Вскоре вернулся сановник.
— Согласно уставу приличий, — обратился он, кланяясь князю, — уважаемый гость наш, войдя в зал, должен первым приветствовать достопочтенного правителя динлинов. При этом князю Дугаю во время церемонии надлежит стоять, а правитель будет сидя беседовать с ним.
Узун-Дугай порывисто поднялся с ковра, на котором сидел. Рядом с ним встал тщедушный со сморщенным лицом и седыми бровями Улачжайту.
— Почтенному наместнику должно быть известно, — заговорил он, предупреждая князя, — что хунны, господа этой страны, не могут первыми оказывать почтения динлинам, равно как и их правителям.
— Однако, — спокойно возразил сановник, — наши гости знают, что покойный каган пожаловал правителю титул западного чжуки-князя,[18] а западные чжуки-князья, занимая третье после кагана место в государстве, всегда были выше князей Дугай.
— Не должно забывать, — вкрадчиво заметил Улачжайту, — что так было, пока западные чжуки-князья принадлежали к роду каганов. Ныне же западный чжуки-князь не только не потомок кагана, но даже не принадлежит к племени хуннов! Между тем князь Дугай не только хунн, но и потомок великого кагана Модэ!
— А вы не забыли, наши уважаемые гости, — сказал сановник, — что род Эллея породнился с хуннами и что жена правителя — дочь покойного кагана! Кроме того, пристало ли пришедшему за поддержкой держать себя господином?
При этих словах Улачжайту, заметивший нетерпеливое движение князя, резко переменил тон:
— Довольно! Степные воины не терпят унижений. Мы покинем это место, но пусть динлины пеняют на себя! А кто попробует задержать здесь князя и его людей, пусть знает, что орде дан приказ действовать независимо от того, вернемся мы или нет. Воины князя сдали при входе оружие и доспехи, но никто не потребовал у них снять броню, скрытую под халатами, и сдать оружие, спрятанное в складках одежды.
При последних словах на лице сановника мелькнула тревога:
— Я передам правителю ваши слова, — проговорил он, отступая к двери.
Оставшиеся в зале хунны с опаской посматривали по сторонам. Сам Узун-Дугай, несмотря на горячий нрав, понимал, что любой неосторожный шаг может погубить и его и тех, кто пришел с ним в землю динлинов.
— Улачжайту, — проговорил он вполголоса, — я думаю, что нам все же придется принять то, что предложат нам эти дети волка.
— Ты мудр, повелитель, как и подобает будущему кагану, — отозвался Улачжайту, — следует пожертвовать кое-чем в настоящем ради блистательного будущего.
Сановник снова появился в дверях. Лицо его выражало непреклонность. Гордо подняв голову, он заговорил, чеканя каждое слово:
— Почтенный правитель земли и народа Динлин западный чжуки-князь в неизреченной мудрости своей дает ответ: «Князь Дугай прибыл к нам гостем и союзником, поэтому я согласен встретиться с ним стоя посреди приемного зала. Но приветствовать меня князь должен первым. Такое решение не может унизить ни динлинов, ни хуннов. Если же хунны будут и далее упорствовать, пусть скрестятся мечи и великий дух неба решит, на чьей стороне справедливость!».
Улачжайту взглянул на князя. Князь кивнул. Улачжайту важно произнес:
— Достойный князь Дугай согласен с почтенным наместником, так как такое решение не угрожает достоинству ни одной из сторон.
Распахнулись тяжелые двери с изображениями рогатых духов, и при раскатистом уханье бубнов и звуках труб взорам хуннов предстал обширный квадратный зал, стены и потолок которого были украшены разноцветными изображениями фантастических растений и животных. У дверей и вдоль стен замерли похожие на статуи воины с длинными копьями и круглыми щитами, в железных шлемах, украшенных перьями и лошадиными хвостами. Между ними на глинобитном возвышении на роскошных коврах и подушках восседали динлинские князья и старейшины в богатых одеждах. Посредине зала под балдахином сидел средних лет полный человек в роскошном халате, шитом золотом и серебром. Черные с проседью вислые усы обрамляли плотно сжатые губы. Живые глаза выражали проницательность и недюжинный ум. За его спиной стояли двое слуг, один из которых держал в руке опахало, другой — церемониальный зонт.
Это был Эллей — военачальник одного из степных родов, покоренных хуннами, позднее поставленный наместником кагана в земле Динлин. При виде хуннов он быстро поднялся с места и направился навстречу Узун-Дугаю. Они встретились посредине зала и одновременно склонились друг перед другом.
Затем заговорил Дугай:
— Мир дому наместника! Здоров ли он и его семья? Счастливы ли его подданные? Множатся ли его стада? Хорош ли урожай на его полях?
— Мир князю Дугаю, — ответил Эллей. — Благодарение богам, я здоров, как и моя семья. Подданные мои счастливы. Воины крепки. Страна благоденствует и процветает! Но здоров ли князь? Благополучен ли его путь через горы? — При последних словах на губах наместника промелькнула едва заметная усмешка.
Дугай поморщился. Благополучен ли был его путь? Нет, определенно здесь все знают о его поспешном бегстве и потерях и вежливо дают это почувствовать! Между тем, пока проходил взаимный обмен приветствиями, старейшина рода Оленя проговорил вполголоса, обращаясь к князю племени Огненного Кольца:
— Думаю, почтенный, что динлинам не стоит уподобляться неразумным черепахам, панцири которых стали прочным основанием для трона степняка Эллея. Еще недавно он был верным пастухом хуннов, гнавшим наши стада в ставку кагана. А ныне он сам призвал хуннского князя с его ордой в сердце нашей земли!
— Поверь мне, старейшина, — ответил седобородый князь, — что ты глубоко заблуждаешься. Сытый зверь не выходит из логова. Почему набеги хуннов на нашу землю почти прекратились в последние годы? Потому что каганы вовремя получали дань.
Но вся ли дань попадала в ставку каганов? Видел ли ты прекрасное вооружение воинов Эллея? Знаешь ли ты, как оно попало сюда из страны массагетов, из земли исседонов[19] и Хорезма? Подумай и сообрази! Разве ты забыл, что два набега наших племен на хуннов были предприняты по совету правителя? Сейчас хунны грызутся между собой за власть, и Узун-Дугай будет нашей стрелой, направленной в сердце державы Хунну!
На второй день пребывания Узун-Дугая во дворце наместника над котловиной низко нависли свинцовые тучи. Несмотря на холод, и Эллей и хунны торопились принести клятву «о мире и родстве». В этот день жители ставки Эллея могли видеть массивную колесницу с крытым верхом, запряженную четверкой лошадей, в которой за спиной возницы сидел наместник, закутанный в огромную медвежью шубу. Рядом с колесницей гарцевал одетый в овчинный полушубок и теплый, украшенный лисьими хвостами треух Узун-Дугай. Сзади отдельными конными группами двигались знатные хунны, динлины и воины охраны.
Выехав за город, процессия стала подниматься по склону горы. Ветер бросал пригоршни снега, тут же сдувая его с горы. Под ногами шуршали прибитые к земле тонкие желтые травы. У подножия проносились серые ветвистые комки перекати-поля. Эллей плотнее кутал лицо в косматый воротник, Узун-Дугай отворачивался от ветра, загораживаясь шеей коня.
Наконец достигли вершины. Эллей сошел с колесницы. Узун-Дугай легко спрыгнул с седла. Оба встали рядом. За ними полукругом расположилась знать. Перед ними встали два шамана — хунн и динлин. Один из воинов подвел к Узун-Дугаю белого жертвенного коня. Эллей подал знак начинать. Динлинский шаман поднял лицо и воскликнул:
— О, владыка неба, внемли почтительнейшим слугам своим. Услышьте нас, духи воздуха и земли, вод и гор, диких зверей и стад!
— Не лишайте нас милостей своих, великое небо и земля, солнце и луна! — откликнулся хунн.
Далее заговорили Эллей и Дугай:
— Перед лицом всех перечисленных богов стран Динлин и Хунну! Отныне дом Динлин и дом Хунну будут составлять один дом. Зла друг против друга иметь не будут. Преступников и изменников, из дружественной страны бежавших, принимать не будут. Я, правитель земли Динлин, западный чжуки-князь, обязуюсь помочь князю Дугаю вступить на престол хуннской державы.