Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Чтобы прокормить свое быстро растущее войско — а из Польши под Москву приходили всё новые отряды, — самозванец разрешил наемникам собирать дань с тех земель, которые присягнули ему, ну а с тех, которые еще не присягнули, — выбивать силой. Кто-то, приехав в Россию нищим, сколотил здесь за годы Смуты приличное состояние, а тот, кому посчастливилось вернуться на родину, еще долго с удовольствием вспоминал кампанию в России и мечтал о новой. «Это была удачная война», — признавались сами поляки[325].

Впрочем, наиболее дальновидные из наемников предупреждали рвение комиссаров самозванца: чрезмерными притеснениями можно настроить русских против себя и породить в стране недовольство «царем Дмитрием» и даже бунт против него. Но корысть и алчность «рыцарей удачи» трудно было направить в разумное русло, поэтому вскоре подтвердились самые худшие опасения прозорливцев: «Когда люди узнали, что надо платить такую дань, сборщиков перебили, утопили, замучили. Все заволжские края восстали…»[326]

Столицу в тот момент уже не воспринимали как сердце страны, всяк город стал промышлять сам о себе. Вот тогда-то приближение катастрофы почувствовали по всей стране: от Астрахани до Архангельска и от Ивангорода до Вятки. Войско перестало выполнять приказы царя, после проигранного в сентябре боя под Рахманцевом ратники самочинно разъезжались по домам. «А царь их Василей унимал, и оне не послушали, нашим де домам от литвы и от русских воров быть разоренным. Казанские и мещерские татаровя и чюваша и черемиса поехали по домам же»[327]. Ни уговоры, ни угрозы царя не помогли: если власть не способна защитить семьи служилых, пока они воюют, им придется делать это самим. Стремление любого человека защитить свой дом, особенно если ему угрожает опасность, естественно, но возобладание принципа: «мой дом — моя крепость» рождает философию отчуждения, разобщенности, по сути ведет к распаду страны…

Скопин-Шуйский с горечью наблюдал, как разбегалось по городам и весям царское войско, как уже открыто отказывались воевать на стороне царя. Нет, на бунт никто не решался, помнили слова патриарха: «Кий ответ дадите Богу в день Страшного Суда Его?»[328] Но и собрать войско, заставить его выйти в бой против самозванца тоже не представлялось возможным. Многие предпочли отсидеться дома и выждать, чем закончится противостояние царя и «царика».

Успехи тушинцев между тем красноречиво свидетельствовали о их нарастающей силе. Из Тушина один отряд ушел под Коломну воевать Рязанскую землю, другой отряд под командованием Сапеги и Лисовского был отправлен осаждать Троицкий монастырь. Монастырь привлекал тушинцев своим богатством и важным стратегическим положением; для России же Троицкая обитель была духовным оплотом, святым местом, где покоились мощи преподобного Сергия, поэтому так важно было отстоять монастырь, собрать военные силы, чтобы защитить его.

Пока защитники Троице-Сергиевого монастыря готовились к обороне, в Поволжье присягнули самозванцу татары. Первыми были касимовцы и шатчане, за ними последовали в ставку Тушинского вора темниковские татары, к концу года против Шуйского поднялись жители Алатырского, Цывильского, Свияжского, Чебоксарского уездов. Когда восстали Саратов и Арзамас, Нижнее и Среднее Поволжье объединились, и Федор Шереметев, который находился в Казани с войском, шедшим на помощь к Москве, оказался отрезанным от центральных районов.

Для государства наступил самый тяжелый момент с начала Смуты. Казалось, помощи ждать неоткуда, да и самому царю, фактически оставшемуся без войска, было не на кого опереться. В этой тяжелой, критической ситуации должен был появиться человек, который бы думал не о себе, а душой бы «заболел на общее дело», как написал историк И. Е. Забелин. Такой человек был необходим — и он появился: воеводу Михаила Скопина-Шуйского царь решил послать за военной помощью к шведам и назначить его командующим будущим войском.

Шведская помощь

Впервые предложение военной помощи пришло из Швеции, едва в России началась Смута. Воссевший на престол в марте 1607 года Карл IX только в течение одного года прислал Василию Шуйскому четыре грамоты с предложением дружбы и помощи.

В первом своем послании Карл в самых мрачных тонах описал намерения европейских держав в отношении России. За Польшей — старой противницей России и Швеции — стоят германский император и Рим, а Испания якобы уже готовит многочисленный флот, чтобы утвердиться в Балтийском море и затем вторгнуться в русские владения. «Королю известно, что папа со всею лигою и поляками поднимает на помощь себе разные народы, чтобы заводить всякие смуты и войны, завоевать всю Московию и привести ее в покорность и подданство себе»[329]. В такой сложной ситуации царю остается только принять предложение короля, и он немедленно получит из Швеции военную помощь.

Конечно, никто в России не сомневался в истинности намерений шведского короля. Уполномоченным, посланным в Россию для переговоров о союзе с Швецией, король предписал свято блюсти прежде всего собственные интересы и требовать от русских уступки городов Орешек, Корела, Ям, Копорье и Ивангород. Послы также должны были настаивать на том, чтобы в Нарве русские купцы платили такие пошлины, какие назначат шведы. Словом, Карл хотел во что бы то ни стало ратифицировать Тявзинский договор 1595 года. В случае отказа России исполнить эти требования послам было приказано прибегнуть к угрозе заключения Швецией союза с Польшей. В одной из инструкций своим послам Карл писал: «Надо пользоваться временем смут в России, ибо пока между русскими нет единства, нетрудно составить себе там партию приверженцев и через нее действовать в свою пользу»[330]. Вряд ли можно выразить яснее цель шведской политики в России. Поэтому хорошо понимавший эту цель Василий Шуйский предложение короля отклонил.

Когда до короля дошла весть о поражении царя под Калугой, он вновь предложил Шуйскому помощь и выразил готовность немедленно выслать несколько шведских отрядов в Выборг или Нарву. Но Василий Шуйский и на этот раз отклонил предложение Карла IX. Корельский воевода отвечал по поручению царя, что «у великого государя нашего многие рати собственные его государевы, а не сборные и не наемные, всегда готовы… А что пишете о помощи, и я даю вам знать, что великому государю нашему помощи никакой ни от кого не надобно, против всех своих недругов стоять можем без вас, и просить помощи ни у кого не станет, кроме Бога»[331].

Следующее настойчивое предложение короля последовало в сентябре, когда царь находился под Тулой. Шуйский вновь отказался от шведской помощи, в ответном послании он тщательно пытается скрыть тяжелое положение в стране: «И ныне во всех наших великих государствах смуты никакие нет, и всех наших великих государств люди служат нам, прироженному великому государю своему, с радостью. А то бывает и во всех великих государствах, что воры, тати, разбойники и душегубцы бегают и, избывая смертные казни, воруют, и над такими, по их злым делам, так и делают»[332].

Но к лету 1608 года ситуация в России серьезно ухудшилась. Во-первых, тушинский лагерь получил неожиданную поддержку. После заключения перемирия с Речью Посполитой польские послы должны были выехать из России, увозя с собой семью Мнишков. По условиям договора Юрий Мнишек обязался Лжедмитрия II «зятем себе не называти, и дочери своей Марины за него не давати», но вместо Польши Мнишки, сбежав от сопровождавших их до границы царских провожатых, скоро оказались в лагере «царика». За 300 тысяч рублей и обещанную Северскую землю с четырнадцатью городами Юрий Мнишек признал в новом самозванце своего зятя и, не смущаясь, отдал ему в жены дочь. Положение самозванца в Тушине после его признания Мнишками, конечно, упрочилось.

вернуться

325

Мархоцкий. С. 44.

вернуться

326

Там же. С. 49.

вернуться

327

Изборник… А. Попова. С. 341.

вернуться

328

Воззвание патриарха. 1609 г. С. 100–101.

вернуться

329

Петр Петрей.

вернуться

330

Форстен Г. В. Балтийский вопрос… Т. 2. С. 68–79.

вернуться

331

Соловьев С. М. История… Т. 7. С. 489.

вернуться

332

Народное движение в России… № 55. С. 173–174.

52
{"b":"193799","o":1}