В Закавказье Цицианов мог найти серьезную поддержку со стороны айсоров, народа, некогда составлявшего основу населения древней Ассирии. В начале XIX века их насчитывалось около миллиона человек. Будучи христианами, они постоянно испытывали гонения со стороны мусульманского окружения. Монголы, арабы, персы, турки, курды неоднократно устраивали массовые избиения ненавистных им иноверцев, которые в культурном отношении были заметно выше своих угнетателей. Поскольку айсоры (ассирийцы) проживали несколькими компактными группами на территории турецкой Армении и персидского Азербайджана, защитить их там русскими штыками не представлялось возможным. Единственным способом помочь им было предоставление им убежища на территории России. В марте 1805 года главнокомандующий отправил подобное предложение духовным лидерам айсоров — патриарху Петру и епископу Иоанну[368].

Цицианов счел также возможным использовать активность католических миссионеров, просивших вернуть две ранее принадлежавшие им церкви. Главнокомандующий «затруднился» передать здания, в которых уже обосновались православные священники, в руки прежних владельцев, но предложил компенсацию в виде земельных участков и суммы, достаточной для строительства новых костелов. По мнению Цицианова, следовало «позволить им проповедовать и обращение в христианскую веру сопредельных Грузии магометан и некоторых идолопоклоннических поколений, в чем без сомнения, яко люди ученейшие и примерного поведения, миссионеры сии окажут более успехов, нежели российские и грузинские проповедники, к подвигу сему неприлежные и у горских народов доселе немного успевшие»[369]. Внимание к католическим пастырям со стороны Цицианова объяснялось еще и тем, что он видел в них инструмент влияния на довольно многочисленную группу армян — приверженцев Римской церкви. Кроме того, в составе войск, расквартированных в Закавказье, было около тысячи католиков.

Но не только «два первенствующие сословия» Грузии являлись предметом особого внимания Цицианова. Генерал прекрасно понимал, что требуется завоевать симпатии всего населения края или по крайней мере избежать недовольства. Сделать же это оказалось непросто. Александр I и правительственные круги России были явно смущены тем, что многие в Грузии оказались недовольны действиями коронной администрации. Не случайно во всеподданнейшем рапорте от 9 февраля 1803 года Цицианов указывал, что успокоение населения он считает своей первейшей задачей. Не ставя под сомнение общее согласие грузин с присоединением края к России, главнокомандующий акцентировал внимание на том, что «главное неудовольствие грузинского народа устремляется на гражданское здешнее правительство, которого частные злоупотребления некоторых чиновников, от послабления власти происшедшие, подали к тому повод». Жалобы на действия русских чиновников посыпались уже по дороге в Тифлис. Выяснилось, что администрация ведет себя совершенно бесцеремонно: имели место избиения дворян. Двух князей вели пешком 50 верст с веревкой на шее как уголовных преступников. У вдовы царевича Вахтанга армейский майор «увез» девушку-воспитанницу. Антироссийские настроения объединили даже политических противников, которые придерживались того мнения, что русские войска вскоре покинут Закавказье. Цицианову пришлось лично объявлять осетинам во время проезда по Дарьяльскому ущелью, что «никогда не было еще примера, чтобы россияне вышли из той земли, которая названа Российской губернией»[370].

Увеличение численности войск сразу же обострило вопрос их размещения. Казарм в Тифлисе, разумеется, не существовало, а постой, обычное решение такой проблемы в российских губерниях, затруднялся целым рядом обстоятельств. Подполковник Чернов рапортовал главнокомандующему в феврале 1803 года, что «…по обычаям здешним никто не смеет входить во внутренние покои, а равно и хозяева о числе покоев своего дома ни под каким видом истинно не объявляют и нередко сопротивляются бранью и даже угрозами…»[371]. В предписании, данном тифлисскому коменданту князю Саакадзе 3 марта 1803 года, Цицианов указывал, что его первейшей обязанностью должна стать «защита обывателей от военнослужащих и вообще от всех квартирующих в городе российской нации людей». Такая защита настоятельно требовалась, так как, по словам самого генерала, «в баню ходят солдаты без всякого порядка, бесчинствуют пьяные, точат топоры на каменьях в банях и тем лишают хозяев тех выгод, кои к их собственности принадлежат». Для того чтобы прекратить подобные безобразия, был отдан приказ трем владельцам бань выделить по одному дню в неделю для помывки исключительно солдат, которым запрещалось посещать эти заведения в другое время. Кроме того, в баню военные должны были ходить под присмотром унтер-офицера, а к самому владельцу на постой ставили «на залог одного из добрых солдат». Поскольку постой был одним из самых острых моментов в отношениях населения и армии, Цицианов указал в предписании: «Собрать купцов и со всякого двора по человеку и объявить им от меня, что без войска в городе быть нельзя, и войскам нужны квартиры, и на улице жить нельзя; ныне же, т. е. при мне, по пристрастию постой ставить не будут, и богатый купец, как и бедный, должен равно нести городскую тягость, и первейший князь, имея дом в городе, не изъемлется от постоя; а буде избежать и избавиться того хотят, то к будущей осени должно построить казармы на 2 батальона, кои по примерному положению будут стоить 15 000 рублей, а потому чтоб сделали раскладку и могут по сделании постановления вносить деньги; кто же внесет оные, тому тотчас будет дан билет, чтобы постоя не ставить». Коменданту вменялось в обязанность «терпеливо выслушивать просьбы, справедливо разбирать ссоры и убеждать к миру; при разбирательстве в небольших драках наказания определять употреблением в публичные работы, но чтобы более трехдневной работы никогда не назначать»[372].

Как уже говорилось, православные грузины не составляли в Грузии абсолютного большинства. Поэтому для укрепления стабильности следовало наладить отношения с другими тамошними народами и конфессиями. Прежде всего это касалось мусульман, проживавших в так называемых «татарских провинциях» в долине Куры. Их спокойствие было особенно важным, поскольку они являлись главными поставщиками провианта и, кроме того, располагались на коммуникациях между Тифлисом и армиями, действовавшими в Восточном Закавказье. Это понимали даже в Петербурге. Александр I счел нужным посоветовать не наказывать жестоко мусульман, живших в Казахской провинции Грузии, за измену во время нашествия Баба-хана, «дабы в противном случае излишней строгостью не ожесточить тем более народа и не возродить в нем чувствований, для правительства нашего неблагоприятных…»[373]. Цицианов не упускал из виду средства морального поощрения мусульман, приноравливаясь к нравам и обычаям края. 23 ноября 1805 года он писал графу Кочубею о наградах местным жителям: «…я не нахожу, чем бы приличнее можно было их наградить, привлекая и других к соревнованию, как серебряным пером на шапку с таковым же бантом с надписью на банте за усердие и верность или за храбрость, смотря по роду их заслуги, а иных и золотыми за важное какое-либо дело. Награждение же их медалями вместо того, чтобы возбудить в них чувство благодарности, более их огорчит, как они и сами мне о том относились, ибо медали потеряли здесь свою цену через раздачу оных покойным гр. Пушкиным (А.А. Мусиным-Пушкиным. -- B.Л.) даже своим людям, которые при нем служили, не говоря уже о множестве армян, их получавших; а перо по обычаям азиатским… в весьма большом находится уважении у татар…»[374]