Паан с необычной для него нежностью пристально посмотрел на Бергуна, затем перевел взгляд на Алакета и взволнованно воскликнул:
— Достойные внуки Хориана!
Все селение вышло встречать охотников. У крайних домов стояли, оживленно переговариваясь, женщины. Поодаль собрались самые древние старики, которые не могли принять участия в охоте. Они изредка важно перебрасывались одним-двумя словами. Повсюду сновали востроглазые ребятишки.
Но вот собравшиеся оживились. Все глаза обратились к холмам. Показались охотники. Они ехали группами по шесть-восемь человек, держа в руках длинные копья. Их плечи и крупы коней украшали шкуры убитых ими хищных животных. Кони, чуя звериный запах, беспокойно раздували ноздри и прядали ушами. Сзади двигались нагруженные тушами повозки. Впереди на горячих скакунах ехали предводители охоты — Ченбак и Хангэй. Рядом с ними покачивался в седле Алакет. Голова его обмотана тканью с запекшейся кровью. Бледное лицо юноши было спокойно, но глаза сияли радостью. На плечи его накинута шкура тигра. Немного в стороне ехал на буланом коне Паан. Длинные волосы его, ничем не прикрытые, развевались на ветру.
Через спину его коня, прикрывая переднюю луку седла и часть шеи с волнистой гривой, перекинута шкура второго тигра.
Толпа дружными возгласами приветствовала героев охоты. Склонившись перед стариками, охотники въехали в селение. Возле крайнего дома стояли Мингюль, ее мать и маленькие братья и сестры. Девушка с тревогой вглядывалась в приближавшихся всадников. Вдруг она увидела воина с тигровой шкурой на плечах. На голове повязка с запекшейся кровью. Лицо белое, как облако… Алакет!
Точно на крыльях Мингюль бросилась навстречу юноше. Неизъяснимое счастье наполнило сердце Алакета. Лицо озарилось улыбкой. Но в следующее мгновение глаза девушки широко раскрылись, в них вспыхнул испуг, словно перед ней появился ужасный подземный дух. Закрыв лицо руками, она бросилась в толпу. Алакет не видел, какое смятение отразилось на лицах охотников. Но, чувствуя что-то неладное, юноша хлестнул коня и, не оглядываясь, проехал мимо. Подъехав к дому, Алакет соскочил с коня и вошел в жилище за Хангэем. Женщины хлопотали у очага. На груде шкур, нахмурившись, восседал Гелон. Он даже не взглянул на племянника. Удивленный, Алакет присел, прислонился к стене. Немного погодя прибыли Дунгу, Паан и сыновья Гелона.
Когда все расселись вдоль стен, Гелон встал с места и, окинув родственников суровым взглядом, начал:
— Алакет! От времени, когда растаял последний снег, до времени, когда должен выпасть следующий, ты совершил подвиги, достойные больших похвал. Вместе с Дунгу ты одолел десятерых хуннов, а в последующих боях всегда был в первых рядах удальцов. Сегодня ты справился с тигром.
Алакет насторожился. Он знал, что динлины никогда не расточают впустую похвал. И если в присутствии юноши старший сородич начинает перечислять так подробно его заслуги, это редко предвещает что-нибудь хорошее. Не будь Алакет так погружен в сладкие грезы о Мингюль, он бы сразу понял, в чем дело, но образ ее заслонял все остальные мысли и мешал сосредоточиться.
— Но не думаешь ли ты, — продолжал Гелон, — что твои заслуги дают тебе право презирать законы рода и племени? Что значат нежные взгляды, которыми ты уже не первый день обмениваешься с Мингюль? Об этом говорит все селение, и только твой отец не замечает ничего.
Теперь Алакет понял. Он почувствовал, что надвигается что-то ужасное, непоправимое. Юноша взглянул на отца. Хангэй сидел, низко опустив голову. Таким растерянным и пристыженным он выглядел во время беседы со старым Хорианом, когда маленький Алакет промахнулся, стреляя из лука. Но сейчас вместо любви и жалости Алакет почувствовал, что в груди его нарастает страх за Мингюль и безудержный гнев на тех, кто хочет разрушить светлые мечты.
— Ты не почитаешь обычаев своих отцов, — гремел Гелон, — и идешь по пути тройного преступления! Ты забыл, что динлин не может ввести в дом вторую жену, пока не женится на той, которую за него просватали еще в колыбели. Но этого мало, ты посягаешь на то, что принадлежит твоему соплеменнику, более того — роду твоего князя, ибо Мингюль просватана за Дугундэя из рода Барана. И, наконец, ты совершаешь третье преступление, перед которым бледнеют оба первых, словно холодный туман перед лицом снежной бури. Ты забыл, что в жилах Мингюль, как и твоих, течет кровь Быка. Ты осмеливаешься питать к своей сестре чувство, которое дозволено только по отношению к женщине чужого рода! Но, может быть, я ошибся? Скажи, Алакет, может быть, ты не питаешь к Мингюль иных чувств, кроме привязанности брата? Почему же тогда ты, въезжая в селение, не мог отвести взгляда от этой девушки? Ты, словно глухарь, зачарованный собственной песней, не замечал ничего вокруг и даже не поклонился старикам! Что случилось с тобою? Отвечай!
Алакет встал, его взор встретился со взглядами, полными укора и осуждения. Он смело и прямо посмотрел в лицо Гелона.
— Я не хочу лгать, старший отец. Ложь недостойна динлина. Я люблю Мингюль не как брат, а так, как мой отец любит мою мать, как мои дяди любят своих жен! Душа моя в лучах восходящего солнца, сердце мое — во всепожирающем пламени! И если только Мингюль меня любит, я буду защищать наше счастье, как барс добычу, пока гибель не настигнет меня! А если ее сердце не ответит моему, я спокойно отдам себя на суд рода!
Слова Алакета поразили всех. Женщины в ужасе ахнули. Мужчины вскочили с мест.
— Позор! — воскликнул, задыхаясь от гнева, Гелон. — Свежо предание, как расправился род Оленя с человеком, осмелившимся любить женщину своего рода! Обоих отступников зарыли живыми в землю! Я убил бы тебя своими руками, но горе нам, ты совершил слишком много! Даже великому отцу Хориану не удалось убить тигра в шестнадцать лет! Весь род будет завтра судить тебя на том самом месте, где готовились чествовать вашу с Пааном и Бергуном победу… Возьмите его, сыновья мои…
С бледным, спокойным лицом Алакет шагнул навстречу Канзыру. Удар плечом — Канзыр пошатнулся. Алакет с быстротой оленя рванулся к двери, но Паан копьем преградил ему выход. В ту же минуту Алакет молниеносным движением ударил дядю по руке, и тот выронил копье. Алакет выскочил из дома и бросился к коновязи. Выхватив из ножен кинжал, он перерезал повод, которым был привязан один из скакунов, птицей взлетел на конскую спину. Конь галопом взял с места. У Алакета кружилась голова, ныла рана, но свежий встречный ветер постепенно возвращал ему силы.
Вихрем промчавшись через селение, юноша ринулся к пологому холму, на склоне которого раскинулись ячменные поля.
Женщины серпами срезали спелые колосья. К счастью, Мингюль работала на краю поля в стороне от остальных. Когда Алакет, остановив коня, спрыгнул на землю, в глазах девушки отразился смертельный испуг.
— Зачем ты здесь? — прошептала она, выронив серп.
— Мингюль! — глухим голосом проговорил Алакет. — Жизнь наша в опасности! Бежим!
С этими словами он легко поднял девушку на руки и посадил на спину коня.
Сев сзади Мингюль, юноша погнал коня вокруг холма. Испуганная и растерянная, девушка крепко прижалась к Алакету.
— Клянись предками рода Быка, — прошептал Алакет, касаясь губами ее уха, — что ты не покинешь меня и разделишь со мной мою судьбу.
— Клянусь! — ответила Мингюль, доверчиво взглянув в глаза Алакету.
Вдали показался табун.
— Мингюль, — сказал Алакет, спрыгнув с седла, — раны сковывают мои движения. Тебе придется помочь мне. — Сняв с себя длинный ременной пояс, он быстро приготовил аркан и свободным его концом обмотал шею коня.
— Видишь низкорослого рыжего скакуна! — продолжал Алакет. — Он силен и резв на бегу. Поезжай в табун и поймай его… Однажды, — добавил юноша, — он чуть не унес тебя в землю хуннов.
Легкой рысью Мингюль направила коня в табун, накинув на руку свернутый аркан. Подъехав издали к рыжему скакуну, девушка метнула ременное кольцо. Петля точно легла на шею животного. Конь рванулся, но аркан свободным концом был прочно прикручен к шее коня Алакета, и тот не двинулся с места, будто врос в землю всеми четырьмя копытами. Алакет поспешил на помощь и быстро подтянул к себе четвероногого пленника. Мингюль связала недоуздок.
