Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Корабли причалили под пение труб, запевших еще громче, когда рыцарское воинство стало высаживаться на берег. В порту сразу воцарились радостное оживление и суета: сеньоры созывали свои дружины, чтобы построить их в нужном порядке. Вместе с другими рыцарями Рено отправился к барже за своей лошадью, беспокоясь за ее состояние, но благородные животные прекрасно перенесли путешествие благодаря заботам добросовестных конюхов. Рено дал возможность Бурану размять ноги, а потом присоединился к отряду дома д’Артуа, который в тени гигантской пинии ожидал приказа выстроиться для торжественной встречи кардинала Эда де Шатору, папского легата, прибывшего на галере ордена тамплиеров, которая только что бросила якорь у причала. Рено встал рядом с Гуго де Круазилем и с Френуа, ставшим теперь его неразлучным другом. Он невольно услышал их разговор. Гуго сожалел, что больше не услышит пения дамы, приближенной королевы Маргариты. На Кипре они вообще не будут видеть дам, да и возможности послушать ее у них не будет.

– Да, она не чарует красотой, – говорил он проникновенным голосом, – но когда она поет, забываешь об этом. Ее пение уносит меня так высоко в небо, что мне трудно потом вернуться обратно на землю.

– Ну, по крайней мере, ты хотя бы останешься с нами, – усмехнулся Френуа. – Я согласен, что у нее чудесный голос, но почему она поет только по-провансальски? Разумеется, королеве Маргарите это нравится, но лично я предпочитаю наш добрый старинный французский язык!

– И французских поэтов. Но совершенно естественно, что дама Эльвира умеет слагать стихи только на провансальском… Кстати, мы даже не знаем, из какой она семьи. Все называют ее дамой Эльвирой, словно неведомо, какого она рода.

– Это потому, что род ее совсем не знатен. Благородная семья никогда бы не согласилась видеть свою дочь в подобном качестве.

– Как ты заблуждаешься, бедняга Френуа, завязнув по уши в своих жирных северных землях! Знай же, что среди сеньоров Юга певец-поэт считается благословленным богом, там им гордятся. Герцог Аквитанский был поэтом, и еще принц, только я забыл, какой именно. Чтобы стать придворной дамой королевы, нужно быть девушкой знатного рода!

Тут им дали знак трогаться вперед, и они взялись за поводья. Молодые люди продолжали разговор, а Жиль Пернон отозвал Рено в сторону.

– Я знаю, как зовут певицу, – сообщил он чуть ли не шепотом, словно боялся быть услышанным.

– Как тебе это удалось? И к чему такая таинственность?

– Как удалось? Я немного помог старушке Адели, камеристке королевы, ей нужно было постирать, а воды не было. Теперь мы с ней друзья, сама она тоже из Прованса и назвала имя певицы просто так, в разговоре, я ее ни о чем не спрашивал. А если я говорю шепотом, то только потому, что не уверен, понравится ли вам это имя. Мне, впрочем, оно тоже не нравится.

– А можно без предисловий? Говори, наконец!

– Ее зовут Эльвира де Фос, – сообщил Пернон. – И из родни у нее только брат. А брат у нее тамплиер!

– Значит, она сестра… осквернителя могил? – выдохнул изумленный Рено. – Ты в этом уверен?

– Никаких сомнений. Адель мне назвала даже его имя – сир Ронселен. Сами понимаете, что его святой покровитель не из наших мест, и не думаю, что у тамплиеров много крестников этого святого.

Рено, оглушенный этой новостью, не отреагировал на замечание Пернона. Он смотрел на вздрагивающие уши своей лошади и пытался привести в порядок мысли. Воспоминание о человеке, который жадным шакалом накинулся на нищее жилище Тибо, который посмел посягнуть даже на его вечный сон, причинило Рено боль. А мысль, что сестра этого негодяя стала любимицей Маргариты, была ему просто непереносима. Теперь-то он наконец понял, почему лицо Эльвиры показалось ему знакомым и почему он сразу почувствовал к ней необъяснимую неприязнь…

Жиль Пернон, обескураженный молчанием своего господина, окликнул его:

– Сир Рено! Неужели вам нечего сказать по поводу этой новости? По чести сказать, я ждал другого!

– Чего? Восторженных кликов? Если хочешь знать, что я чувствую, скажу прямо: я боюсь. Боюсь, что эта женщина с голосом сирены, завораживающим души и сердца, не принесет добра королеве Маргарите. Король правильно поступил, когда запретил ей петь.

– В общем-то я согласен с вами, но скажите, что вы намереваетесь делать?

– Сейчас – ничего, но когда мы прибудем в столицу и нас разместят по домам, я разыщу даму Герсанду и предупрежу ее. Думаю, что она лучше всех сможет позаботиться о благополучии королевы.

– Она тоже из Прованса, – заметил Пернон.

– Да, но эта женщина не похожа на певицу, она обладает удивительной прозорливостью и посвятила себя служению добру и спасению недужных. Я не думаю, что ей по душе Эльвира де Фос.

– Старушке Адели она тоже не нравится. Произнося ее имя, она плевала на землю, а это о чем-то да говорит.

Снова звонко запели трубы. Рыцари выстроились вдоль дороги, устланной коврами, по которой должен был проследовать легат, как только он ступит с галеры на землю. И вот он появился – впечатляющая фигура в ярко-красном одеянии с сияющим золотым крестом в двух руках, поднятых над головой. Крест был взят из французской сокровищницы с реликвиями, внутри его хранилась частичка подлинного Креста Спасителя.

В едином порыве все встали на одно колено. Сердце забилось в груди Рено, как большой колокол, он подумал: кто знает, а вдруг когда-нибудь вместо этого золотого, но такого скромного реликвария перед глазами воинов окажется подлинный Крест, который спрятал Тибо в земляной пещере, поручив ему, Рено, отыскать его и передать благочестивейшему королю, чтобы Крест этот плыл во главе войска, насыщая мужеством сердца отважных и даруя милость успокоения умирающим…

Глава 9

Остров Афродиты

Несмотря на беспокойство, гложущее сердце Рено, он не мог не отдать должного оказанной им встрече, так она была тепла и искренна, столько в ней было щедрого гостеприимства и неподдельного веселья. Вся армия встала лагерем под Лимасолом, а королевская семья с сопровождающими ее рыцарями и слугами двинулась под предводительством короля Генриха I к Никосии, его столице, находящейся от Лимасола в двенадцати лье.

Продвигались вдоль серебристых оливковых рощ и благовонных кедров, из древесины которых, издающей легкий приятный запах и не подверженной гниению, местные умельцы изготовляли ларцы и домашнюю мебель; вдоль апельсиновых и лимонных деревьев, усыпанных плодами и вызывающих у гостей удивление и восхищение. Миновали горы Троодос, снабжающие остров водой, среди вершин которых самая высокая именовалась Олимпом. От сосен, которые будто плащ укрыли эти горы, веяло животворящим запахом смолы.

По дороге останавливались в монастырях и долго молились перед иконами, которых до того никогда в церквях не видели: перед образами Спасителя, Девы Марии и святых, торжественных и строгих. Одетые в золотые и пурпурные одежды, святые сурово и печально взирали на молящихся большими темными глазами.

Погода была на удивление теплой, небо божественно синим, с редкими белыми облачками, которые, словно мазки художника, подчеркивали синеву небосклона. На виноградниках крестьяне в красных и синих рубахах срезали тяжелые, полные сока кисти винограда и складывали их в корзины.

Они въехали в Никосию, прекрасный город, уютно расположившийся на берегах реки Педиэос, в окружении голубоватых перистых пальм и черных стрел кипарисов. Жители столицы встречали гостей, держа в руках маленькие букетики мирта, сбрызнутые розовой водой, они вручали букетик каждому рыцарю-паломнику в знак гостеприимства и… любви, потому что эта традиция сохранилась еще с тех давних времен, когда здесь поклонялись богине Афродите. Город был построен на византийский лад, в жилах его жителей текла греческая кровь, но вокруг слышалась латинская речь. В этой удивительной столице удивительного острова крестоносцы чувствовали себя не только в гостях у добрых друзей, но словно бы у себя дома, так сердечно их принимали. Впрочем, они и в самом деле были среди своих: у королей рода Лузиньянов, которые вот уже полвека правили островом, смешалась древняя кровь арденнской ветви Анжу, выходцев из Пуатье, с кровью графов Шампанских. Сюда же добавилась и живительная капля крови византийских императоров.

53
{"b":"193698","o":1}