— Значит, выходим во второй эшелон? — спросил подошедший комиссар.

— Да, — глухо ответил комбриг. — Занимаем позиции за 50–й армией, двое суток на отдых и переформирование.

Оба помолчали.

— Не казни себя, — сказал Бойко. — Ты сделал все что мог. Корпус завершил развертывание, наша задача выполнена.

— Наша задача — выбить их к чертовой матери отсюда, — вспылил полковник — Я разменивал танки на танки, я потерял сотни людей! И в результате я, а не он потерпел поражение…

— Прекрати, — жестко приказал комиссар. — Что ты, как баба, ей-богу. Будет время — нанесем поражение и выбьем, не все сразу. Знаешь, по-моему, тебе просто нужно выспаться.

Когда Петров нашел свою роту, уже светало. Батальоны готовились к маршу, бригада выступала к новому рубежу обороны.

— А-а-а, три танкиста, три веселых друга, — радостно заорал комиссар Загудаев. — Сашка, иди сюда, смотри, кто к нам пожаловал.

Из-за KB выскочил Бурда и, раскинув руки, пошел на экипаж

— Задушишь, — прохрипел Петров.

— Я уж думал — с вами все. — Комроты обнял всех по очереди.

Вокруг собирались танкисты, кто-то притащил жестяной чайник с остатками еще теплого чая.

— А где ваша старушка? — спросил Бурда.

— Сгорела, — вздохнул Иван. — Правда, Дынер обещал другую, сегодня закончат ремонт, у нее экипаж все равно переранен.

— Значит, еще воюем, Ваня? — усмехнулся ротный.

— Воюем, — ответил старший лейтенант.

— Добро. — Бурда посерьезнел. — А то долгов накопилось — пора бы уже отдавать начинать.

— Пора, — кивнул Петров.

— Ну ладно, догоняйте нас. — Бурда хлопнул Ивана по плечу и полез в танк

Через пять минут 1–й батальон, рыча и плюясь грязью из-под гусениц, ушел по дороге на север.

— Ну, три веселых друга, — усмехнулся Петров, — пошли в ремроту, будем Дынеру над ухом зудеть.

— Ага, — кивнул Безуглый, — и пожрать чего-нибудь не мешало бы. Знаешь, командир, у меня такое чувство, что это только начало.

— Наверное, — кивнул старший лейтенант.

И они пошли туда, где ремонтники, грохоча кувалдами, чинили их новый танк.

Сражение за Скирмановский плацдарм привлекло мое внимание случайно. В мемуарах Михаила Ефимовича Катукова ему посвящена отдельная глава «Удар по выступу», но из нее нельзя составить полное впечатление о масштабе операции и ее результатах. Насколько мне известно, до сих пор не вышло ни одного специального исследования, посвященного Скирмановской операции. В этом нет ничего удивительного — всего через день после успешного окончания советского наступления началась вторая стадия «Тайфуна». Грозные события последующих недель заслонили маленькую победу местного значения, но важность этой операции для 1-й гвардейской танковой бригады и ее командира трудно переоценить. Кроме того, сражение за Скирмановский плацдарм интересно еще и тем, что потери противника по нашим документам не так уж сильно расходятся с потерями, которые подтверждают немцы.

Эта повесть ни в коем случае не претендует на точную реконструкцию битвы. Я лишь надеюсь, что мой рассказ пробудит в читателях интерес к истории нашей страны.

Не могу не сказать о людях, без которых книга, наверное, не была бы написана, и уж, во всяком случае, оказалась бы куда менее достоверной. Я глубоко признателен Дмитрию Шеину за предоставленные копии дел Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации и за его постоянную поддержку. Неоценима помощь, которую оказали Михаил Денисов, Дмитрий Козырев и Виктор Крестинин, взявшие на себя роль добровольных литературных редакторов этой книги. Роман Алымов и Алексей Леонтьев, восстанавливавшие и водившие Т-34, поделились своими знаниями об этом танке. Денис Салахов консультировал меня по вопросам действий советских диверсионных групп. Рустам Азербаев дал важную информацию о жизни образованных слоев казахского общества до революции и в 20–30-е годы.

Снег шел всю ночь, накрывая землю белым одеялом, сырой холод пробирал до костей, и к полуночи Волков приказал развести костры. Светомаскировка летела к чертям, но иначе рота могла просто потерять боеспособность, и лейтенант выбрал из двух зол меньшее. Накануне двое бойцов начали глухо надрывно кашлять и жаловаться на жар. Санинструктор роты сержант Пашина доложила, что средств от простуды она не имеет, и Волков приказал ей сопроводить больных на батальонный пункт медицинской помощи. Обратно Пашина вернулась одна, на вопрос командира доложила, что оба бойца отправлены в медсанбат с воспалением легких. В медпункте сержанту выдали какой-то противопростудный порошок, но, по словам санинструктора, лечить им можно было разве что совесть врача. Промозглая сырость нанесла роте первые потери. Вода в окопах стояла по колено, мокрые ватники и шинели не спасали от холода, и когда на землю упали первые хлопья, лейтенант велел разжечь костры, закрыв их со всех сторон плащ-палатками. Грелись отделениями, чтобы не оголять окопов, заползая в неуклюжие шатры со своей, советской стороны, следили, чтобы пламя не разгоралось слишком ярко, не освещало нависшие ветви берез.

Обойдя взводы, Волков вернулся к себе на КП. Трофейные часы, добытые полтора месяца назад в его первом на этой войне бою, показывали три часа ночи, и лейтенант решил, что должен хоть немного поспать. Командный пункт роты представлял собой три окопа, вырытые на небольшой возвышенности в полукилометре от переднего края. Отсюда Волков мог видеть позиции первого и второго взводов, занимавших район примерно в полтора километра по фронту. Здесь же располагался второй эшелон обороны, в составе третьего взвода и пулеметного отделения. Часовой, засевший в стрелковой ячейке, к счастью, не спал и хрипло крикнул: «Стой, кто идет?», недвусмысленно лязгнув затвором. Назвав пароль, выслушав отзыв и похвалив за бдительность бойца, совсем мальчишку, из пополнения, комроты подошел к окопу, где с вечера изволили отдыхать его политрук. На высоком месте вода в ямах не собирается, и политрук роты Колька Трифонов спал, можно сказать, с комфортом. Вместе со связными и телефонистом он с вечера натаскал на дно окопа лапника, и теперь все трое дрыхли, тесно прижавшись друг к другу. Зимние шинели, надетые поверх ватников, а также невесть где спертый огромный кусок брезента, сложенный вдвое, давали неплохую защиту от холода, во всяком случае, дружный храп звучал вполне себе бодро, без малейшего признака нездоровья. Лейтенант нагнулся и осторожно встряхнул политработника за плечо.

— Колька… Ко-о-лька.

Политрук что-то пробормотал и попытался повернуться на бок. Волков собрал в горсть снега и хладнокровно приложил ладонь к широкому Колькиному лицу. Трифонов открыл глаза и с тихой ненавистью произнес:

— Зараза ты, Сашка, такой сон похерил.

— Вставай, морда рязанская. Все же видно, что ты не воевал как следует, дрыхнешь, что барсук, — проворчал командир. — Спать нужно осторожно.

— А чего такое-то? — Политрук аккуратно выпростался из-под брезента и неловко вылез из окопа. — Черт, заколодел весь.

— Руки-ноги разомни, — посоветовал Волков, снимая с руки часы. — На, держи, разбуди меня через два с половиной часа. С ног падаю, если и сегодня не посплю — ни хрена командовать не смогу.

Трифонов энергично помахал руками, несколько раз сжал и разжал кулаки, затем принял у ротного часы и с видимым удовольствием застегнул их на левом запястье.

— «Омега», — ухмыльнулся он, натягивая поверх браслета трехпалую рукавицу. — Слушай, Сашка, а подари их мне?

— Обойдешься. — Шинель, которую лейтенант с вечера для легкости оставил в окопе, совершенно задубела. — Вот, мать ее, еще сломаю сейчас… Значит, смотри сюда, я разрешил бойцам погреться, ты на них не наскакивай, там Денис и Андрей Васильевич присматривают. Пройди по взводам, как раз секреты должны смениться…