— Но вы в ответ на мои вопросы говорили, что он играет на губной гармошке. Следовательно, он не дирижёр.

— Кто же он?

— Я знаю только одно: он не врач. Поверьте, было ещё хуже, если бы мистер Хамфри был дантистом, а у Эдисона заболел бы зуб. В таком невероятном случае мистер Хамфри удалил бы ему все зубы и вставил бы зубы Уилларда.

— А мистеру Уилларду?

— Я не удивлюсь, если Хамфри вставит Уилларду зубы питекантропа. А потом отнесёт его череп в антропологический музей. Но если быть точным, я удивлюсь: ведь мистер Хамфри не дантист.

— Он родом из Америки. Как сказал бы ныне покойный лорд Рэндольф Черчилль, Америка и демократия — вещи несовместные.

— Относительно лауданума мы догадываемся, что Эндрю Хамфри подло опоил нас этой субстанцией. Но кем был тот незнакомец в тёмных очках?

— Я слышал голос, — отвечал Тесла. Некоторые сведения всё же возвращались в его голову. — Он бубнил, словно шаман. И, похоже, с неким акцентом. Нет, не могу вспомнить, хоть умоляйте!

— Не знаю, кто перед вами бубнил, но этим неизвестным был...

Чемберлен медленно покачал головой.

— Я понимаю, о ком вы. Один официант этого ресторана...

Он меланхолически вздохнул, но, вернувшись к обыденности, раскинул руками.

— ...мёртв. Мы видели его призрак.

— К вам посыльный, милостивый государь, — сообщил лакей, прикрывая ливреей самого простолюдинского вида парня в старом картузе, с интересом взиравшего на далёкое от него, как звёзды, высшее общество.

— Вы прибыли сюда с поручением? — Альберт Эдуард был заинтересован гостем.

Юный простолюдин, очевидно, пробрался ввысь, если он обращался к премьер-министру.

— Хэесо́н фхаа́снозе, мево́г!

— Вы поняли хотя бы одно слово, мистер Чемберлен? — спросил лорд Солсбери, не надеясь на собственный разум.

— Нет, милорд. Следовательно, перед нами кокни.

— Кокни! Господи, почему судьба на старости лет свела меня с кокни? Почему на старости лет мне суждено слышать этот варварский язык, этот недостойный человека выговор?

— Простите мне моё замечание, но я считаю нужным выслушать этого 'Арри.

‘Арри на удивление быстро понял, что от него требуется, и выговорил следующую невозможную фразу:

— Фам саабсче́неи есо́зеаи. Фо́моз хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и.

— Во имя всего святого, что это означает?

— Давайте рассуждать логически, милорд. Кокни, как их описывают, пропускают «h» в начале слова, но больше я ничего не могу сказать.

— Нам поможет этот факт?

— Некоторые слова кокни заменяют жаргоном. ‘Арри, повтори последние слова, что ты сказал!

— Хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и, мево́г.

— Слово «мевог» ты не произносил. Эврика! Это слово может означать «милорд»!

— Если вы правильно поняли, звук «р» у произносится так, словно у них горячая картошка во рту. Тогда слово «хэесон» означает «Эдисон»! Но что означает «на дхяи неи»?

— Если мы правильно начали расшифровку, то «на дхяи неи» должно означать «на дяде Неде». Кто такой дядя Нед? Почему что-то находится на нём?

— Эдисон находится на дяде Неде? Что это может означать?

— Пусть он изобразит жестами. Язык жестов иной раз бывает понятнее языка кокни.

‘Арри послушно следовал этой идее, начав изображать движения, которые он считает языком жестов, но всякий сторонний наблюдатель назвал бы пантомимой, словно этот кокни выступает в мюзик-холле.

Сначала ‘Арри изобразил ходьбу с несомненной артистичностью, показав утиную ходьбу вперевалку и демонстративно сняв картуз. Ходьба закончилась, и тогда он повёл себя совершенно непредсказуемо: оглядел зал в поисках электрической лампы, достал из кармана рогатку и (кошмар сопровождался бессмысленной фразой «Ногáвьи меснеá тхуá!») выстрелил камнем в ту лампу, которой выпало несчастье попасться его низменному взору. Вскрикнув, Аликс в ужасе закрыла лицо руками, Берти вздрогнул, Никола Тесла недоумённо глядел в спину апашу, даже в столь непредвиденной ситуации стараясь не касаться руками ничего лишнего.

— Кто дал вам право так вести себя? — с величайшим трудом подавил возмущение лорд Солсбери, вставая во весь рост, пытаясь своим видом, словно полисмен, угрожать 'Арри.

— Лорд Солсбери, я подозреваю, что всё это означает пересказ того, что он пытался выразить языком кокни. Но мне не ясно, что нам нужно учитывать: утиную походку или стрельбу.

— Возможно, вы и правы. Скорее всего он хочет сказать, что Эдисон стал апашем.

— У меня другая версия, милорд. Лампа накаливания символизирует Эдисона. Апаши здесь ни при чём.

— Вы не учли тот известный каждому британцу факт, что Джозеф Суон создал лампу накаливания раньше. Следовательно, 'Арри имеет в виду мистера Суона.

— Но какое нам дело до Джозефа Суона? Почему в этой ситуации обращаться нужно непременно к нам? Следовательно, дело именно в Томасе Эдисоне.

У дверей в зал послышались шаги, могущие принадлежать кому угодно, но не доктору Эндрю Хамфри, если судить лишь по его поспешному, безоговорочному уходу. И исключение из всех возможных вариантов оказалось верным: незваным гостем оказался языковед, уже близко знакомый нам по описанному ранее научному определению национальности геян по произносимым ими звукам. Альфред Дулиттл в том же застёгнутом до самого подбородка сером твидовом костюме, грозя неминуемо лопнуть на спине и тем самым дать портным работу на целую неделю, а также грозя уже известному нам кокни своей тростью, входил в зал, где разворачивался, возможно, самый курьёзный из всех проходивших в ресторанах банкетов.

— Я вижу, почтенные господа, что вам требуется моя помощь.

— Откуда вам известен этот только что рождённый факт? — осведомился премьер-министр. — Фонетика или дедукция?

— Нет, ваша светлость, дедукция здесь не имеет места. А фонетика играет важную роль.

— Вы определили наши намерения по наших голосам?

— Нет, ваша светлость, я определил эту вещь по кокни. Если кокни вошёл сюда, то это неспроста, и он хочет что-то вам сказать. Если кокни хочет что-то вам сказать, то вы его не поймёте. Тогда вам потребуется моя помощь. Меня всегда интересовал выговор кокни. По моей теории, положение человека в обществе определяется его речью. Будь моя воля, я научил бы этого парня из низов говорить правильной речью, чтобы он смог выдать себя за герцога, и никто ничего не заподозрит. Ха! Тогда Бернард Шоу узнает, кто из нас мусорщик!

— Простите, но вы хотели перевести речь этого 'Арри на человеческий язык.

— Именно так, милорд.

— Приступайте, сэр. Этот молодчик разбил лампу из рогатки, и мы попутно хотим узнать, что это означает.

— Ну, 'Арри, скажи мне, зачем ты сюда пришёл?

Варвар произнёс, как и в предыдущий раз: «Хэесо́н фхаа́снозе, пгофе́саг дху́лел!».

— «Эдисон в опасности, профессор Дулиттл!», — с неимоверной лёгкостью перевёл учёный.

Лорд Солсбери удержался от того, чтобы прилюдно схватиться за голову, и тем самым не проявил неподобающую чувствительность.

— Всё-таки речь шла об Эдисоне! Что дальше, профессор?

— Фам саабсче́неи есо́зеаи. Фо́моз хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и, — повторил кокни следующую свою фразу.

— Вам сообщение из госпиталя. Томас Эдисон лежит на дяде Неде.

— На каком дяде Неде лежит Эдисон? Вам известно?

— Успокойтесь, всё нормально. Перед нами жаргон. «Дядя Нед» означает кровать, и это выражение, как и остальные, выбрано в рифму. Поскольку речь идёт о больнице, имеется в виду больничная койка.

— Боже милостивый, Эдисон в тяжелом состоянии, а мы сидим на банкете! Но, умоляю вас, скажите, что означала фраза... фраза... «ногáвьи меснеá тхуá»... — лорд Солсбери закрыл лицо руками, осознавая испытанный им позор, когда его язык вынужден был опуститься до кокни, чего ранее он почитал невозможным.

— Направьте мясника туда. «Мясник», вернее, «крюк мясника» на языке кокни означает «взгляд». Кокни хотел, чтобы вы посмотрели на лампу. Теперь ясно, что означал поступок 'Арри, когда он выстрелил из рогатки в лампу. Когда дело дошло до языка жестов, лампа обозначала Эдисона.