Рено, пребывая в восторге от боевого искусства своих спутников, не мог не выразить восхищения юношеской удалью брата Адама, которому в его-то возрасте было бы куда естественней сидеть в уголке у камина с одеялом на коленях, согревая остывшую кровь и неподвижные суставы.

– А что, если мне выпадет столь же долгая жизнь, как выпала вам, сир командор! Я хотел бы узнать у вас волшебный секрет молодости!

– Упражняйтесь, мой мальчик, упражняйтесь каждый день. Ешьте досыта, но не чревоугодничайте. И еще не слишком прислушивайтесь к болезням, которые будут давать о себе знать. Впрочем, я ведь не исключение. Жан де Бриенн, который стал королем Иерусалима, женившись на дочери Изабеллы и Конрада Монферратского, – я полагаю, вы читали о нем в рукописи брата Тибо – стал впоследствии императором в Константинополе, в последний раз он сражался под стенами своего города, когда ему было девяносто лет. Есть и другие! Среди наших рыцарей-тамплиеров, например. У нас, если не сложат голову на поле битвы, живут долго.

Брат Адам, по всей видимости, был доволен, что показал желторотому ученику, каковы у него учителя, и, к величайшему удовольствию Рено, пустился в воспоминания о былых битвах. Дорога благодаря им стала еще приятнее…

Было это 16 марта 1244 года, день и в самом деле был светлым, только-только начиналась весна, и поля, которые твердая рука нынешнего государя на протяжении вот уже нескольких лет избавляла от ужасов войны, радовали зеленью.

Рено слушал рассказы брата Адама, а в этот миг в далеких Пиренеях разыгрывалась трагедия. Подмостками ее стал неприступный замок Монсегюр, декорацией – величественные горы. Замок был последним оплотом еретиков-катаров, приверженцев странного учения, которое утверждало, что земля проклята, брак греховен и самоубийство – лучшее средство, каким может исцелить себя человек. В этот день неприступный замок был взят, и именем короля Людовика IX, который и не подозревал о случившемся, был сооружен огромный костер, куда бросили более двухсот человек, мужчин и женщин. Они не только не пожелали отречься от своего заблуждения, напротив, они сочли мучительную смерть лучшим способом заслужить вечное блаженство.

На протяжении долгих часов столб вонючего черного дыма отравлял холодный горный воздух, внушая жителям близлежащих окрестностей смертный ужас, который помнился многие века.

Угли пламенели еще долго, а вокруг них стояли воины, которым было поручено охранять костер. Они смотрели на происходящее с бесстрастными лицами, потому что выражать свои чувства стало необычайно опасно. Всем уже было известно, что инквизиция, которая недавно обосновалась в Лангедоке, видит далеко, подкрадывается неслышно и имеет очень длинные руки…

Наблюдали за догоравшим костром и те, кто остался в живых в побежденном замке. Эти женщины и мужчины не были еретиками, но в их семьи ересь все-таки проникла, а они, к сожалению, ничем не смогли помочь своим близким, чтобы спасти их от пламени костра. Хозяин этого замка, сеньор Раймон де Перелла, видел собственными глазами, как приняли мучительнейшую смерть, взойдя на костер, его супруга Корба и младшая дочь Эсклармонда, которой было всего шестнадцать лет… Он так до конца и не понял, что случилось с его любимыми женщинами, потому что нестерпимая боль иногда превращает человека в камень.

Другого из наблюдающих боль не оглушила, не убила, напротив, она превратила его в сгусток жгучей ненависти. Над этой мучительной болью время оказалось не властным: пламенея, боль не давала угаснуть и ненависти. С этой болью и с этой ненавистью в один вовсе не прекрасный день предстояло встретиться Рено…

Рено, знакомый лишь с весьма скромным городком Шаторенаром, не отличавшимся ни размерами, ни роскошью, полюбовался по дороге Сансом, его пятью старинными аббатствами и новым великолепным собором, где десять лет тому назад король Людовик обвенчался с Маргаритой Прованской. Но ждал Рено только Парижа. Парижу не было равных. Рено его ждал, как чуда.

А пока его радовали луга, пашни и солнечная погода, которая, став мягче после Санса, обещала скорую и щедрую весну. Леса, рощи, фруктовые деревья в садах уже не чернели голыми стволами, а покрылись легкой зеленой дымкой. Пастбища в долинах светились нежной травой, склоны гордились тщательно обработанными виноградниками. Чем ближе путники подъезжали к столице, тем чаще попадались им навстречу зажиточные и процветающие городки, деревни и аббатства. По мере продвижения вперед – на путешествие у маленького отряда ушло без малого четверо суток с ночевками в монастырях, принадлежащих их же ордену – одну ночь, например, они провели в монастыре в Дормеле, – в них крепло убеждение, что французское королевство живет в покое и мире под управлением мудрого государя. И когда перед их глазами показалась столица, Рено издал восхищенное восклицание, залюбовавшись мощной крепостной стеной из белого камня, которой Филипп Август окружил свой город. Брат Адам поведал юному спутнику, что в стенах проделано целых двадцать ворот и что круглые сторожевые башни надежно охраняют город.

Белая прочная лента крепко держала в объятиях букет колоколен, башен и башенок, что тянулись вверх над красными островерхими крышами с ажурными щипцами. Сена, которая делила город на две части, выглядела как муаровая лента. В глубине, на холме виднелись мельницы, чьи крылья весело вертелись, словно подгоняемые шумом и гамом многочисленных строек, криками разносчиков, скрипом телег и повозок, цоканьем лошадиных копыт, звоном колоколов, словом, жизнью большого города, занятого повседневной работой.

Наши путники въехали в ворота Сен-Жак по подвесному мосту между двумя круглыми башнями с бойницами и начали продвигаться по довольно широкой улице, которая вела к реке мимо величественного монастыря братьев-якобинцев. Рено поразило, что ехали они не по привычным рытвинам, твердым в сухую погоду и вязким в сырую, а по гладким каменным плитам.

– До чего же красиво! – воскликнул он. – Неужели весь Париж вымощен камнем?

– К сожалению, нет, – вздохнул брат Адам. – Король Филипп Август, дедушка теперешнего нашего короля, Его Величества Людовика по счету девятого, намеревался замостить весь город, но времени у него не хватило. Только две самые большие дороги, что перекрещиваются у Сены, покрыты камнем. Одна ведет от ворот Сен-Жак, которые находятся на юге, к воротам аббатства Святого Дионисия, которые находятся на севере, а другая – с востока на запад, от ворот Сент-Оноре к воротам Сен-Антуан. И это можно считать великим свершением, ведь и жизни королей, как и всех прочих смертных, положен свой предел… Сын Филиппа Людовик VIII Лев занимался не мощением улиц. Он много воевал, да и царствовал всего три года. Наш государь не унаследовал его воинственного пыла, и мы восхищаемся им за другие деяния. Сейчас мы с вами едем по кварталу, где обучаются школяры, и, должен сказать, не всегда наукам. А вот за тем мостом, который называется Малый мост, виден остров Ситэ. Там находится дворец короля, все присутственные места, королевский сад, королевские башни, а на другом конце – великолепный собор с двумя прямоугольными колокольнями из белого камня, которые так и сияют на солнце, – это собор Парижской Богоматери. Строительство его закончили всего шесть лет тому назад, и теперь мы можем любоваться этим чудом. Три его портала и верхняя галерея украшены золотой росписью.

С Малого моста, по которому вскоре двинулись их лошади, виден был не весь собор, а только две башни-близнеца, вздымавшиеся к небу. Рено смотрел вокруг и не переставал удивляться. Когда дорога свернула к королевскому дворцу, он был потрясен еще больше, заметив огромное количество народа, суетившегося за оградой, – не иначе там шло большое строительство. Так, во всяком случае, ему показалось. И снова брат Адам просветил его:

– Король возводит часовню, великолепнее которой не будет на свете, потому что в ней будет храниться терновый венец и другие святыни, принадлежавшие Господу нашему Иисусу Христу и сопровождавшие его во время крестного пути. Наш король выкупил их в Венеции.