Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Федор Иванович тут же вошел в компанию играющих в винт и с удовольствием проводил время за игрой…

И жизнь покатилась как по рельсам… Еще ночь прокачались на волнах – и вот он, Босфор, и тут же – Константинополь… До сих пор в патриотических кругах России этот древнейший город называют Царьградом. Столицу Римской, а потом Византийской империи основал могущественный Константин в 46 году нашей эры на европейском берегу пролива Босфор. Казалось бы, Рим – достаточно славный и могущественный город, чтоб оставаться столицей империи. Но вот император взял и перенес столицу сюда, поближе к своим восточным провинциям. И правильно сделал: Рим-то где, а здесь и торговля богатая, здесь и лучше улавливаешь настроение в подвластном мире. Сколько здесь побывало захватчиков – уж очень лакомый кусок, – и крестоносцы здесь создали империю, и богатые венецианцы, и генуэзцы какое-то время властвовали здесь. А потом уж турки захватили город, и вот уже много веков Константинополь зовется Стамбулом.

С первых шагов по палубе «Царя» Шаляпин обратил внимание, что среди пассажиров первого класса есть молодые женщины, которые зачарованно смотрят на него. Особенно одна, как оказалось, прелестное существо, умная, образованная, влюбленная в музыку. Естественно, она путешествовала не одна, а в сопровождении тетушки, но Федор Иванович уже почувствовал в сердце легкое волнение, как охотник, взявшийся за ружье накануне предстоящей охоты. Он давно усвоил правило: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», а потому во время прогулок по палубе совершенно не обращал на нее внимания. Да, они познакомились, раскланивались при встрече. Не более того… Правда, на фотографии перед приходом в Константинополь почему-то они оказались рядом, но ничего тут удивительного – группа была не так уж велика, а женщин было мало, тем более их пропустили вперед. А Федор Иванович над всем возвышался как каланча. Потом уж началась обычная суета…

Пароход задержался на санитарной станции, где необходимо было предъявить документы об отсутствии эпидемических заболеваний в порту, откуда пришли. Через несколько минут двинулся дальше.

Шаляпин вглядывался в батареи, которые свирепо смотрели с обеих сторон пролива. Гористые темно-зеленые берега были покрыты домиками причудливой архитектуры, особенно привлекали внимание старотурецкие постройки своей оригинальностью и своеобразием. Кто-то из пассажиров, столпившихся у борта, указал на знаменитый Семибашенный замок, окруженный грязно-серыми стенами, которые возвышались на крутых склонах.

– Здесь, в мрачном подземелье, несколько месяцев томился Алексей Михайлович Обрезков, брошенный сюда со всем русским посольством, как только началась первая русско-турецкая война при государыне Екатерине Великой, – пояснил пассажир, который первым указал на мрачный замок. – Кстати, и не только русские послы там побывали. Еще недавно Турция владычествовала чуть ли не над всем югом мира.

– Видно, всегда так кончаются эпохи насилия и деспотизма: сначала могущество и слава воинских успехов, а потом – упадок и заурядность, – поддержал разговор Шаляпин.

Пароход двигался все медленнее, все отчетливее вырисовывались строения на берегу.

– Посмотрите: вон прямо как сахарная вилла! Вон шоколадный домик, а рядом кремовая мечеть! Сколько сладостей здесь… – засмеялся Федор Иванович и повернулся к той, которую все это время словно бы и не замечал, она восторженно зааплодировала:

– Действительно, как точно вы определили. А вы, Федор Иванович, наблюдательны…

И между ними завязался разговор, который обычно возникает тогда, когда ни о чем серьезном не говорят, но вот такой-то разговор быстрее сближает, выявляя сходство интересов, пусть пока вроде бы мелких, чисто бытовых, поверхностных.

– Посмотрите, какое разнообразие зданий в европейском, восточном стиле, и все точно игрушки, тщательно выточенные.

– А видите балкончики наверху минаретов, это для проповедника?

Но отвечать вовсе было не обязательно. Смесь европейских и восточных зданий, так причудливо они перемешались между собой, производила такое впечатление, которое Шаляпин никогда не испытывал, хотя и бывал в восточных городах России.

Жарко. Пот градом катился с пассажиров, одетых в плотные костюмы и пальто. И тут, я думаю, вполне можем довериться описанию И. Соколовым того, что произошло, как только пароход бросил якорь: «Оборванные турки, греки, болгары, сербы-лодочники, как обезьяны, лезли на пароход, кричали, ругались друг с другом и наперерыв предлагали свои услуги пассажирам, чтобы свезти их на берег.

Федор Иванович с компанией русских воспользовался услугами представительного турка Мустафы, который превосходно говорил по-русски, согласился быть гидом и показать все достопримечательности Константинополя.

В продолжение трех суток Федор Иванович осмотрел решительно все достопримечательности Царьграда, как-то: Ая-Софию, Ах-медиэ, монастырь ревущих и вертящихся дервишей, Чирчи-Базар, Галатскую башню, Долма-Бахче, Бебэк, Цистерну Феодосия, Ать-Мейдан, Сераль, мечеть Баязидэ, Сулей-Маниэ и даже присутствовал на церемонии Селямлика в качестве «иностранца, занимающего высокое общественное положение».

Большею частью Фед. Ив. днем любил ходить пешком по Константинополю. Его высокая, крупная фигура в русской поддевке, широкополой шляпе, с толстой суковатой палкой в руке резко выделялась на улице. Все проходящие турки и даже европейцы останавливали на нем свое внимание, и, когда он проходил мимо, они, повернувшись назад, долго провожали его глазами.

– Это, должно быть, русский казак? – спросил как-то один турок у Мустафы. Тот перевел вопрос нам.

– Да! – ответила, улыбаясь, компания.

– Какой большой! – удивленно проговорил турок.

– Это еще у нас из казаков самый маленький! – сострил кто-то из компании.

Мустафа перевел турку. Тот в ответ только покачал головой и долго удивленно провожал глазами Ф.Ив.».

Федор Иванович побывал в Русском агентстве, познакомился с его заведующим И.И. Чайковским, родным братом знаменитого композитора.

Ходили мужской компанией в кафешантан «Конкордию»: «Деревянное здание вроде балагана, с прогнившими потолками, с ложами, обитыми грязным ситцем, сцена с рваными декорациями, на сцене в жалких костюмах поют и ломаются какие-то жалкие отбросы кафешантанного мира» – все это, конечно, оставило тяжелое впечатление у Шаляпина и у всех, кто был вместе с ним. «У нас такое не увидишь даже в самом глухом уголке глухой провинции», – подумал Федор Иванович.

В таком кафешантане долго не просидишь, и Федор Иванович попросил проводника свезти всю компанию в самую лучшую баню.

– А то были в Константинополе, а в турецких банях, о которых так много говорят, и не парились.

Баня, по словам И. Соколова, оказалась «порядочной дрянью», запомнились лишь сами банщики, их умение, мастерство. «Банщики-турки, между прочим, замечательные массажисты. Они ломают вам члены, вытягивают суставы, бьют кулаком, и вы не чувствуете ни малейшей боли, только облегчение. Иногда приходят в восторг, вспрыгивают вам на плечи, скользят по ногам, по бедрам и пляшут по спине вприсядку. После мытья закутали нас в какие-то ткани, надели на головы чалмы, отправили в «салон», принесли кофе и кальяны». После такого, можно сказать, восторженного описания трудно поверить в то, что турецкие бани – «порядочная дрянь». Может, с этими словами не согласился и Федор Иванович, читая эту книжку, а потом рассказывая своему сыну о давнем впечатлении от прочитанного.

Вечером, по приглашению русских в Константинополе, Шаляпин побывал в доме какого-то богача, где собралось разноплеменное светское общество: турки, греки, итальянцы, французы, англичане и конечно же русские. И когда его попросили спеть, а вместе с ним был и неразлучный в эти дни Михаил Слонов, то Федор Иванович не стал отнекиваться – в этот вечер он пел русские народные песни и песни Слонова.

Пароход взял курс на Смирну 12 марта. Дарданеллы, Мраморное море… Шаляпин много гулял по палубе, играл в винт, а во время ужина увидел лежавшую книжку – «На дне» Горького. Взял ее, удивленно посматривая на окружающих, – кого ж могла заинтересовать эта пьеса. Владелица книжки тут же обнаружилась и попросила Федора Ивановича почитать ее в кают-компании первого класса. Слух об этом разнесся по кораблю, и вскоре кают-компания была заполнена не только пассажирами первого класса, но и второго, с разрешения капитана. Сколько уж раз в различных аудиториях читал Шаляпин эту драму, а сейчас, среди этих богачей, преуспевающих дельцов и прожигающих жизнь купцов с мятущейся душой, среди дам, которые никогда не знали, что такое голод и вообще бедность, он читал с особым чувством, желая подчеркнуть, что есть другая жизнь, которую присутствующие не знают. И вот его друг, Максим Горький, устами своих персонажей бросает вызов всем властителям, виновным в устройстве такого общества, где есть такие, как Лука, Барон, Настя, Сатин… «Когда Ф.И. своим мощным голосом запел «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно», публика пришла в неописуемый восторг. По настойчивому требованию публики Ф.И. пришлось повторить пение несколько раз», – рассказывает И. Соколов.

12
{"b":"193235","o":1}