Кузнец, не задавая никаких вопросов, просто указал на стоящую в середине помещения наковальню. Руперт поставил на нее правую ногу — тот два раза махнул молотком, и кандалы распались. То же самое проделали и с левой ногой, но на сей раз с помощью разогретых докрасна щипцов.

У стоящей в дверях Октавии замерло сердце: она ждала, что горячий металл вот-вот коснется ноги любимого. Но звенья цепи засветились красным и распались, и Лорд Ник оказался на свободе. Так же обошлись с кандалами на руках, и Руперт с наслаждением повел плечами.

— Когда повезут в Олд Бейли, придется снова надеть, — заметил тюремщик. — Но пока ты платишь приличные деньги, будешь сидеть в богатой части и ходить свободно. Конечно, до тех пор, пока тебя не переведут в камеру смертников.

Последнее было сказано с прямотой очевидного факта, но Руперт постарался тут же выкинуть эти слова из головы.

Значит, его переводят в богатую часть, где джентльмены должны расплачиваться за относительные удобства и уединение. Цена составляла три гинеи. Руперт сам платил за Джеральда Аберкорна и Дерека Гринторна. И к ним еще десять шиллингов и шесть пенсов еженедельно за койку.

Вместе с Октавией они поднялись по лестнице наверх. Там в коридор выходили двери просторных и светлых комнат. Воздух был свеж, а из-под запертых на ночь дверей раздавался звон бокалов. Тюремщик открыл одну из них.

— Сюда, Лорд Ник. Благодари друзей. У тебя будет комната на одного. — И игриво подмигнул. — Оставляю вас вдвоем. Когда леди захочет уйти, я внизу, у ворот.

— Двадцать восемь шиллингов за неделю, — мрачно проговорила Октавия, когда шаги тюремщика замерли на лестнице. — Но зато комнату ни с кем не придется делить.

Она откинула вуаль и пристально посмотрела на Руперта — золотистые глаза сияли на смертельно-бледном лице.

— Хорошо, — согласился он, оглядывая свои владения, Обычно в этой камере содержали четверых — отсюда такая высокая плата.

— Здесь есть еще прачка. Она будет стирать и ухаживать за тобой, — с той же мрачной сосредоточенностью объясняла Октавия. — Еду станешь получать с личной кухни начальника тюрьмы. Ну что, доволен?

Руперт криво усмехнулся:

— Насколько может быть доволен человек в тюрьме. Послушай, Октавия, ты не должна больше сюда приходить.

— Не говори глупостей! — возмутилась она. — Сядь-ка лучше и посиди. Я вытру тебе кровь со лба. Ужин и вино Бен заказал в таверне напротив.

Октавия усадила его на стул и осторожно разобрала слипшиеся от крови, перепутанные волосы.

— Негодяй! — кипятилась она, наливая в кувшин горячую воду. — Какое он имел право тебя бить?!

— Как тебе удалось улизнуть от Филиппа? — Руперт не стал с ней спорить. Голова болела слишком сильно, а ее прикосновения охлаждали лоб и успокаивали.

— Очень просто. — Она прикусила нижнюю губу и сосредоточенно нахмурилась. — Сказала, что у меня месячные… Наступили от испуга раньше времени.

— Октавия! — рассмеялся Руперт, но тут же поморщился от пронзившей голову боли.

— Подействовало здорово. — Девушка продолжала распутывать длинные пряди волос.

На секунду радость от того, что они снова вместе и рухнула преграда, разделявшая их последние недели, заслонила мрачные обстоятельства встречи. То, что когда-то казалось жизненно важным, сейчас представлялось пустым, и оба не могли понять, как такие мелочи могли их разделить. Но все в жизни относительно, и в печальной обстановке тюрьмы мало что могло показаться значимым.

— Привет, Ник! Рад, что тебе есть над чем посмеяться, — раздался хмурый и озадаченный голос Бена. Он прошел в комнату и поставил на стол корзину.

Руперт улыбнулся другу:

— Дружище, в моем положении либо смеяться, либо плакать. — Он протянул руку, и Бен сжал ее своими большими ладонями.

— Что же делать? — как-то безнадежно спросил он. — Буду искать лучшего адвоката.

— Не надо тратить деньги на адвоката, — покачал головой Руперт. — Ты не хуже меня знаешь, что это ничего не даст.

— И я о том же говорю, — вмешалась в разговор все еще промывавшая рану Октавия. — Надо тебя отсюда вытаскивать.

Руперт и Бен обменялись взглядами, но ни один не проронил ни слова.

— Ужина хватит на всех? — спросила она, словно не замечая их молчания. — Я ужасно проголодалась и хочу вина.

— Хватит. Там говядина, пирог с ветчиной, копченый угорь, аппетитная головка сыра и две бутылки бургундского. — Бен начал распаковывать корзину. — Будет довольно на всех.

— Ну как, лучше? — Октавия, по-прежнему хмурясь, изучала плоды своего труда. — Рана очень глубокая. Нужно вызвать врача, пусть зашьет.

— Ни к чему.

— Но останется шрам.

Руперт пожал плечами. Шрамом больше, шрамом меньше на мертвеце. Вслух он этого не сказал, но Октавия прочитала мысли. Она резко отвернулась — упрямо сжав губы.

— Бокалы для вина есть?

— Вот, — показал Бен. — Принес несколько штук из таверны. — Он разлил вино. — Вот уж не предполагал, Ник, выпить с тобой здесь. Как я себя ругаю!

— Не стоит. Кто-то навел сыщиков, но кто? Если рассуждать здраво, это человек из «Королевского дуба». Бен потемнел лицом.

— Морриса, когда мы разговаривали, в таверне не было, а вот новый конюх работал, и как раз за стеной, напротив того места, где мы стояли.

— Что ты о нем знаешь?

— Почти ничего. Но в ближайшее время узнаю, — решительно проговорил Бен.

— За такими людьми нужен глаз да глаз, — заметила Октавия.

Решимость как-то улучшить положение Руперта ее успокаивала и ободряла. Но теперь, когда она сделала все что могла, сознание страшной беды заставило ее содрогнуться. Все-таки они находились в Ньюгейте. И даже в этой просторной и светлой комнате на дверях стояли крепкие замки. Она не представляла, как можно отсюда сбежать.

— Вот если бы удалось пронести сюда женскую одежду, ты бы переоделся и ушел с другими посетителями.

— Милая, за мной будут следить день и ночь, — мягко заметил Руперт. — И станут проверять все, что сюда понесут. Лорд Ник — слишком драгоценная добыча, чтобы о нем забыли. А если обнаружат, что я собираюсь бежать, снова закуют в кандалы.

— Но нельзя же ничего не предпринимать! — нетерпеливо тряхнула головой Октавия. Бен положил ей кусок мяса и пирога, но аппетит внезапно пропал. — Тебя же повесят, если признают виновным!

Руперт вздохнул:

— Давай не будем сейчас об этом говорить. Допьем вино, и идите с Беном домой. — Морщинки усталости пролегли у его губ, глаза закрывались от нечеловеческого напряжения, нестерпимой боли во всем теле.

— Я приду завтра утром.

— Не надо, — тихо попросил он. — Все, что нужно, сделает Бен.

— Лучше, чем я? — Золотистые глаза потемнели от обиды.

— Ну, не все. — Руперт заговорщицки улыбнулся.

— Я поставил Питера в таверне, — кашлянул Бен. — Смотритель тюрьмы мистер Акерман отдал его без лишних разговоров.

— Хорошо. — Руперт поднялся, но тут же покачнулся — снова нахлынула дурнота; — Бен, проводи Октавию домой.

— Хорошо. Пошли, мисс.

Девушка в нерешительности стояла.

— А почему бы мне не остаться здесь на ночь? Тебе нужен уход и…

— Нет, — твердо перебил он ее. — Уходи. — И, притянув к себе, нежно поцеловал в лоб. — Послушайся меня, держись отсюда подальше.

Октавия подняла на него глаза:

— Извини, но я не могу сделать то, о чем ты просишь. — Она встала на цыпочки и потерлась губами о его губы. — Визиты сюда меня не скомпрометируют. Подожди до завтра — ты меня не узнаешь.

Октавия улыбалась, но не могла скрыть, чего ей это стоило.

— Отдыхай. Завтра принесу тебе настойку опия. Я подумала об этом и сегодня, но навалилось так много дел… — Девушка развела руками.

Руперт слушал, как затихали их шаги на каменной лестнице, потом бросился на одну из кроватей и, подложив руки под голову, уставился в потолок.

Сколько времени осталось до суда? Адвокат, конечно, мог бы потянуть со слушанием, но это — все, что было в его силах. Руперт не знал, хотел ли он проволочек: коротать дни и ночи в этой комнате и знать, что будущего нет? Что покинуть тюрьму можно лишь в телеге, которая повезет его на площадь Тайберн?