Жрец отсмеялся и спросил:

— Вас случайно зовут не Бертоном? — на этот раз сказано было по-малескиански.

Продолжать игру не имело смысла.

— Допустим. А как вы догадались?

— Фалви беседовал с Клиа. К тому же не все жрецы в восторге от Иерарха.

— Я знаком с Клиа?

— Вы знали ее как Лорну Максвелл.

— А-а, — сказал я. — Кто же научил вас говорить по-английски? Фалви?

— Нет, мой отец. Я не очень хорошо знаю английский, потому что отец исчез, когда мне было десять лет. Сюда, пожалуйста, здесь мы сможем хотя бы увидеть друг друга.

Он осторожно пошел вперед, ведя меня под руку.

— Мой Фалви оказался не слишком убедителен, правда? — спросил я, так как был несколько задет этим обстоятельством.

— Напротив, друг мой. Вам удавалось держать меня в заблуждении до тех пор, пока я не дотронулся до вашей руки, — он положил руку мне на плечо. — Если бы вы когда-нибудь брали Фалви под руку, вы бы заметили разницу. Фалви слишком беспокойный тип, к тому же ваша рука в два раза толще. Вы могли оказаться шпионом Иерарха, но у меня были и другие предположения. Кажется, я не ошибся. Вот мы и пришли. Проходите.

Комната была маленькой.

Пока Кориовл закрывал дверь на замок, я разглядывал обстановку, состоящую из двух кушеток, обитых гладким материалом. Здесь не было клубов пара, хотя воздух пощипывал тело так же, как и в других комнатах.

Посередине стоял стол. Под большим экраном на стене располагался ряд ручек настройки с выбитыми на них позолоченными римскими цифрами. Тут я впервые обратил внимание на то, что нигде в Малеско не видел арабских цифр, а только угловатые римские.

Я обернулся и впервые отчетливо увидел лицо Кориовла. На мгновение я остолбенел.

— Дядюшка Джим?! — непроизвольно вырвалось у меня.

Кориовл слабо улыбнулся, ничего не понимая. Конечно, он не был дядюшкой Джимом, но сходство оказалось так велико, что не могло быть простым совпадением. В большинстве случаев рыжеволосые веснушчатые мужчины похожи друг на друга, словно сделаны по какому-то стандарту. Но в данном случае сходство было слишком близким, чтобы довольствоваться этим объяснением.

Я видел так хорошо знакомое мне худощавое лицо с вытянутой челюстью, те же бледно-голубые глаза, те же пряди рыжих волос, прикрывающие низкий лоб. Он выглядел моложе меня на несколько лет. Я быстро сделал в уме подсчеты. Догадка, которая напрашивалась сама собой, сильно поразила меня.

— Как звали вашего отца? — спросил я.

— Джим Бертон, — коротко ответил он. — Мой отец пришел из Рая.

Я тяжело опустился на ближайшую кушетку.

— Вы говорите его звали Джим Бертон и он пришел из Нью-Йорка?

— Я сказал, что он прибыл из Рая, — утвердительно кивнул Кориовл. — Джим Бертон? Бертон?! Но ведь вы…

— Да, — произнес я в изумлении. — Это мой дядя.

Кориовл в свою очередь тяжело опустился на кушетку, и мы молча уставились друг на друга. Через некоторое время он с сомнением покачал головой. Оснований для недоверия у него было больше, чем у меня.

В конце концов, в своих выводах я опирался на внешнее сходство и на рассказы дядюшки Джима. Кориовлу приходилось верить мне на слово. Поэтому я рассказал ему все, что мог.

— Мой дядя Джим Бертон был очень похож на вас. Лет тридцать назад он исчез и появился спустя десять лет. По возвращении он несколько лет прожил в нашей семье и научил меня, тогда еще ребенка, языку Малеско. Как иначе я мог его выучить? Дядюшка никогда много не рассказывал о тех местах, где побывал, но я полагаю, что ему там пришлось нелегко, так как по возвращении он довольно долго болел. Джим Бертон скончался три года назад, оставив мне свою квартиру. Вот так…

— Ну да, конечно же! — вырвалось у Кориовла. — Джиммертон прошел сквозь Земные Врата из своей библиотеки в Нью-Йорке. Я это помню. Тем же путем пришли вы и Клиа. Какой же я дурак! Я никогда не связывал факт ее появления с Джиммертоном. Она не знает этого имени, и я полагал, что за прошедшие годы проход между мирами переместился в другое место. Но этого не произошло! И вы… мы — двоюродные братья, да?

— Полагаю, что так, — согласился я, изумленно глядя на Кориовла.

После того, что я пережил, я, конечно, больше не сомневался в реальности Малеско, а благодаря обретению родственника, почувствовал, что этот мир стал мне значительно ближе, чем можно было предполагать. Это было все равно что найти двоюродных братьев в Стране Чудес или в Зазеркалье. Кориовл не отрывал от меня удивленных глаз.

— Надо же! — бормотал он, изучая мое лицо. — Нет, вы только подумайте! Кузен из Рая!

— Послушайте, — решительно сказал я. — Давайте сразу разберемся с этим вопросом. Кто внушил вам, что Нью-Йорк — это Рай? Более нелепое сравнение трудно себе представить. Уж поверьте мне, я лучше знаю!

Кориовл лукаво усмехнулся и посмотрел на закрытую дверь.

— Я тоже знаю. Но если кто-нибудь еще услышит подобные речи, то вы лишитесь головы раньше, чем успеете договорить. Иерарх, знаете ли, не поощряет ереси.

Я откинулся на кушетку, поправил свое голубое полотенце и скрестил ноги.

— Ничего я не знаю. Я отвечу на все ваши вопросы, но прежде всего я хочу есть. У меня хватит денег на ужин?

Я протянул ему полную горсть монет, которые мне одолжил Дио. Кориовл улыбнулся и, не поднимаясь, нажал на кнопку в стене.

— Здесь закуски предусмотрены входной платой, — сказал он. — Я тоже хотел бы кое-что выяснить. Где, например, вы взяли эти монеты и, прежде всего, как вы нашли дорогу сюда. Я должен вас предупредить, что… — Пристальный взгляд его бледно-голубых глаз стал довольно холоден. — Я не могу полностью доверять вашим словам, хотя думаю, вы говорите правду. Но у вас нет доказательств. Вы меня одурачили в парной и заставили проговориться. Я сказал достаточно много, чтобы быть за это повешенным, окажись вы шпионом. Мне остается только верить, что вы им не являетесь. Давайте исходить из предположения, что мы доверяем друг другу.

— С этого и нужно было начинать, — пробурчал я. — Возможно, мне удастся найти факт, который убедит вас. Конечно, я понимаю ваше беспокойство. Однако самое убедительное доказательство, которое я могу со своей стороны привести, — это знание языка.

— Да, меня, признаться, это озадачило. Но…

Раздался легкий стук в дверь, и Кориовл бросил на меня настороженный взгляд.

— Откройте, — сказал он.

— Я не знаю, как отпирается замок.

Он потянулся, сдвинул дверную ручку в сторону и снова опустился на кушетку. Я открыл дверь и в комнату хлынул туман. В проеме двери стоял мужчина в розовых шортах, а рядом с ним — трехъярусная тележка.

— Вы звонили? Закуски, сэр, — сказал он.

— Благодарю, — ответил я, принимая от него поднос.

Кориовл тихо закрыл дверь и снова запер на замок.

Нам принесли корзинку с булочками, очень похожими на те, к которым я привык; блюдо вареных яиц, отличавшихся от земных лишь голубоватым узором на скорлупе. Кроме того, нам достался горшок с сыром, горшок дымящейся жидкости (по запаху — чай) и большая чаша с каким-то остро пахнущим крошевом.

Кроме того, на блюде красовались яблоки, персики, несколько гроздьев ярко-красного винограда и множество неизвестных мне фруктов. Подбор продуктов не совсем соответствовал тому, что я заказал бы в ресторане, но выглядело все вполне съедобно, а голод не тетка.

Мы дружно принялись жевать, время от времени бросая друг на друга настороженные взгляды с противоположных кушеток и продолжая нашу беседу.

Скоро я выяснил, при каких обстоятельствах Нью-Йорк можно считать Раем.

Раньше Малеско представлялся мне чем-то вроде Граустарка, Руритании, страны Оз или Утопий Платона, Аристотеля и сэра Томаса Мора. Я полагал, что и он, и все эти миры существуют только в человеческом воображении, но теперь усомнился в этом.

Возможно, каждый из них так же реален, как и Малеско, в свете того, что Кориовл называл «mundi mutabili». Он ссылался на ту же теорию под названием «orbis incon stans» и «probabilitas universitas — rerums».