Начинается оно напоминанием о прежних посланиях шведского короля к Василию Шуйскому: «Писал многожда к царскому величеству к великому государю нашему, царю и великому князю Василю Ивановичи) всеа Русии государь ваш Карлус король, оказуючи любов свою к нему великому государю и всему Московскому государству, а хотел помогати от польских и литовских людей и от воров от северских людей…»^[349]Сейчас как раз настал такой момент, пишет Скопин, когда царь Василий «хочет быти с Карлусом королем в вечном миру и в соединенье и на всех недругов стояти за один». Для этого царь и прислал в Новгород его, боярина и воеводу, просить «Ругодивского державца Филиппа Скедина» как можно скорее «собрата ратных людей тысечю человек конных и прислати их тотчас ко мне в Великий Новгород».

От имени царя Скопин обещает обеспечить им «корм» по дороге из Нарвы в Новгород, а по окончании службы — «что месецов заслужат, и государь пожалует их великим своим жалованьем». Царский воевода подчеркивает: выполнив просьбу царя Василия, шведский король сможет тем «истинную и крепкую дружбу на век показата», о чем он, король, неоднократно писал в Россию. А царь, в свою очередь, берет на себя обязательство помочь шведскому королю «своими царскими ратьми, где будет надобно вам» на тех же условиях. По поручению царя Скопин также сообщает, что Россия готова и впредь соблюдать договор, подписанный со Швецией при царе Федоре Ивановиче в 1595 году в Тявзине. Заканчивается письмо припиской уже от лица самого Скопина, который настоятельно просит нарвского коменданта: «Единолично бы тебе собрата вскоре ратных людей и ко мне в Великий Новгород прислати». О деньгах и корме пусть не беспокоятся — «тотчас будет готов».

Письмо в Нарву интересно сразу по нескольким причинам: во-первых, перед нами один из немногих сохранившихся документов, написанных лично Скопиным, — точнее переводчиком под диктовку Скопина. В письме хорошо видно желание воеводы как можно скорее получить шведскую военную помощь, и думается, не только стремлением выполнить царское поручение можно объяснить настойчивый тон его послания. В Москве Михаил насмотрелся на «оскудевание» царского войска и отъезд служилых людей по домам, их очевидную неохоту воевать за царя Василия. К тому же как человек, уже имевший военный опыт, Скопин понимал, каким должно быть войско, способное разбить тушинцев.

Тысяча конных из Нарвы, да еще тысяча из Выборга, да пехотинцы, которых пришлет Карл, — это хорошая основа будущего войска, с которым можно начинать воевать против самозванца. Если удастся выиграть хотя бы один бой против отрядов «царика», будет легче собирать и своих служилых людей по городам, а там и на выручку осажденной Москвы можно будет идти.

Второй важный момент послания — это условия предоставляемой шведами помощи. Поскольку сохранился лишь текст окончательного договора, подписанного в 1609 году в Выборге, а условий предварительных соглашений нет, то письмо Скопина в Нарву дает возможность проследить некоторые эпизоды истории заключения договора. Итак, первоначальные условия договора явно выглядят как обоюдовыгодная сделка: у России и Швеции есть общий враг — это Речь Посполитая, с которой шведы воюют в Лифляндии с переменным успехом вот уже восемь лет. В Россию хитрые поляки, как писал шведский король, засылают одного самозванца за другим, надеясь подорвать основы государства изнутри, о чем шведский король не единожды «с любовью» предупреждал своего «брата» в России. Поэтому союз Швеции и России против Польши, по мнению шведов, взаимовыгоден и непременно должен быть заключен. Сегодня шведы оказывают помощь России — а завтра Россия, в случае необходимости, ответит тем же.

Конечно, и сам Василий Шуйский, и его близкое окружение, и воевода Скопин прекрасно понимали, что за «дружескую» шведскую помощь нужно будет расплачиваться не одними деньгами. Три послания короля Карла IX в Россию только за первую половину 1608 года показывают его упорное желание добиться не мытьем, так катаньем ратификации Тявзинского договора, далеко не все статьи которого отвечали интересам России. Поэтому в письме Скопина четко обозначена позиция России — жить со Швецией «в дружбе и в вечном миру и на век неподвижно по прежним записям». Однако в послании ничего не говорится о наиболее выгодной для шведов и совершенно не приемлемой для России 2-й статье договора: лишении русских городов права быть свободными для купцов всех государств, при сохранении этого права только за Выборгом и Ревелем. Ничего не говорится в документе и о программе-максимум внешней политики Швеции, а именно о желании отторгнуть от России все принадлежащие ей города Ливонии, а также Ивангород, Ям, Копорье и Корелу с уездом. И первое условие союза, и второе будут выдвинуты шведами позже, на последующих переговорах, к чему Василий Шуйский и Скопин, безусловно, были готовы и что они уже заранее, перед отъездом Скопина, обсуждали в Москве.

Судя по дальнейшим событиям, в Москве было решено отдать шведам, если они будут того требовать, города Ливонии, которые к тому времени по большей части уже захватили поляки. Следующим возможным шагом была уступка города Корелы с уездом и даже, как указывает шведский историк Юхан Видекинд, города Нотебурга (Орешка)^[350]. Однако, по замечанию того же историка, русскими «редко что-либо уступается без долгого торга», и возможный переход Корелы шведам — долгая история.

Корела, или Кексгольм, как называли этот русский город шведы (ныне город Приозерск), был потерян Россией в 1580 году во время Ливонской войны и затем возвращен при Федоре Ивановиче в 1597 году. Летописец так описал историю приобретения и потери Корелы: «Лета 7089-го взяли немцы Корелу при царе Иване Васильевиче. А у немец взял царь и великий князь Федор Иванович без крови 106-го, а было за немцы 17 лет. А сто девятогонадесь отдал им опять царь Василей Шуйской за то, что оне отогнали от Москвы панов и русских воров с князем Михаилом Васильевичем Шуйским»^[351].

Приобретение Корелы не давало шведам возможности, как они того добивались, полностью блокировать балтийскую торговлю России. Однако обладание стратегически важным Карельским перешейком позволяло им в дальнейшем начать экспансию на северо-восток и восток страны^[352].

В уезде проживало в основном православное население, в самом городе действовало в то время шесть православных храмов и четыре монастыря, которые за 17 лет пребывания за шведами неоднократно ими грабились и разрушались. Местные жители натерпелись лиха за годы шведской оккупации и вовсе не жаждали ее повторения. Но сложившаяся в России ситуация двоевластия, а точнее, двоебезвластия, требовала от Шуйского жертв, и он предпочел пожертвовать частью, лишь бы не лишиться целого.

Похоже, его позицию разделял и Скопин, поскольку на будущих переговорах со шведами в Новгороде, настаивая на скорейшей присылке наемного войска, он скажет от лица царя: «Пограничные города… не имеют для великого князя того значения, какое имеет главная задача, решаемая под Москвой: ведь в первом случае города, узнав хотя бы о единственной удачной битве… легко вернутся к покорности князю, тогда как во втором — борьба идет за благополучие и славу государства»^[353]. Заметим, что вовсе не славой и прочностью престола своего родственника Шуйского был озабочен молодой воевода, но благополучием государства в целом.

Конечно, утрата территорий, на которых проживало русское православное население, и переход их под власть протестантской Швеции были тяжелой потерей для России. Условия передачи Корелы будут оговорены отдельно, особым приложением к договору, в котором будет прописан и переезд самих жителей, и вывоз церковного имущества. Однако после подписания договора жители Корелы вовсе не захотят выполнять эти условия, а в ситуации гражданской войны, охватившей бо́льшую часть городов России, контролировать соблюдение подобного условия вообще будет невозможно. Наемники нужны сегодня, рассуждали Шуйские, без них с тушинцами не справиться, ну а завтра может случиться что угодно. Возможно, именно на такой исход рассчитывали и Скопин, и царь Василий Шуйский, решая судьбу Корелы.