Внизу, на школьном дворе, потребовалось три шаркающих прохода мальчиков, прежде чем один из них выделился из молчаливой серой вереницы — этот мальчик наклонил голову налево и бросил взгляд вверх, проходя вдоль стены дома. Кит подобрал кусочек сломанной черепицы и приготовился. Когда Робин показался снова, Кит швырнул черепицу. Маленький кусочек упал на землю, Робин поднял голову, его круглые румяные щеки ни с чем нельзя было спутать даже в полутьме двора. Кит встал, прижимая пальцы к губам, потом снова опустился позади фронтона. У них уже был готов план спасения.

Клео Джоунз стояла в туалетной комнате мужа, повернувшись к нему спиной, подняв свои каштановые волосы вверх, чтобы Ксандр мог расстегнуть застежку ее светло-зеленого платья, счет за которое он только что увидел.

— Как вы называете этот очаровательный цвет?

— Фисташковый.

Ксандра не обманула явная покорность жены. Они четверть часа жарко проспорили насчет того, что Уилл привел на их семейное сборище какую-то женщину, переодетую мальчиком. Когда Клео указала на пол Троя Тиббса, Ксандр пришел в ярость. Ксандр не сомневался, где провела прошлую ночь спутница Уилла.

То, что он привел девку из своей постели на семейную встречу, где обсуждалась судьба Кита, доказывало, что Уилл способен на любого рода эгоистичную, необдуманную глупость. Но Клео защищала поступок Уилла, видя в нем первый признак надежды. Она заявила, что он явно имеет виды на эту девушку. Когда жена вышла из спальни, Ксандр не пошел за ней — он пытался понять, чем эта ссора отличается от их прошлых стычек.

Теперь он обвил рукой мягко округлившийся стан жены и начал расстегивать крючки на ее платье. Пяти месяцев не прошло, как они поженились, а отношения между ними стали гораздо насыщеннее.

Клео вздохнула:

— Удивительно, что вы все-таки женились на мне, когда получили деньги на ваш газопровод.

Ксандр улыбнулся. Он отлично знал этот тон. Он расстегнул крючки, и бледно-зеленый шелк упал на пол. Ксандр поцеловал ее в изгиб белого плеча.

— У меня не было выбора.

Она презрительно выдохнула:

— Ничего подобного, выбор у вас был. Я вижу это теперь, хотя тогда не видела. Генри Норвуд с легкостью мог бы освободить вас от нашего брака в консисторском суде. Таков был ваш план, а Генри — очень умный человек.

Ксандр расстегнул все застежки на лифе. Теперь только его рука удерживала платье на месте. Он начал трудиться над завязками ее корсета, который она по причине своей беременности затягивала слабо. Теперь Ксандр уже меньше переживал насчет их ссоры. Он решил, что эта ссора не похожа на другие, потому что они оба в глубине души знали, чем размолвка кончится здесь, в их спальне.

— Вы забываете, что дело было уже решено. В банке, в первый день нашей встречи. Я думал, вы это знаете.

— Я тоже думала, что знаю, но тогда я еще не знала вашей матери. Красота вашей матери все меняет. Имея такую мать, как вы могли жениться на мне?

— Наверное, в то время я не думал о своей матери. — Ксандр почувствовал, что его рот растянулся в той усмешке, которую Клео с легкостью умела спровоцировать.

Она вывернулась из его рук и повернулась лицом, удерживая на месте свой сползающий корсет, ее ключицы и верхняя часть грудей были обнажены.

— Вы прекрасно знаете, что ее красота ошеломляет. Теперь я понимаю, почему у вас и у ваших братьев такая внешность. Это аристократия красоты. Ваша мать царственна, она королева красоты, а вы — принцы. Все остальные рядом с вами — простолюдины, да и только.

К счастью, Ксандр знал, что делать, когда неуправляемый язык жены выдавал ее смущение. Он протянул руку и прижал пальцы к ее губам. Она замерла, по телу пробежала легкая дрожь. Он подождал, пока зеленые глаза не остановились на нем.

— Мужчины думают о своих матерях иначе. Не важно, что сделал тот бедняга-грек, который в конце концов выколол себе глаза. Моя мать заперла меня в кладовке. А вы открыли все эти кладовки, — Он подождал, когда эти слова погрузятся во взбудораженный ум жены, а потом отвел руку от ее губ. Она посмотрела на него так, что из головы вылетели все тревоги. — В постель. Сию же минуту.

Несколько часов спустя, лежа в теплом коконе из простыней, она пошевелилась и снова заговорила. Надолго отвлечь внимание Клео было невозможно.

— Дело в том, что девушка, которая пришла с вашим братом, обладает таким же типом красоты, что и ваша мать, — неотразимой красотой.

— Я не заметил. — Ксандр лежал на спине, голова жены покоилась на изгибе его руки.

— Понимаете, Уилл не сможет устоять перед ней. Он думает, что сможет, но он совершенно не владеет ситуацией.

Ксандр улыбнулся в высокую темноту потолка над головой. В который раз оказалось, что его жена прекрасно разбирается в людях и что он не прав. Он тихонько рассмеялся. Великолепно, что он не прав, совершенно, обнадеживающе, замечательно не прав. Уилл Джоунз встретил свою пару.

Должно быть, полночь. Они уже несколько часов пытались выработать план действий и все еще ничего не сделали. У Елены было такое ощущение, будто Джоунз привязал ее голову к наковальне и выбил молотом или выпытал каждое смутное воспоминание о комнатах борделя и его планировке. Он просил вспомнить каждый угол в конторе Лири. Был ли там застекленный шкаф, письменный стол, книжный стеллаж, гардероб, чулан? «Думайте, думайте», — безжалостно приказывал он, стоя над ней, сбрасывая с себя сюртук и галстук, расстегивая воротник, проводя руками по своим гагатово-черным волосам, а Хардинг в это время сидел за столом, аккуратными черными строками запечатлевая обрывки ее воспоминаний и набрасывая расположение комнат, дверей и лестниц.

Кроме первого, в доме было три верхних этажа и подвальное помещение. В подвале было больше дюжины комнат. В обычном доме эти комнаты отвели бы под кухню и прачечную, там хранились бы пиво, уголь и вина, там были бы помещения для прислуги. Если Елена попадет в дом, ей нужно знать, где искать письма своей матери, иначе их никогда не удастся отыскать. Черные линии чертежей Хардинга расплывались у нее перед глазами.

С книжных полок Джоунза они сняли налоговые книги со списком владельцев недвижимостью и распластались над планами домов. Лондон имел точный строительный кодекс, который допускал мало вариантов в планировке домов, выстроенных в один ряд. Бордель Марча должен быть очень похож на соседние дома. И только детали центральной части дома, где архитектор мог варьировать план, по-прежнему ускользали от них.

В качестве виконта де Виллара Джоунз вошел в холл, поднялся по главной лестнице в салон, а потом поднялся по этой же великолепной лестнице, еще на один этаж, две спальни там выходили окнами на улицу. В заднюю часть дома он никогда не проникал. Елена вошла через вход для прислуги, расположенный в полуподвале, и поднялась в контору Лири по внутренней лестнице. После губительного разговора с ним ее по той же лестнице для слуг провели наверх и, проведя по коридору, втолкнули в какую-то спальню. Потом голова у Елены была такая одурманенная, что она не могла толком рассказать, что видела по пути в большой салон. Но Джоунз все равно давил на нее.

— Внутренний коридор? Сколько дверей? Справа или слева?

— Я не помню.

— Закройте глаза. Встаньте. — Он поднял ее со стула, потянув за руку. — Вы были босая, милочка. Каким был ковер у вас под ногами?

«Милочка». Это слово, низкое и грубое, как и его прикосновение, внезапно вызвало у нее ощущение перемещения, словно она снова оказалась в борделе. Она неуверенно держалась на ногах, голова была тяжелая, она хотела ускользнуть от охранников. Елена чувствовала, как низкий жесткий ворс ковра колет ее необычно чувствительные ноги. Она вывернулась из рук лакеев и попробовала убежать, но с гулко бьющимся сердцем, с подступающей к горлу тошнотой неловко наткнулась на перила и свесилась через них, глядя вниз, в черную пустоту. Ей стало легче, когда ее оттащили от этой пропасти. Елена передернулась при этом воспоминании, всплывшем у нее в голове.