До установления русского владычества местные правители обладали всей полнотой власти и действовали по своему разумению и прихотям. Обращение в «вышестоящие инстанции» было вещью практически не осуществимой. С появлением российской администрации ситуация изменилась, и население увидело в главнокомандующем «отца родного», на которого и обрушило поток жалоб и прошений. В этой связи 20 сентября 1803 года Цицианов послал следующее предписание агаларам Казахской провинции: «Не приступая к ответу на прошение ваше, ко мне чрез Неби-агу доставленное, должен вам предписать, чтобы вы всегда таковые подавали моураву вашему действительному статскому советнику кн. Гарсевану Чавчавадзе, а тот должен мне представлять, ибо моурав над вами есть начальник, а мимо начальника подчиненным подавать не следует. Вы, будучи подданными Его императорского величества, должны Его законоположениям и повиноваться; мне же самому со всеми народами, Грузию населяющими, переписываться и времени бы не достало». Цицианов не упускал ни одной возможности для усиления позиций России в Азербайджане. Он со всей серьезностью отнесся к письму супруги шушинского Ибрагим-хана Джевахир-ханум (грузинки по национальности, дочери князя Евгения Абашидзе, захваченной в плен во время набега), в котором она советовала главнокомандующему направить послание ее супругу с предложением принять российское подданство. Когда же такое письмо было ханом получено, Джевахир-ханум уговорила мужа согласиться с предложением Цицианова[375].
Выстраивание новой системы отношений происходило не без труда: когда Цицианов приводил к присяге волновавшихся казахских «татар», один из их старшин, Али-ага, «много старался в уверении прочих агаларов, чтобы они поверили и возвратились в свои жилища». За это главнокомандующий назначил его векилем (управляющим), дал 400 рублей жалованья, «приказав при сем майору Тарасову все дела вести через него, дабы ему дать больше доверенности от черни». Но получивший власть Али-ага стал распоряжаться общественными суммами как своими собственными, замучил единоверцев штрафами, которые опять же клал в свой карман. Более того, Али-ага стал саботировать выполнение распоряжений Цицианова о поимке дагестанцев, продолжавших разорять восточные уезды Грузии. Предписание главнокомандующего от 23 июня 1805 года свидетельствует, что его терпению приходил конец: «Нимало я не сомневаюсь в твоей верности к присяге данной. Но слабость твоей команды, потворство тем, кои дурно делают, и наказание изменникам только в том состоит по-твоему, чтобы их выгнать, нимало не стараясь изловить. Вы все, избалованные слабостью царей с персидскими душами, ни во что не считаете изменить — вот что меня сокрушает. Ты верен, но тебя могут принудить быть неверным, как прошлого года, ибо тебе тяжелее ковер потерять, нежели изменить; если бы ты имел верную и русскую душу, хотя с магометанской религией, как бы тебе, будучи векилем, не переловить беглецов, когда они возле вашего ущелья Дилижанского живут на Кара-Булаке? Не можешь ли то ты сделать? Кто тебя послушает, и можешь ли ты правительству предать изменника? Предписываю тебе со всеми казахами (жителями провинции Казах, или Казак. — В. Л.) идти на Цалку и там ловить лезгин, объявя, что я за каждого лезгина буду платить по 50 р. серебром»[376].
После того как Гянджинское ханство превратилось в Елисаветпольский округ, тамошнее мусульманское духовенство лишилось самого важного источника доходов — платы за судопроизводство, поскольку с момента присоединения края к России это стало прерогативой коронной власти. Муллам остались только семейные дела и дела по разделу имущества по обычному праву. Правительство утвердило «штат» священнослужителей и установило им фиксированное жалованье за счет местных ресурсов; на поддержание мечетей предписывалось выплачивать по 50 копеек в год с каждого «дыма»[377]. Это можно расценить как попытку привлечения на свою сторону влиятельного мусульманского духовенства, но одновременно и как способ лишения мулл и кадиев финансовой самостоятельности. В пользу последнего свидетельствует отказ Цицианова вернуть земли, конфискованные у ряда мусульманских священнослужителей вскоре после присоединения Грузии к России. Было объявлено, что всякое духовное лицо, замеченное в антиправительственной деятельности, будет сослано в Сибирь, а в случае его побега туда же будет отправлена его семья. Впрочем, Александр I счел необходимым смягчить наказание: домочадцы «изменника» всё же освобождались от ссылки[378]. Действуя через влиятельных агаларов, Цицианов добился возвращения в состав Грузии без выстрела богатой хлебом и потому стратегически важной Шурагельской провинции. Он заключил договор с местным правителем Будаг-султаном, за которым в обмен на небольшую дань сохранялась вся полнота власти (за исключением вынесения смертных приговоров)[379].
После присоединения Восточной Грузии под властью российского императора оказались тысячи армян, составлявших большую часть городского населения Закавказья. Все они были проникнуты верой не просто в освобождение от ига иноверцев, но и в возрождение Великой Армении, память о которой жила в их сердцах. Поражение византийской армии в битве с турками-сельджуками при Мазанкерте (1071 год) привело к тому, что христианские государства на пространстве между Черным и Каспийским морями оказались на пути неудержимых полчищ кочевников. В 1373 году жители края подверглись страшному нашествию орд Тимура. Эти события имели катастрофические последствия для армянского народа; они привели к утрате государственности, безмерным людским и материальным потерям и длительной изоляции от остального христианского мира. На рубеже XV—XVI веков Армения стала полем сражения двух могучих мусульманских держав — Османской империи и Ирана. Ситуация усугублялась тем, что турки и персы принадлежали к разным ветвям ислама (сунниты и шииты), представители которых относились друг к другу с еще большей враждебностью, чем к иноверцам. Даже когда эти державы официально состояли в мирных отношениях, население не чувствовало себя в безопасности, так как отряды местных владык, фактически неподконтрольных ни султану, ни шаху, постоянно совершали набеги на сопредельные территории. Уровень экономической эксплуатации превышал все мыслимые границы, завоеватели демонстрировали нетерпимость к культуре армянского народа. Поскольку фискальный аппарат обоих государств работал неэффективно, турецкие гарнизоны не получали вовремя жалованье и попросту грабили мирных обывателей. Уничтожались исторические памятники, библиотеки, гонениям подвергалась церковь. Поощрялось заселение исконно армянских территорий мусульманами, а сами армяне насильно водворялись на другие земли. Депортации и вынужденная миграция привели к тому, что множество армян оказалось вне своей исторической родины. Рассеянные по всему миру, они сохранили осознание своего национального и культурного единства во многом благодаря сохранению веры своих отцов. Именно Армянская церковь стала организацией, заместившей собой разрушенное государство, а духовенство — сословием, скреплявшим нацию, лишенную возможности иметь иную элиту (армянская феодальная аристократия была уничтожена завоевателями).
Кавказские христиане могли надеяться лишь на помощь России, которая раньше других христианских государств начала «реконкисту». Если в XVI столетии Европа еще отчаянно сопротивлялась нашествию османов, то Россия начала стратегическое наступление на восток, покорив Казанское и Астраханское ханства. Внимание Запада в XVII—XIX веках фокусировалось на решении так называемого «Восточного вопроса», связанного с изгнанием турок с Балкан и последующим политическим обустройством этого региона. Прагматичные западные правители не видели в закавказских христианах достаточно сильных союзников и понимали ограниченность своих возможностей в оказании им прямой помощи из-за их географической удаленности. Немалое значение имело и то обстоятельство, что в Париже, Вене, Лондоне и Берлине уже в конце XVIII века осознали: Кавказ становится зоной влияния России. Более того, в освободительном движении армян зачастую видели «руку России», которая тянется к Средиземному морю и Персидскому заливу. В 1799 году влиятельные представители армянской элиты мелики Джимшид Варандинский и Фридон Гулистанский обратились к Павлу I, прося принять в подданство Карабахское ханство или прислать войско, под защитой которого армяне могли бы уйти из мусульманских владений. При этом все расходы на такую военную экспедицию они соглашались принять на себя. Если же и такой вариант по какой-то причине не нравился Петербургу, то мелики просили повелеть грузинскому царю передать армянам для поселения земли, на которых они ранее проживали[380].
