвиги в боях, за самообладание и храбрость Котовского готовились произвести в следующий офицерский чин. Командование знало о его подвигах, но не знало, что он, недавно прибывший на фронт, уже начал вести среди солдат пропаганду и агитацию против тех, кто его награждал. Котовский понял всю бессмысленность и преступность продолжения войны, выгодной лишь помещикам и капиталистам, против которых он вел борьбу всю свою жизнь.

…«Начинается работа большевиков по разложению армии. Еще не сознавая и не охватывая умом всей работы большевиков, я, по интуиции, по чутью, присоединяюсь к ним, как к партии, которая мне наиболее близка и к которой я близок по своей психике. Ведь я с первого момента своей сознательной жизни, не имея никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще о революционерах, был стихийным коммунистом, своей психикой, своей интуицией охватывающим сущность классовой борьбы между трудом и капиталом, между жестоко, беспощадно эксплоатируемым и жестоко, беспощадно эксплоатирующим. Я был по натуре и психологии человеком реального действия. Я не мог спокойно смотреть на бедствия эксплоатируемого бедняка, рабочего и крестьянина, — отсюда моя активная месть богачам сегодня и моя помощь, моя безграничная любовь и преданность тем, кто тяжелым трудом добывал себе кусок черного хлеба. Я насилием и террором отбирал у богача-экплоататора ценности, которые ему по праву не принадлежали, и передавал их тем, кто эти богатства и ценности создавал своим трудом, своей кровью и потом». — Так писал Котовский в автобиографии, говоря о своей жизни и борьбе до Октябрьской революции.

До Октября Григорий Котовский прошел большую суровую жизнь. Он видел страну во всем ее огромном протяжении, от бессарабских виноградников до Горного Зерентуя.

Всю свою ненависть к эксплоататорам, свои еще не осознанные мечты о будущем, о торжестве трудящегося человека он назвал позже «стихийным коммунизмом». В период этого «стихийного коммунизма» у него не было еще той политической сознательности, которую он приобрел в дальнейшей борьбе.

В окопах Румынского фронта солдаты говорили о большевиках и о Ленине, они уже знали лозунги, выдвинутые большевиками и выражавшие кровные требования народа: «Мира. Хлеба. Земли», «Вся власть Советам рабочих, солдат и крестьян».

Каждый большевистский лозунг глубоко проникал в сердце Григория Котовского. Так же, как тысячи рабочих и крестьян, он ждал слов и указаний Ленина. С каждым днем он мужал в кипучей революционной борьбе.

Это было время, когда в Петрограде, под руководством Ленина и Сталина, большевики заканчивали подготовку к Октябрьскому штурму, открывшему новую страницу в истории человечества.

Радостно встретил Григорий Котовский весть о победе вооруженного восстания в Петрограде, о свержении власти капиталистов и помещиков. Великая Октябрьская социалистическая революция свершилась.

Власть Советов распространялась по всей стране.

На Румынском фронте, так же, как и на Юго-Западном и на Украине, борьба за пролетарскую революцию протекала в сложной обстановке. «На Румынском фронте еще больше, чем на Юго-Западном, соглашатели чувствовали себя хозяевами положения. При получении первых же известий о восстании в Петрограде они совместно с генералитетом приложили все старания к организации контрреволюционных сил для противодействия надвигающимся событиям»[9].

Но и здесь поднимались могучие волны народного гнева против вековых поработителей. Солдатская масса была на стороне советской власти. И здесь началась революционная борьба за мир.

Солдаты-окопники избирают Котовского в полковой солдатский комитет. Он едет в румынский город Галац, на армейский съезд 6 армии. На этом съезде 25 ноября 1917 года Котовский был единогласно избран в состав армейского комитета. Сразу же после своего избрания он примкнул к только что образовавшейся фракции большевиков, которая повела борьбу с меньшевиками и эсерами, со всеми соглашателями и контрреволюционерами.

Котовский знал, что теперь он на верном пути. Отныне он слил свою жизнь с жизнью большевистской партии.

В 1924 году Котовский, возбуждая ходатайство о восстановлении ему партстажа с 25 ноября 1917 года, писал: «Официально числясь членом РКП с апреля 1920 года, я фактически примкнул к партии и являюсь ее активным членом с 25 ноября 1917 года, когда на съезде 6 армии Румфронта выделилась фракция большевиков, в которой я состоял. Ежедневное пребывание в условиях ежедневных боев не дало возможности официально себя зарегистрировать в партийной организации до 1920 года.

Сейчас возбуждаю ходатайство через ЦК о восстановлении стажа с 25 ноября 1917 года. Могу по первому требованию указать ответственных товарищей, могущих подтвердить настоящее заявлений»[10].

Армейский комитет 6 армии послал Котовского своим представителем в Кишиневский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.

Его радостно встретили во «Дворце свободы» на Жуковской улице, где в бывшем губернаторском доме размещался Исполком Кишиневского Совета. Котовский стал работать в военной секции. Кишиневцы сотнями шли во «Дворец свободы», чтобы встретиться с Котовским и получить от него совет или указание. Когда он появлялся на улице, его обступала толпа. Его можно было встретить и у вокзала, и на площадях, и в воинских частях. На нем был военный костюм. На гимнастерке были заметны следы недавно снятых погон. Через плечо был протянут ремень, поддерживавший широкий офицерский пояс, на котором висела кобура револьвера. Весь облик этого мускулистого и загорелого человека выражал уверенность и решимость.

Котовский часто выступал на митингах. Он оказался хорошим оратором. Говорил всегда коротко, но убедительно и страстно, и ему нельзя было не верить.

Он едко высмеивал болтовню и нытье меньшевиков и эсеров, вступал в спор с буржуазными молдавскими националистами и благодушными «обывателями», которыми кишел Кишинев. Говорил ли он о безысходном положении бедноты или о солдатских думах, солдаты слушали Котовского с восторгом. За каждым словом Котовского чувствовалась правота и глубокое знание жизни.

Бессарабские бедняки узнали о декретах советской власти, о том, что в России проводится национализация земли. Революционный подъем охватил молдавские деревни.

Осенью 1917 года по всей Бессарабии прокатилась волна крестьянских восстаний. Угнетенные крестьяне самовольно захватывали помещичьи и монастырские земли, леса, пруды, сельскохозяйственные машины.

Вековая жажда земли заставила тысячи бедняков взяться за топоры и винтовки. Во многих селах были созданы сельские комитеты.

Отряды усмирителей, высланные из Кишинева, были бессильны в борьбе с растущим аграрным движением, принявшим в Бессарабии небывалый размах.

Но не дремала и контрреволюция. Она все более наглела. I Бессарабии, молодой республике, далекой от центра, не было достаточно сильной большевистской организации, которая, опираясь на рабочий класс, могла бы дать решительный отпор вратам революции. Этим спешили воспользоваться реакционеры всех мастей. Перед угрозой перехода всей власти в Бессарабии в руки Советов, объединились помещики, капиталисты, эсеры, кулаки, молдавские националисты, агенты и шпионы боярской Румынии.

Молдавские буржуазные националисты, объединенные «молдавским блоком», объявили «автономию» Бессарабии, учредив орган своей верховной власти — «Сфатул Цэрий» (Совет Края), который образовал нечто вроде временного правительства — «Совет генеральных директоров».

«Совет генеральных директоров» издавал приказы и постановления. «Генеральный штаб» формировал молдавские национальные воинские части, вступал в переговоры с империалистическими государствами, устраивал парады и молебствия.