Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Потому, что он третье лицо в государстве, а этого красавца представили к званию заслуженного артиста.

— Если этот красавец будет тамадой, мы стоя будем пить даже за повариху Клашу.

— Ты злопамятный! — Вера выпила и рассмеялась, бросив Тамаре: — А наш новый знакомый проявляет флотский максимализм.

— В чем именно? — откликнулась Тамара.

— Ему не нравится лизоблюдство тостующего.

— Мне тоже! Только без драки, — нежно попросила Тамара Севу.

После обязательных и чрезмерно цветистых тостов, как водится, танцевали. Почти безостановочно звучал «Истамбул».

— Прошу на горячее! — прервал танцы голос Тамары.

На столе, перемещенном незаметно для гостей к стене, покоилось теперь блюдо с отварным, уже разрезанным на куски, осетром. Момент — и дюжина вилок вонзилась в «натюрморт» и растащила, оставив на подносе только хищную зубастую голову...

Гости с волчьим аппетитом поглощали солидные кусманы.

Неожиданно для себя Сева подошел к магнитофону, выключил его и в наступившей тишине прокричал:

— Внимание! Предлагаю выпить, можно сидя, за пищеварение гостей!

Он подошел к столику с напитками и опрокинул в себя бокал водки.

— Откуда ты взяла это чудовище? — спросил у Веры киногерой.

— Любимый ассистент Ефим Давыдовича и, как ни странно, хорошо пишет, — цокнула языком Вера.

— А мне он нравится, — заявила Тамара.

— Чем? — удивился киногерой.

— Он не старается мне понравиться!

После такого ответа Тамары киногерой предпочел ретироваться.

Парочка парней из «национальной» компании отреагировала на тост Севы определенно:

— Чего еще ждать от друга этого подонка Губана?

Снова танцевали. На этот раз под принесенную кем-то пластинку — трио Нат Кин Кола «Бесаме мучо».

Сева стоял в одиночестве, прижавшись к оконному косяку. Тамара сама подошла к нему.

— Потанцуем?

Они танцевали, молча ощупывая глазами друг друга.

Гости, разделившись на группки, лениво потягивали через соломки коктейли, которые разносила Клаша.

Кроме Севы и Тамары танцевала только одна пара.

Киногерой что-то горячо втолковывал Верочке.

— Мы так и не поговорили, — сказала Севе Тамара, провожая гостей у двери, — уходи вместе со всеми. Ты в кепке пришел?

— Нет.

— Ну, не важно. Когда все разойдутся, возвращайся. Скажи охраннику, что кепку забыл. Я его предупрежу...

Они находились в большой комнате, где и происходило раньше сборище в честь дня рождения.

Тамара командовала Клашей, убиравшей использованную посуду:

— Унеси сначала мелкие тарелки и вилки. А потом уже — десертные. Что тут непонятного?

Сева от неловкости совсем протрезвел и рассматривал огромную красного дерева африканскую скульптуру в углу.

Освободившись от присутствия поварихи, хозяйка повернулась к Севе.

— Из моих сегодняшних гостей я знаю только двоих. Остальные — рекомендация Веры.

— Она — селекционер? — пошутил Сева.

— Она — лучшая подруга моей старшей сестры. Они учились вместе в университете. Я в Москве только полгода. Так что компанию собирала она.

— И я случайно попался под руку...

— В моей жизни случай решал многое, — пожала плечами Тамара.

— Буду считать, что в моей — тоже. — Тамара определенно нравилась Севе, но он не хотел выглядеть прущим напролом.

Зазвонил телефон.

Тамара вышла говорить в прихожую, хоть аппарат был и в большой комнате.

— Сейчас приедет папа, — объявила она, возвратясь. От мягкости разговора с Севой до звонка не осталось и следа. — Он не любит, когда гости задерживаются...

Сева понял информацию, как «просьбу выйти вон», и резко устремился в прихожую.

— Я провожу, — перехватила его Тамара. Это выглядело как извинение.

Вниз спускались не на лифте, а пешком. В подъезде была только одна квартира — та, из которой они вышли. На уровне бельэтажа у подоконника Тамара остановилась.

Сева обнял ее за плечи и поцеловал в шею за ухом.

— Лоскотно, — повела плечами Тамара.

— Что значит «лоскотно»?

— По-украински — щекотно.

— Ты знаешь украинский? — удивился Сева.

— Отец, до того как Хрущев вызвал его в Москву, был первым в обкоме на Украине. Там я, хочешь — не хочешь, выучила украинский.

— Придется и мне учить?

— Не обязательно. — Она взбежала по лестнице, услышав шум подъехавшей машины. — Звони по-русски.

Когда часа в два ночи в дверь заскреблись, он уже спал. Проснулся, сунул ноги в стоптанные полуботинки, которые служили шлепанцами и предыдущему жильцу, пошатываясь, добрел до дверного крючка:

— Кто?

— Я, Костя... — просипел из коридора Губан.

За порогом вместе с Костей стояла Лена Медведовская. Яркая и броская, обращавшая на себя внимание в том же «Национале», куда приходила регулярно с каким-нибудь постоянным «бобром».

— Уговорил зайти, — объяснила она.

— В подъезде — холодрыга, — подхватил Губан и шагнул через порог.

— А как вы попали в коридор?

— У вас замок ногтем открывается. — И Костя продемонстрировал свой коготь — иначе его и назвать нельзя было.

Они по-хозяйски уселись на продавленный диван, а Сева еще стоял перед дверью, протирая глаза.

— Будь другом, свари нам кофе, — со значением потребовал Губан.

Он подчинился, уловив просьбу во взгляде Лены.

Кофе в мятой алюминиевой турке варил долго — сначала, чтобы удлинить процесс, почистил закопченные бока сосуда.

Прежде чем открыть собственную дверь — поскребся.

— Входи! — Лена, стоя у дивана, застегивала пальто. — В этой комнате стоят только часы, — хохотнула она, глянув на Губана, и вышла.

Девушка оказалась наблюдательной — хозяйкины настенные часы стояли.

Костя мрачно шагнул в коридор, он поплелся следом — закрывать дверь в квартиру.

— Расскажешь кому про ее слова — изувечу, — бросил Губан, глядя в грязные половицы.

— Что? — напрягся Сева.

И получил от Губана в глаз.

Ответил.

Еще получил...

И так далее.

Весь десяток дверей почти одновременно открылись.

Из-за каждой вопрошали и возмущались глаза старух — похоже, прежних обитательниц этой веселой квартирки, бывшей по нэп включительно публичным домом.

Так он оказался без крыши над головой.

— Собирай вещички, — приказала хозяйка, смоля «беломориной» и позвякивая медалями, навсегда приколотыми к двубортному пиджаку. В прошлом «сотрудница» заведения, располагавшегося в квартирке, а ныне почетная пенсионерка фабрики «Гознак», она имела сейчас веский повод выговориться:

— Предупреждала: не води сюда никого. Вот и нарвался на дебош. Все доложили в отделение. А я — выслушивай. На «Гознаке» в меня будут пальцами тыкать: персональная пенсионерка превратила свою комнату в бардак!

Оправдываться было бессмысленно, а вещички умещались в портфеле: пора носков, помазок, бритва, вафельное полотенце, запасная чистая майка и кальсоны на случай минус двадцати. Он не хотел их класть, но мать сама насильно засунула.

Портфель был его постоянным спутником. С ним он смотрелся гораздо солиднее и основательнее. С ним предстояло завтра вечером встречаться с Тамарой. Правда, ходить с портфелем по вестибюлю Дома кино было неловко, но можно было за рубль попробовать уговорить гардеробщицу взять этот груз на хранение.

Но это все — завтра, сегодня нужно решить проблему ночевки.

Сева спал, сидя на скамейке в зале ожидания, выстроенном архитектором Рербергом.

Руки Севы даже во сне сжимали ручку портфеля, стоящего на коленях.

«Скорый поезд „Москва—Сочи“ отправляется в ноль часов сорок восемь минут», — прозвучало под сводами зала, увенчанного портретом Хрущева.

Но разбудило Севу не объявление вокзального радио, а голоса напротив.

— Ты куда аккредитив дел? — спрашивал женский голос.

69
{"b":"19371","o":1}