Рик почти вслух застонал. Погрузиться… Он закрыл глаза и представил, как он погружается в нее, представил, как ее шелковистое тело сливается с его телом.

— С вами все в порядке, Рик? — спросила она.

— Ох, — простонал он, не открывая глаз, — прекрасно.

— Хорошая мысль — закрыть глаза, — прокомментировала Холли. — Это позволит лучше сосредоточиться на окружающих звуках и запахах.

Беда только в том, что он сосредоточился на ЕЕ запахе, сегодня это терпкая свежесть лимона. Что же касается звуков, то, кроме ударов собственного сердца, он слышал еще ее легкое дыхание, когда она села рядом. Он слышал ее голос, когда она говорила с другим участником семинара. Голос так же, как и глаза, был невероятно выразительным, он отражал ее живость, ее страстность, ее возбуждение. Голос сирены, который искушает мужчин плюнуть на свою независимость и бежать за ней, если она склонна подпустить их поближе. Рик не очень хорошо знал мифологию, но случай с моряками, которые позволили сиренам заворожить себя, ему запомнился. Они разбились о скалы.

— Рик, по-моему, вы ужасно напряжены, — услышал он голос Холли. — Надо расслабиться. Наверно, вам помогут дыхательные упражнения.

Только один вид упражнений помог бы ему избавиться от терзающей его муки. Такое упражнение, от которого перехватывает дыхание, пока внутри тела все не взорвется от наслаждения.

Когда она положила руку ему на плечо, он чуть не потерял контроль над собой.

— Вам нужно глубоко вздохнуть… — наклонившись к нему, говорила она.

— Я знаю, что мне нужно, — прорычал он ей в ухо так, чтобы никто не услышал. — Чтобы ваш рот прижался к моему. И если вы не хотите, леди, чтобы прямо здесь, перед всем классом, я повторил то, что случилось позапрошлой ночью, вам лучше держать свои руки при себе.

Он ждал, что она отдернет руку с виртуозно разыгранным негодованием. Вместо этого она погладила его по щеке дразнящее — укоряющим жестом.

— Попытайтесь, Рик, не отвлекаться ни на что другое.

— Вы отталкиваете свою удачу, — предупредил он, уставившись на нее тяжелым взглядом.

Улыбаясь, она легко перепорхнула к другому участнику семинара, который, как заметил Рик, тоже пялил на нее глаза. Он не слышал, что она говорила, и плевать ему было на ее проклятые упражнения. При этом его чертовски расстроила внезапно охватившая его досада. Ведь не ревность же взыграла в нем? Он ревновал Холли? Только потому, что она обратила внимание на механика с лысой макушкой? Он определенно проиграл этот раунд. Ему нужно выпить пива.

Видимо, он слишком долго был без женщины. Он порвал с Лиз около года назад и с тех пор вел почти монашеский образ жизни. Их отношения устраивали обе стороны, правда с разных точек зрения, и закончились, когда Лиз получила повышение по службе, связанное с переездом в Сингапур. Там банкир вскружил ей голову, и она прислала Рику факс с объявлением о своей свадьбе.

Иногда Рик скучал по удобным, ни к чему не обязывающим встречам с Лиз. Это не было буйной страстью. Вряд ли они даже любили друг друга. Но их отношения удовлетворяли определенные потребности, которые сейчас грозно заявили о себе, когда появилась Холли.

— Нет нужды подчеркивать, как важно творчество в развитии самоуважения, — говорила Холли. — Как и для ребенка, для вас могут быть очень опасными критика и постоянное равнодушие к вашим достижениям. Вот зачем вы собрались сегодня здесь — чтобы восстановить хоть частицу творческой спонтанности, которая у нас у всех была в детстве, высвободить ваш внутренний потенциал, открыть себя для новых возможностей. У многих из нас творческая свобода съежилась еще в раннем детстве. Когда это происходит, сомнения в себе подавляют ребенка, он теряет чувство уверенности и вместе с ним чувство безопасности.

— На мой взгляд, вы очень уверены в себе, — вставил Рик.

— Так же, как и вы, — ответила Холли. — Но вид человека часто бывает обманчив. Задиристый индивид, создающий впечатление сверхсамоуверенного, на самом деле может иметь очень низкое самоуважение, которое скрывает за вызывающими манерами.

— И как, вы предполагаете, все эти выкрутасы помогут нам лучше работать? — снова перебил ее Рик.

— Вы найдете новые способы решения проблем и новые методы работы с людьми, более эффективные, и таким путем сумеете выполнять свою работу быстрее, — ответила Холли.

— И все это мы научимся делать, слушая птиц? — усмехнулся он.

— Все это вы научитесь делать, Рик, слушая ЭПОХУ. Это одно из самых важных искусств, которым в наши дни должен владеть руководитель. И каждый должен заботиться о развитии в себе этого искусства. — Она бросила на него многозначительный взгляд и переключила внимание на остальную часть группы. — Спасибо всем. На этом сегодня мое занятие закончено. Через пятнадцать минут Байрон начнет следующее занятие.

— Вы говорили о своем детстве? — спросил Рик, когда остальные рассеялись по двору.

— Я говорила о детстве каждого. Если подавить способности ребенка, то всю жизнь он будет слышать внутреннее брюзжание, эхо тех колкостей, какими осыпали его в детстве, подавляя его самоуважение.

— Эх-хех, подумаешь, папа высмеял перед мальчонкой дурацкие его рисунки, с ребягами случаются вещи и похуже.

— У меня такое впечатление, что ваши слова относятся к конкретному случаю. Вероятно, из вашей жизни?

— В моей жизни нет и не было ничего похожего, — буркнул Рик.

— Мне так не кажется.

— Вы поверите, когда пригласите меня на вашу кушетку? — насмешливо спросил он.

— Нет, когда вы скажете мне правду, для разнообразия.

— Как это понимать? — Неужели она догадалась, кто он на самом деле, встревожился Рик.

— Надо понимать так: вам есть что прятать за фасадом негодяя, за коварной ухмылкой и циничными замечаниями.

— Эй-ей, у каждого своя сила, — запротестовал он. — Так вышло, что коварная ухмылка и циничные замечания — это моя сила.

— И у каждого свои слабости, — добавила Холли.

— Так вас интересуют слабости? В частности, мои?

— Но, по-моему, у вас нет слабостей, разве не так?

— Гм, если вам приятнее думать, что у меня есть слабости, пожалуйста. Я сам признаюсь в первой из них. У меня слабость к кареглазым блондинкам.

— В таком случае мне надо сейчас пойти и сменить цветные контактные линзы, — ядовито улыбнулась она. — Может быть, надеть голубые? Я всегда мечтала о голубых глазах, — печально добавила она. У матери Холли были голубые глаза, и ее совсем не радовало, что она унаследовала карие глаза отца.

— Оставьте свои глаза такими, какие они есть, — деловито приказал Рик.

Холли нахмурилась.

— Есть одна вещь, которую вам надо бы знать, Рик. Я абсолютно не воспринимаю приказы.

— Я тоже.

— Догадываюсь, — сухо заметила она.

— Я служил на флоте и наслушался столько приказов, что мне теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. А какое у вас оправдание? — парировал он.

— Отец, который считал себя главным командиром. Слава Богу, мне уже давно больше двадцати одного, я совершеннолетняя, и он не может держать меня в своих феодальных клещах. Теперь я в безопасности. Свободна.

— А вы не думаете, что вы жестоки по отношению к отцу? Как насчет его чувств? — Рик решил сыграть на обычном у детей чувстве вины перед родителями. — Что, если он скучает без вас?

— Это его проблема, меня она не касается. Убежденность и страстность ее ответа удивили Рика.

— Так вас не беспокоит, жив он или умер, так я понимаю?

— Нет, этого я не говорила. Естественно, я не желаю ему ничего плохого. Как бы там ни было, он мой отец. Но я не позволю ему использовать мои чувства мне же во вред.

— Продолжайте, — поощрил ее Рик. — Из ваших слов выходит, будто он какое-то чудовище.

— Нет, он не чудовище. Он паук, плетущий сети и опутывающий людей, пока у них не наступит паралич. Он высасывает из них всю радость, всю спонтанность, пока они не начнут покорно выполнять его желания. Он требует слепого повиновения. И всегда получает. Но ему мало, и ему нужна еще я. Не слепая и не покорная. Поверьте мне, нам лучше быть подальше друг от друга.