— Я ходил, мадам. — Молодой человек уставился в темноту, словно ожидая, что экипаж материализуется прямо из воздуха.
— Тогда почему ее нет? — В голосе светской дамы появились сварливые нотки.
— Моя карета к вашим услугам, Маргарет, — раздался рядом ровный голос графа Уиндхэма.
Леди Дрейтон живо обернулась к нему;
— Я думала, вы отправились домой еще час назад.
— Играл у Маунт Эдгекомб. Но партия в конце концов расстроилась — один из сторожей ее светлости вдруг решил, что дом намереваются посетить сыщики. — Граф усмехнулся. — Ложная тревога, конечно. Но желания играть у многих поубавилось.
— Представляю! Лоутон, вы оказались полной никчемностью. Идите-ка спать, — обернулась Маргарет к невезучему молодому человеку.
— Но я звал карету… Уверяю вас… — запротестовал он. — Не представляю, куда она могла запропаститься.
— Может быть, превратилась в тыкву, — сострил граф. — Мадам, мой экипаж вас ждет. — Он предложил Маргарет Дрейтон руку, и Майклу Лоутону не оставалось ничего другого, как откланяться.
— Уиндхэм, вы знаете, как создать удобства даме, — одобрительно заметила Маргарет, когда лакей набросил ей на колени плед. — В вашем обществе женщина не останется под дождем без зонта, не станет ждать на ветру экипаж, и ее не усадят в «Пьяцце» за дурной столик. Не то что с этим несчастным болваном Лоутоном.
— Это что, легкий флирт, Маргарет? — поинтересовался граф легкомысленно. — Если так, то малышу стоит посочувствовать.
Его спутница рассмеялась:
— Просто развлекаюсь, Филипп. Сама не знаю, зачем я ввязываюсь в эти скучные интрижки. — Она изящным жестом поправила на лице мушку. — Постоянно хочется быть в центре внимания.
— Конечно, — согласился граф. — Ас Рупертом Уорвиком вы тоже развлекались? — Обманчивый ровный тон исчез. Вопрос был поставлен остро, как нож.
— Вот тебе раз, Филипп! Что это с вами? — деланно рассмеялась Маргарет. — Уорвик — самый забавный из всех джентльменов.
— Мне просто хочется знать, кто еще пасется в этом огороде, — холодно отрезал граф. — В некоторых вопросах я очень щепетилен, хотя вам, конечно, этого не понять.
Леди Дрейтон побелела от нанесенного оскорбления. Неестественно яркие пятна румян на мучнисто-белом лице делали ее похожей на размалеванного шута.
— Не думаю, что правильно поняла вас, милорд.
— Да будет, Маргарет, не ломайте комедию, — хмыкнул граф и, подавшись вперед, резко взял ее за подбородок. — Я требую на ваше тело исключительных прав. Лишь ваш муж может так же требовать от вас все, что ему заблагорассудится, и вы как послушная жена должны во всем ему угождать. — Ангельское лицо Филиппа выражало кротость, но пальцы все больнее сжимали подбородок.
Маргарет всхлипнула и попыталась вырваться. В это время карету качнуло, и женщину швырнуло к ногам графа. Тот схватил ее за запястье и удержал в этом унизительном положении.
— Давайте закончим этот разговор. Я думаю, мы друг друга поняли. — И граф так же внезапно выпустил руку Маргарет и толкнул ее назад, на сиденье. — И зарубите себе на носу — шлюхи мне не нужны.
Светская дама смотрела на него потрясенная. Лицо графа неясно бледнело в сумерках кареты. То, как он заявил на нее свои права, привело Маргарет в замешательство. Она привыкла, что ухажеры, настойчиво добиваясь ее благосклонности, в конце концов оказывались в ее полной власти Филипп был не таков — она знала это. Однако Маргарет легкомысленно надеялась, что сумеет поставить его на место. Но то, что происходило сегодня, было невероятно и пугало ее. Она всегда боялась мужчин, еще в бытность свою в заведении у мадам, но там к ее услугам был колокольчик: стоило только позвонить — и появлялся крепкий лакей. А сейчас она одна, в карете Уиндхэма, управляемой его людьми, и помощи ждать неоткуда.
— Руперт Уорвик для меня ничего не значит. — Маргарет искоса взглянула в окно, пытаясь различить в темноте хоть один знакомый дом. Обычно расстояние от Альмака до ее дома на Маунт-стрит карета преодолевала за пятнадцать минут. А они, казалось, едут уже вечность.
Спутник Маргарет не отозвался — откинувшись на бархатные подушки, он просто смотрел на нее: глаза — две серые дыры в плоскости лица.
Маргарет почувствовала настоящий страх, словно она находилась в обществе дьявола.
— Почему мы так долго едем? — наконец выговорила она, забившись в угол кареты.
— Вы спешите домой, дорогая? — улыбнулся Филипп. — А я полагал, что вам доставит удовольствие небольшой тет-а-тет.
В сердце Маргарет закралось подозрение, которое постепенно превратилось в уверенность.
— Что случилось с моей каретой? Улыбка графа стала еще шире:
— Я ведь уже сказал: я надеялся, что вам будет приятен небольшой тет-а-тет.
— Так это вы ее отослали? — От обиды ей захотелось заплакать.
— Верно. — Он постучал в крышу кареты, и в ответ на его сигнал кучер повернул направо.
— Отвезите меня домой!
— Естественно. — Словно удивившись, он пожал плечами. — А куда же еще я вас везу? Минуты через две окажетесь прямо у своих дверей.
Маргарет молча сидела в углу. Она была слишком напугана, чтобы продолжать разговор. Наконец экипаж остановился. Узнав при свете масляного фонаря собственный дом, она так заспешила, что соскочила на землю, не дожидаясь, пока лакей отбросит лесенку. Граф высунулся из открытой дверцы:
— Простите, не буду провожать вас до самого порога, дорогая.
— В жизни больше с вами никогда не заговорю! — Голос Маргарет все еще дрожал, но вид собственного парадного всего в трех шагах придал ей смелости.
— Вы разбиваете мое сердце, мадам, — учтиво поклонился Филипп, и голова его скрылась в карете, дверца захлопнулась.
Всю дорогу, пока карета везла его домой, Филипп довольно улыбался. Маргарет ему надоела, но он понял это только сегодня, когда увидел ее вместе с Рупертом Уорвиком. Настала пора для новой интрижки. И для нее никто не подойдет лучше молодой, свежей и очень живой жены человека, которого он внутренне ненавидел.
Филипп выпрыгнул из кареты и легко взбежал по лестнице к дверям парадного подъезда. Он чувствовал такую бодрость и воодушевление, как будто сейчас был день, а не холодные и темные предрассветные часы. Двери растворились, прежде чем он успел постучать — ночной лакей хорошо понимал, что значит уснуть на посту, и чутко вслушивался в тишину, стараясь еще издали различить громыхание колес. Дверь за хозяином он не запер: с приездом графа жизнь в доме началась.
Мальчишка — чистильщик сапог, продрав глаза ото сна на холодном полу в судомойне, вышел со стороны кухни и, стараясь окончательно проснуться, тер грязными руками глаза. Вслед за ним вышагивал второй лакей — его непосредственный начальник — в ливрее, накрахмаленном парике и со связкой ключей в руках: нужно было открыть для горничных комнаты для утренней уборки.
Заметив графа, второй лакей схватил за шиворот мальчишку-чистильщика и сунул его под лестницу. Взгляд графа не следовало оскорблять видом семилетнего парня с всклокоченными волосами, испачканными руками, в переднике на щуплом тельце — даже в пять часов утра ему было не место в жилой части дома.
Филипп прошел прямо к себе в покои, где его ждал камердинер. Несмотря на бессонную ночь, слуга, казалось, желал лишь одного — немедленно исполнить любое приказание.
— Хорошо провели вечер, милорд?
— Спасибо, неплохо. — Граф опустился на стул и вытянул ноги.
Камердинер снял сапоги, потом осторожно помог избавиться от сюртука. Один взгляд на хозяина подсказал ему, что граф не расположен разговаривать, и он продолжал выполнять свои обязанности молча: облачил его светлость в бархатный халат, отдернул полог кровати, откинул покрывало. Потом застыл в ожидании.
— На этом все, Фредерике. — Филипп махнул рукой. — В постель я улягусь сам.
— Хорошо, милорд. — Камердинер с поклоном вышел из комнаты. Оказавшись в коридоре, Фредерике задумался. На его лице читалась неуверенность; никто не мог сказать, сколь долго продлится сон графа — он мог проспать и два, и шесть часов кряду. Сегодня утром господин показался беспокойным, а это означало, что колокольчик может позвонить уже через пару часов, а Фредерике ведь должен предстать перед хозяином свежим и бодрым, как если бы он проспал всю ночь. Значит, можно только немного подремать и тут же начинать готовиться к моменту, когда хозяин изволит его позвать.
