Понятно, что материалист Шойхцер предлагает и сугубо материальные методы лечения: чтобы побороть ностальгию у горцев, он требует повысить степень присутствия воздуха в их теле. Для этого надо употреблять в пищу все, что содержит сгущенный воздух — к примеру, молодое вино и селитру. В подтверждение своей правоты Шойхцер рассуждает о неизбежной ностальгии у китов, которые, спускаясь в южные широты, тоже испытывают последствия изменения атмосферы. Неизвестно, правда, откуда Шойхцеру известно о ностальгии, переживаемой китами. Ведь записывать и слушать их песни стало модно только в XX веке (их блестяще аранжировал Пол Уинтер в своей «Колыбельной матушки — китихи»), Но едва ли эти песни китов можно однозначно квалифицировать как ностальгические, для этого следовало бы сравнить записи китов в северных и южных широтах путем «вчувствования» в них. Но, согласимся, для точной науки такое «вчувствование» не годится — больно уж велик в нем субъективный момент. Поди, определи, тоскует ли кит по родине — по звукам, которые он издает. К тому же непонятно, родился ли именно этот кит в южных или в северных широтах — где у него родина, а где чужбина? На родине он поет или вдали от нее?

Вопрос о влиянии атмосферы на ностальгию также решался врачами прошлого чисто субъективно. Вот, к примеру, врач Д. Хардинг был, в отличие от Шойхцера, патриотом города Ростока, а потому он объявил нездоровым и грубым как раз горный швейцарский воздух, утверждая, что он делает швейцарцев глупыми. Именно потому швейцарцы, вынужденные переехать в Росток, где воздух нормален, испытывают тоску по родине и чахнут, «подобно тому хмелю, который привыкнув к зловонному навозу, уже не может разрастаться на какой‑то иной почве».

Затем, если судить по отреферированным диссертантом Ясперсом книгам, ностальгию перестали приписывать только швейцарцам. Она была признана феноменом общечеловеческим. И. Г. Циммерман в 1774 году с успехом доказал, что ностальгия наблюдается также у солдат из Бургундии и у шотландцев. Но более всего она проявляется у рекрутов, которым насильно забривают лбы в Англии. Едва вернувшись на родину из одной военной экспедиции, они оказываются на другом корабле, отправляются в новый поход и тысячами гибнут от тоски по родине. Опять‑таки возвращение на родину творит чудеса — стремительно выздоравливают самые тяжелые больные. Стало быть, тема высокогорного воздуха, влияющего на возникновение тоски по родине, снимается — на уровне моря ностальгия случается тоже.

Итак, первый прием, который К. Ясперс применяет в своей диссертации для ненавязчивого, скрытого отстаивания своей точки зрения («душа способна вызывать и излечивать болезни тела»), состоит в том, чтобы отбирать наиболее смехотворные и нелепые доказательства противоположного. Чем смешнее материализм, тем меньше у него сторонников. Именно потому Карл Ясперс и выбирает из реферируемой литературы наиболее несуразные материалистические объяснения ностальгии.

Второй прием состоит в том, чтобы с фактами в руках продемонстрировать возможность быстрого выздоровления от соматических недугов. Заболевание, конечно, может пройти и в результате того, что организм ведет с ним борьбу, но это не может произойти в одночасье или в течение дня. Быстрое исцеление может происходить только под сильным влиянием психогенных факторов, то есть, говоря по старому, души.

Карл Ясперс, описывая такое влияние, подробно цитирует книгу того же И. Г. Циммермана:

«Одному студенту факультета медицины в Геттингене, родом из Берна, под влиянием тоски по родине стало казаться, будто ему грозит разрыв аорты. По этой причине он совсем не решался выходить из комнаты. Однако в день, когда пришло письмо от отца, который велел ему ехать домой, он от великой радости обежал весь Геттинген, попрощался со всеми знакомыми и через два дня, будучи весьма бодрым, сел в Касселе в зимний конный экипаж. А ведь за два дня до этого он совершенно падал духом, увидев, что ему предстоит подняться по лестнице в несколько ступенек. Позже, будучи в другом месте, он еще раз заболел ностальгией. Здоровым и жизнерадостным он был только дома»¹.

Речь здесь однозначно идет о выздоровлении тела исключительно под воздействием души, которая обрела позитивный настрой. Нет в этом казусе — случае никакой смены климата, воздуха и воды. Выздоровление происходит в одночасье, даже в один момент — в том же климате, в том же месте и в то же время — после приказа от отца немедленно ехать домой. Человек, который находился при смерти, подскакивает с постели и обегает весь город, стремясь поделиться радостной вестью. Конечно, оппоненты могут возразить, что представления о болезни аорты студент породил исключительно при помощи собственной фантазии. Но это был студент, изучавший медицину. Он наверняка зафиксировал у себя одышку и ненормальный пульс при нагрузках, равно как и пару — тройку иных объективных симптомов.

Карл Ясперс наверняка хотел бы уподобиться этому геттингенскому студенту — медику: вот позвал бы его домой отец, чтобы как по мановению руки исчезли бы все его телесные недуги…

Но… один подобный случай воздействия души на тело еще ничего не доказывает. Он может быть, в конце концов, просто выдумкой. А Ясперсу надо было — точно, научно, на обширном достоверном материале — доказать возможность воздействия души на тело. Доказать и себе, и другим, в особенности врачам, которые в это не верят.

И вот здесь—το диссертант, продолжая делать вид, что занимается невинным обозрением литературы последних лет, выкладывает на стол свой главный козырь. Он рассказывает о самой выдающейся книге, которая была написана о ностальгии. Ее автором был врач Наполеона I Ларрей, а называлась она «О локализации и последствиях тоски по родине». Этот труд был известен в Германии и вызвал здесь большой интерес: его дважды переводили на немецкий язык. Врач Ларрей собрал огромный эмпирический материал во время походов наполеоновской армии — в особенности, во время похода в Россию. Можно сказать, что эксперимент проходил в абсолютной чистоте, если, конечно, рассуждать о наполеоновских походах с цинизмом, присущим врачебной науке, которая оставляет за пределами лечебницы моральные соображения, обращая внимание только на медицинскую суть дела.

В солдаты, как известно, берут только здоровых людей. В чрезвычайных положениях Родину, конечно, может защищать каждый, даже инвалид и больной. Но тут речь идет о завоевательных походах. Им, разумеется, предшествовал медицинский осмотр. Так что воевать на чужбину отправились исключительно здоровые люди.

А вот на чужбине эти здоровые люди в массовом порядке стали болеть от душевных переживаний, от тоски по родине. Никаких иных причин болезни врач Ларрей зафиксировать не смог. Не было ни ранений, ни эпидемий. Только тоска по родным местам. Мудрый Кутузов не спешил с боевыми действиями. Он как будто знал о губительном действии ностальгии на завоевателей…

Поэты приучили нас к мысли, что она — ностальгия — проявляется у каждого на свой лад. Сколько поэтов — столько особых песен о родине, трогательных до слез. Ларрей показал, что ничего индивидуального и уникального во всех случаях солдатской ностальгии не было. Она протекала по одной и той же схеме и заканчивалась смертью у многих сотен людей.

«Ларрей утверждает, что, как и у всех душевнобольных, у больных тоской по родине вначале проявлялись отклонения от нормы психических функций, а затем отклонение от нормы функций органов чувств и отклонение от нормы произвольных движений. На пике психического помешательства больные видят, будучи на чужбине, восхитительнейшие картины родных мест, какими бы суровыми и невзрачными они ни были на самом деле. Как они говорят, перед ними предстают родные и друзья в самых дорогих одеждах, выражения их лиц радостны и приветливы. Болезнь протекает в три стадии. Для первой характерно возбуждение, жар, вызванный приливом крови к голове, учащение пульса, беспорядочные движения, покраснение конъюнктивы, блуждающий взгляд, торопливая и небрежная речь, вздохи, запор, опоясывающие боли. Для второй характерны тяжесть и гнетущие ощущения во всех органах, вялость желудка и диафрагмы, симптомы желудочно — кишечного воспаления, усиление лихорадки. Третья стадия характеризуется слабостью, общим упадком сил, состоянием грусти, стонами и слезами, отвращением к пище и воде, за чем следует постепенное угасание жизни или самоубийство.