Но странное дело: ощущение было совсем не таким, как всегда. Жаркие волны, пробегающие по телу, не были похожи на привычное чувство слияния. Чем дольше Молли пересохшими глазами смотрела на собаку, тем сильнее искажалось знакомое ощущение. Вместо теплого покалывания в кожу впились ледяные иголки, и тело покрылось мурашками. Молли в ужасе ахнула и рывком выдернула себя из транса.

Из-за реки послышались резкие щелчки. Молли заметила пару садовых ножниц, подравнивавших клюв большой птицы на вершине куста. Садовника разглядеть не удалось, но кем бы он ни был, неведомые хозяева явно стремились поддерживать живую изгородь в порядке. Режущие инструменты укрощали буйную поросль причудливых зверей, украшавших кусты тиса и бирючины.

В боковое зеркальце Молли увидела миссис Тринкелбери. Проворная толстушка в вязаном пальто тащила к машине полные сумки шерсти. Придется отложить эксперименты с гипнозом.

Когда миссис Тринкелбери подошла поближе, Молли увидела, что старушка крайне взволнована.

– Т-только посмотри, к-какая ужасная новость, – сообщила она и протянула газету.

Поперек всей страницы тянулся аршинный заголовок: «Девочка-звезда исчезла!» Ниже была фотография юной актрисы и певицы Дивины Наттель. Она была в костюме астронавта, созданном специально для мюзикла «Звезды на Марсе». Текст гласил: «Дивина Наттель исчезла на пороге своего дома в Манхэттене. На месте происшествия найдена соболья перчатка. Нью-йоркская полиция считает, что это похищение».

Миссис Тринкелбери была вне себя от волнения.

– Б-бедная девочка. Б-бедные родители. Нет, Молли, ты м-можешь себе представить?

Молли могла. С легкостью. Ей довелось столкнуться с похищением, когда Нокман в Нью-Йорке украл ее любимую собачку, – это было ужасно.

– Кошмар! – ахнула Молли.

Она встречалась со знаменитой Дивиной Наттель, так что новость для нее была вдвойне ошеломляющей. Хоть Молли и не любила Дивину, но все же теперь искренне встревожилась за нее.

– В-видишь, и у знаменитостей жизнь б-бы-вает нелегка, – наставительно произнесла миссис Тринкелбери и, прищелкивая языком, как зяблик, запечатлела на лбу Молли пахнущий пирожными поцелуй. – Что-то я проголодалась. А ты? Н-надеюсь, мистер Н. готовит нам обед. Смотри-ка, я взяла нам на сегодня кассету. Фильм с Глорией Сердсенс. Той самой, которую в п-прошлом году избрали лучшей актрисой. Она чудесна. Отвлечемся от м-мыслей о Дивине.

По пути домой миссис Тринкелбери, чтобы приободриться, подпевала песням по радио. Ей страшно нравился этот мальчик, юная поп-звездочка Билли Боб Бимбл, и она обожала его хит «Сорока»:

Через двадцать минут они доехали до Счастливого приюта. Фасад скрывался за строительными лесами. Половина здания сверкала безупречной белизной, другая еще оставалась ветхой, серой, обшарпанной. Миссис Тринкелбери понесла сумки с пряжей к парадной двери.

Навстречу ей, как черная ракета, выскочила Петулька. Виляя коротким хвостиком-баранкой, собачка запрыгнула к Молли и положила девочке на коленку подарок – маленький камушек. Потом кинулась прочь, пронеслась по гравийной дорожке и вернулась, сжимая в зубах письмо.

– Спасибо, Петулька, – поблагодарила ее Молли.

Она взяла из собачьей пасти замусоленный конверт и всмотрелась в адрес.

Когда-то на нем аккуратными зелеными буквами было выведено имя Молли, но теперь почти все буквы размазались, и можно разобрать лишь «Мо////// //////н». И адрес тоже был слизан. Видимо, Петулька долго присматривала за конвертом.

– Молли, помоги мне дотащить сумки, – окликнул подругу Рокки. – Такие тяжелые, все пальцы изрезал.

Молли сунула конверт в карман и взяла у Рокки часть пакетов. Вот почему она не сразу прочитала письмо.

Бо́льшую часть своего существования дом был развалюхой. Но капитальный ремонт преобразил Счастливый приют. Например, обшитая дубовыми панелями гостиная, холодная и продуваемая сквозняками, стала гораздо уютнее. В ней постелили новые ковры, повесили картины. Вдоль стен поставили удобные кресла, диваны и столы. Для обогрева целыми днями весело пылал камин. Заново отполированные стены пахли пчелиным воском, в вазах розовели цветущие яблоневые ветки, собранные в диком саду неподалеку от деревни Хардвик. В одном углу поставили теннисный стол, в другом – батут.

В кресле возле камина сидела семилетняя Джемма и читала детектив. В стеклах ее очков отражались пляшущие языки пламени. Как только Молли опустила сумки на пол, в прихожей раздался громкий стук.

– Сколько? – пропыхтел Джерри, распахивая дверь велосипедным колесом.

Джемма посмотрела на часы:

– Пять минут десять секунд. На этот раз хуже.

– Это потому, что меня занесло, когда я ехал через лужу.

В столовой зазвенел колокольчик.

– После обеда попробуешь еще раз, – сказала Джемма.

За стойкой посреди комнаты застыл мистер Нокман. От кастрюль с горячими овощами, сосисками и картошкой поднимался пар, и в его клубах лицо повара лоснилось от пота. Нокман выглядел в десять раз лучше, чем в те дни, когда Молли впервые встретила его. Лицо заметно похудело, приобрело здоровый цвет, на нем обрисовались скулы. Белки глаз, раньше желтые и налитые кровью, сделались по-настоящему белыми, лысина засверкала чистотой.

Сегодня мистер Нокман надел просторные серые фланелевые брюки и синюю куртку на молнии с широкой красной полосой вдоль спины. На плече восседал его любимец – волнистый попугайчик Цыпа Тика. Попугайчик весело посвистывал и время от времени дружески клевал хозяина в ухо. Ребята разобрали тарелки с едой и уселись ужинать.

В свое время, загипнотизировав Нокмана, Молли обнаружила, что единственным существом, которое он любил, был попугайчик по имени Пушок. Тот попугайчик умер. Чтобы помочь Нокману свернуть с преступного пути, Молли назначила ему специальное лечение – попугаетерапию. И теперь девочка пришла к выводу, что лечение дает неплохие результаты. Каждый раз, когда Нокман поступал обдуманно, делал что-нибудь по-настоящему доброе, Молли разрешала ему купить нового попугайчика. Правда, девочку немного тревожило, что вскоре дом может превратиться в птичник. Нокман совершал удивительно добрые поступки почти ежедневно. С Рождества он заработал уже двадцать птичек. Через шесть месяцев их количество может возрасти до двух сотен. Правда, к тому времени гипнотические внушения Молли развеются, но девочка надеялась, что Нокман и сам научится вести себя хорошо.

Теперешний Нокман неизменно лучился улыбкой. Он никогда в жизни не был так счастлив. Бывший преступник положил на тарелку миссис Тринкелбери три идеально сваренные сосиски, специально припасенные для нее.

– Не шелаете ли фасоли, торогая? – спросил он со странным немецким акцентом, который под гипнозом внушила ему Молли.

– О, б-благодарю вас, Саймон, – ответила почтенная дама и свернула для него из салфетки бумажную птичку.

После обеда все собрались в маленькой гостиной, где стоял телевизор. Миссис Тринкелбери села в кресло, остальные пристроились вокруг – кто на мешке с фасолью, кто прямо на полу.

Нокман потряс старенький видеомагнитофон, чтобы вернуть его к жизни. Миссис Тринкелбери вставила кассету, и начался ее любимый фильм – «Летние вздохи».

За два часа, пока шел фильм, прервались лишь однажды: у Джерри из кармана сбежали мышки, пришлось ловить. Когда закончилась последняя сцена и Глория Сердсенс бросилась с обрыва в море, миссис Тринкелбери заплакала, и Молли сунула руку в карман за носовым платком.