Мисс Баннер отличалась от других Почитателей Господа, у которых языки были как старые скрипучие колеса, которые едут по одной и той же колее. У нее была необычная память, прям-таки великолепная! Что бы я ни сказала, слова проникали ей в уши и выходили изо рта. Я научила ее отличать и называть пять стихий, из которых соткан наш мир: металл, дерево, вода, огонь, земля. Я рассказала, что именно этот мир оживляет: восходы и закаты, жара и холод, песок и ветер, а еще дождь. Я поведала, к каким звукам мира стоит прислушиваться: ветер, гром, стук лошадиных копыт, плеск воды от упавшего камешка. От меня она узнала, чего стоит бояться: быстрые шаги под покровом ночи, треск медленно рвущейся мягкой ткани, лай собак, молчание сверчков. А еще я научила ее тому, как две вещи, смешиваясь, могут порождать третью: вода и земля смешиваются и становятся грязью, жар и вода – чаем, иностранцы и опиум – неприятностями. А еще я обучила ее пяти вкусам, благодаря которым мы помним нашу жизнь: сладкий, кислый, горький, острый и соленый.

Однажды мисс Баннер прижала руку к груди и спросила, как это место называется по-китайски. Я сказала, и тогда она продолжила на китайском:

– Мисс Му, как бы я хотела знать побольше слов, чтобы рассказать, что у меня в бюсте!

Только тогда я поняла, что она хотела поговорить о том, что у нее на душе.

На следующий день я взяла ее погулять по городу. Нам попались люди, которые ожесточенно о чем-то спорили. Я сказала ей, что это злоба. Потом мы увидели, как какая-то женщина кладет еду на алтарь. Уважение, сказала я. Мы увидели вора, голова которого была закована в деревянное ярмо. Стыд, сказала я. Потом нам встретилась юная девушка у реки, которая забрасывала в воду старую дырявую сеть. Надежда, сказала я.

Позднее мисс Баннер указала на какого-то мужика, который пытался закатить бочку через слишком узкий дверной проход.

– Надежда! – заявила она.

По мне, так это была никакая не надежда, а глупость, и у мужика этого вареный рис вместо мозгов. Интересно, что видела мисс Баннер, когда я называла все остальные чувства. Неужели у нас и иностранцев эмоции кардинально отличаются? Они считают, что все наши надежды глупость?

Правда, постепенно я научила мисс Баннер смотреть на мир практически глазами китайцев. Она говорила, что цикады внешне напоминают сухие осенние листья, на ощупь как бумага, потрескивают как огонь, пахнут как облако пыли и на вкус как дьявол во фритюре. Она ненавидела цикад и считала, что от них никакой пользы. Так что пять чувств были совсем как у китаянки. Но было еще и шестое чувство – собственной значимости, свойственное американцам. Оно-то и навлекло на нас неприятности, потому что чувства мисс Баннер порождали мнения, из мнений вырастали выводы, и они частенько отличались от моих.

Бо́льшую часть детства я пыталась видеть мир таким, каким его описывала Гуань. Например, под впечатлением от ее рассказов о призраках. Но после того как ей провели шоковую терапию, я сказала, что ей стоит притвориться, что никаких призраков она больше не видит, иначе доктора ее не выпустят из психушки. «А, секретик! – Гуань закивала. – Только знают ты и я!»

Когда она вернулась домой, мне пришлось притворяться, будто призраки были, чтобы сохранить наш секрет, что Гуань лишь притворяется, что их нет. Я так рьяно пыталась придерживаться двух этих противоположных взглядов, что вскоре начала видеть то, что мне видеть не положено. А как тут не начать? Большинство детей, у которых нет такой сестры, как Гуань, представляют, что призраки прячутся под кроватью, чтобы схватить при первой же возможности их за ноги. У Гуань же призраки сидели прямо на кровати, прислонившись к изголовью. Я их видела. О нет, не киношных призраков в белых простынях, которые летают по комнате и завывают. Ее призраки не были невидимками, как в сериале «Топпер», где они заставляли летать ручки и чашки. Ее призраки выглядели живыми. Они болтали о старых добрых временах. Они беспокоились и жаловались. Я даже видела, как один такой призрак почесал загривок нашему псу, и Капитан застучал лапой и завилял хвостом. Я никому, кроме Гуань, не говорила, что вижу их, боялась, что меня тоже упекут в психушку на шоковую терапию. Мои видения были совершенно реальными, ничуть не напоминали сон. Как будто чьи-то переживания ускользнули, а мои глаза, будто прожекторы, оживили их.

Один день мне запомнился особо. Мне тогда было лет восемь. Я сидела в гордом одиночестве на постели и наряжала свою Барби в лучшие платьица. И тут раздался девчачий голос: «Гэй во кань»[22]. Я подняла голову и увидела на кровати Гуань китаянку примерно моего возраста, но очень мрачную. Она тянула руки к моей кукле. Я тогда даже не испугалась. Еще одна особенность встречи с призраками – я оставалась совершенно спокойной, словно все тело вымочили в каком-то мягком седативном средстве. Я вежливо поинтересовалась по-китайски, кто она такая, и тут девочка начала визжать: «Лили-лили!» Когда я швырнула Барби на кровать Гуань, эта девчонка схватила ее, сорвала с шеи куклы розовое боа из перьев, заглянула под розовое платье-футляр из атласа. Девчонка-призрак яростно выкручивала кукле руки и ноги. Я предостерегла: «Не ломай ее!» Все это время я ощущала ее любопытство, интерес и страх оттого, что кукла мертва. Но я никогда не задавалась вопросом о природе этого эмоционального симбиоза. Я заволновалась, что непрошеная гостья может прихватить куклу домой, и потребовала отдать игрушку. Девчонка притворилась, что не слышит меня, поэтому я подошла и вырвала Барби у нее из рук и вернулась на свою кровать. Я тут же заметила, что боа из перьев исчезло, и заорала: «А ну, отдай!» Но девчонка испарилась, что меня встревожило, поскольку мои обычные чувства только сейчас вернулись, и я поняла, что это был призрак. Я искала боа под простынями, между матрасом и стеной, под обеими кроватями. Я не могла поверить, что призрак мог сделать так, что вполне реальный предмет исчез. Всю неделю я разыскивала боа, обшаривая каждый шкаф, каждый кармашек, каждый уголок, но тщетно. И тогда я решила, что девчонка и вправду украла мое боа.

Конечно, теперь я могу придумать более логичные объяснения. Скорее всего, Капитан стащил боа и закопал на заднем дворе. Или его засосал пылесос, когда мама убиралась в комнате. Что-нибудь в этом духе. Но ребенок не в силах отличить реальность от игры воображения. Гуань видела то, во что верила. Я видела то, во что не хотела верить.

Когда я стала постарше, то призраки Гуань уступили место другим детским «верованиям»: Санта-Клаус, Зубная фея, Пасхальный кролик. Я не рассказывала Гуань об этом. Вдруг она снова бы сорвалась? Про себя я заменяла ее представления о призраках и мире инь святыми, одобренными Ватиканом, и загробной жизнью, основанной на системе заслуг. Я с радостью ухватилась за идею накопления положительных баллов, похожих на наклейки «Эс-энд-Эйч», которые можно вклеить в буклеты, а потом обменять на тостеры и весы. Только вместо бытовой техники вы получаете билет в один конец в рай, ад или чистилище, в зависимости от того, сколько хороших и плохих поступков вы совершили и какого мнения о вас другие люди. Однако, попав на небеса, вы уже не возвращаетесь на землю призраком, если только вы не святой. Наверное, со мной такого не будет.

Как-то раз я спросила маму, что такое рай. Она ответила, что это как бы круглогодичный курорт, где все люди равны – короли, королевы, бродяги, учителя, маленькие дети. «А кинозвезды?» – уточнила я. Мама сказала, что там можно встретить самых разных людей, если они будут достаточно хорошо себя вести, чтобы попасть на небеса. По ночам, пока Гуань болтала со своими китайскими призраками, я на пальцах перечисляла тех, с кем хотела бы встретиться, пытаясь расположить их в каком-то порядке предпочтения, если меня ограничат в количестве встреч, скажем не более пяти в неделю. В первых рядах шли Господь, Иисус и Дева Мария. Затем я бы встретилась с отцом и какими-то другими близкими родственниками, которые к тому моменту уже умрут. Кроме дяди Боба. Я бы ждала сотню лет, прежде чем внести его в свой список. Первая неделя – скучно, но необходимо. Все самое интересное начиналось со второй недели. Я бы встречалась со знаменитостями, которые к тому моменту умерли, – «Битлз», Хейли Миллс, Ширли Темпл, Дуэйном Хикманом – и, может быть, с Артом Линклеттером, придурком, который наконец-то понял бы, почему он должен был пригласить меня на свое тупое шоу.