— Ещё одна штуковина была обнаружена на Диком Западе. Но поведение двоих других оказалось необъяснимым. Одна штуковина пролетела мимо планеты. Другая повела себя ещё страннее: она упала и разбилась.
— Это всё, милорд?
— Дело в том, что по другой версии, эти прилетевшие штуки сделаны на Венере. Но коли там живут динозавры...
Лорд Солсбери перешёл к теме, не сразу понятой секретарём — надо заметить, что он привык к существующему порядку вещей и не очень хорошо представляет их порядок на других планетах.
— Вам известно, что период обращения нашей планеты вокруг Солнца разделён на два года потому, что иначе столь длительный год был бы неудобен для использования. Но удобно ли делить период обращения нашей планеты вокруг Солнца на две части? Неудобно! В феврале невисокосного года 28 дней? Неудобно! Хотя возможно, что на Гее в феврале тоже 28 дней. Почему? Лишь потому, что Октавиан Август забрал у февраля один день. Следовательно, во всём виноват Октавиан Август! Ведь если бы не он, Её Величество не была бы августейшей особой. Она была бы сентябрейшей особой.
— Вы говорили о количестве дней в месяце, ваша светлость, — напомнил Лидделл.
— Вдобавок, в сутках двадцать четыре часа сорок минут. Тоже неудобно!
— Простите мой настойчивый вопрос, лорд Солсбери, но к чему вы клоните?
— К тому, что на Земле ввиду её иных астрономических свойств может быть более простой календарь. Мы должны воспользоваться возможностью заселения столь удобной планеты. И обращали ли вы внимание на имена? Мы назвали нашу планету англосаксонским словом Мирр[4]. А древние римляне назвали нашу планету именем бога войны. А ту планету, которую мы хотим получить, — он деликатно ткнул пальцем вверх, — древние греки назвали именем богини Геи. В свою очередь её спутник получил имя Селена в честь древнегреческой богини Фобоса и Деймоса.
В ответ Чемберлен слегка взглянул в сторону лепнины.
— Извините... но говорят, что во времена Древней Греции был один большой спутник. Луна.
Милорд молчал, неведомые мысли кружились в разуме.
— Теперь, лорд Солсбери, я хотел бы лучше ознакомиться с космической программой.
Степенно встав, Лорд Солсбери провёл Чемберлена в Государственную гостиную с колоннами. Привычный обширный интерьер с персидским ковром и ионическими пилястрами отныне нарушен веяниями современной техники. В углу стоял беспроволочный телеэлектроскопический приёмник, его задняя часть вмещала когерер, передняя стенка представляла собой линзу, укрывавшую диск Нипкова. На каждой площади каждого города Империи установлен телеэлектроскопический приёмник, и теперь каждый из джентльменов может при желании знать о планах правительства. Присоединённая к телеэлектроскопу рукоятка от граммофона подсказывает любому профану, каким образом волны Герца превращаются в изображение на экране. Тем не менее, паровой двигатель был бы намного лучше.
Место на постаменте занимает модель первого и пока единственного искусственного спутника «Виктория-1» — выпущенного из пушки в полном соответствии с заповедями Жюля Верна. Каждый, кто видел модель, понимает, что искусственный спутник представляет собой металлический шар с источником волн Герца, благодаря антеннам они доходят до поверхности планеты к когереру. Необходимо не допустить, чтобы их принимал когерер телеэлектроскопического приёмника, ибо сложно представить, как сигналы азбуки Морзе отобразились бы на экране.
Место справа от спутника занимает образец воздуходержащего костюма, или, используя греческий термин, космического скафандра — одного из многих, в скором времени имеющих обязанность быть надетыми на солдат-астроменов ради их отправки в космическое пространство. Его материал из не пропускающих лучи Беккереля стального и алюминиевого слоёв и не пропускающего тепло слоя по технологии Дьюара, с обеих сторон покрытых слоями резины, с герметичной шнуровкой от шеи до бёдер, со шлемом из вышеназванных слоёв, открывающим астромену вид через стекло, собранных из тех же слоёв антибеккерелевым зонтом, нагрудным буквопечатающим телеграфным аппаратом, в рабочем состоянии соединяемым проводом с другим астроменом, и заплечным устройством для регенерации воздуха химическим методом, который уместнее было бы осветить в другом месте повествования, производили неизгладимое впечатление. Казалось, что несмотря на прозрачное стекло в шлеме, говорящее о внутренней пустоте, скафандр вмещает в себе человека, который вот-вот сделает небольшой шаг для человека, но огромный скачок для империи.
Над столом висела карта Геи, вышедшая из-под руки самого Скиапарелли. Заштрихованные области обозначали воду, белые области обозначали сушу, где чёрными линиями проходят каналы. С ней соседствовала карта обратной стороны Селены, способной стать промежуточным пунктом для колонизаторов. Это пустое тело (возможно, пустое и внутри) никем не освоено, его стратегические возможности должны быть изведаны. Если мы добавим, что за столом сидел секретарь Лидделл, в цели которого входил приём одной известной персоны, о чём пойдёт речь несколько позже, а на диване сидели Александр Шепард и Малькольм Гленн, уже получившие известность как первые астромены, мы с достаточной полнотой изобразим общий вид гостиной.
Сейчас, когда они не одеты в воздуходержащие костюмы, никто из смертных не догадался бы, что перед ним покорители космоса. Шепард и Гленн, эти двое джентльменов, производят двоякое впечатление. Шепард носит тёмно-русые усы и вытирает их рукавом. Гленн носит светлые усы и вытирать их рукавом ниже его достоинства. Шепард выше Гленна на один дюйм, а Гленн, наоборот, ниже на полтора дюйма. У Гленна серые глаза, а у Шепарда, напротив, не хватает одного зуба. Гленн обучен рисованию, а Шепарду, напротив, достаточно нарисовать на белом листе белый квадрат, чтобы картина была признана шедевром.
Мы не обманем свой разум, видя, как Гленн рассматривает ногти, а Шепард направляет взгляд серых глаз на обложку «Vanity Fair»[5], увенчанную карикатурой на сэра Монтегю Шермана[6]. На том же диване лежали принадлежащие им револьверы Webley Mk II, ношение которых без лицензии достойно подозрения лондонской полиции.
Обложка журнала (а вовсе не тот, кто его читает)
Глава правительства и его министр стояли перед астроменами. Шепард и Гленн встали с дивана и поклонились премьер-министру.
— Мистер Шепард, мистер Гленн, — представил их Чемберлен.
— Мы уже встречались с лордом Солсбери, — ответил Шепард, но лишь сейчас возникшая мысль о неспособности запоминать лица заставила его понять положение вещей. — Приношу извинения, ваша светлость, мы забыли о причине, по которой вы не помните наш облик.
— Я советую вам подходить ко мне с визитной карточкой в руке.
Шепард с ехидным видом почесал усы.
— Всякий читатель газет запомнит наш облик. Мой, вероятно, тоже. Только вот не отличился красотою Малькольм Гленн. Потому что его сóздал мистер Виктор Франкенштейн.
Гленн опустил вниз левый угол рта и в испуге начал ощупывать лицо. Если излагать честно, оно ничем не выделялось. Шепард мысленно смеялся.
Лорд Солсбери вернул их к исходной материи.
— Итак, господа, вы стали первыми людьми, покинувшими пределы атмосферы. Ещё трое заняты несколько иным ответвлением этого дела.
— Мы тоже были на Селене, — верно добавил Шепард. — Мы видели тот холодный пустой мир. Да, он скоро будет полным. Полным дырок, словно сыр. Наши люди несли свет прогресса на поверхность... на поверхность ихних спутников Селен.
— Свил гнездо там мистер Шепард.
— А снёс яйца мистер Гленн.
С этими словами он тихо засмеялся.
Глаза Гленна на одну линию сместились в сторону Шепарда. Лорд Солсбери также задумался над тонкостью.
— Мы слышали это в России, ваша светлость, — счёл нужным пояснить Шепард.
