— Мария, я Кристина. Мы говорили с вами по телефону.

— Кристина… — Она наморщила лоб, а потом до нее дошло. — О, Кристина. Вас так зовут? Это вы отвечали на мои последние звонки Адаму?

— Да, это я.

— Ох. — Мария оглядела меня с ног до головы, ей хватило пары секунд, чтобы составить обо мне исчерпывающее мнение. — Я не думала, что вы так молоды. В смысле голос у вас по телефону казался гораздо старше.

— Ох. — Откуда-то изнутри поднялась теплая волна удовольствия, мне очень понравилась ее реакция, хотя я знала, что это нехорошо.

Последовало неловкое молчание.

— Он действительно сорвал ее для меня?

— Безусловно. Полез в ледяную воду. Промок насквозь. Губы посинели, и все такое.

Она потрясла головой.

— Он с ума сошел.

— Да, из-за вас.

— Это то, что он хотел мне сказать? Что он меня еще любит?

Я кивнула.

— Да, на самом деле любит. — Почему-то мне трудно было говорить, горло сдавило как тисками. Точно, заболеваю все-таки. Я откашлялась. — Я думала, надо добавить еще и цветов, но он настоял, чтобы был только лист. Не знаю, может, это что-то значит и вы поймете.

Мария посмотрела на лист кувшинки и только теперь заметила крошечные шоколадки в форме губ, завернутые в красную фольгу. Адам решил добавить их в последнюю минуту, и неожиданно я все поняла. Теперь я вспомнила шоколадки, которые были разбросаны по кровати в отеле «Грэшем».

— О господи, — прошептала она. Хотела собрать их, но не могла удержать кувшинку одной рукой. Я забрала ее назад, чтобы ей помочь.

— Удивительно, неужели они до сих пор сохранились! Вы знаете, что это?

Я покачала головой.

— Он сделал их в тот год, когда мы познакомились. Красные губы — это… ну, как бы мой фирменный знак. — Она развернула фольгу и засмеялась, обнаружив там шоколадку. — Правда, настоящие!

— Адам умеет делать шоколад? — Я недоверчиво хмыкнула. Мария, конечно, может в это верить, если ей так нравится, но я сильно сомневаюсь.

— Ну, не сам лично, разумеется, но в его компании уж, как вы понимаете, умеют. — Она не могла ими налюбоваться. — Это была пробная партия, не на продажу. Я-то думала, мы их все съели.

— В его компании… — Я старалась сложить в уме два и два.

— Он придумал их для меня, а потом поручил людям в «Бэзил» сделать конфеты. Там пралине, фундук и миндаль. Это потому, что я твердый орешек, так он говорит. — Она рассмеялась, но почти сразу всхлипнула и едва не расплакалась. — Черт, извините. — Повернувшись спиной к ресепшену, она помахала на лицо руками, чтобы удержать слезы.

Я была крепко ошарашена, но старалась никак себя не выдать. Можно было бы расспросить Марию и узнать об Адаме побольше, но почему-то мне не хотелось, чтобы она поняла, что я ничего не знала. Ощущение неуверенности, которое возникло, как только я ее увидела, мешало мне сосредоточиться на «служебных» обязанностях.

— Ну что вы, не извиняйтесь. Вспомнить доброе старое время… иногда больно. Но он и вправду хотел вам что-то напомнить.

— Скажите ему, что я помню.

— Вы знаете, он все такой же. Веселый, непредсказуемый. Может, не точь-в-точь как в вашу первую встречу, да это, видимо, вообще невозможно — люди все же меняются. Но с ним весело, я постоянно смеюсь.

Мария пристально на меня посмотрела.

— В самом деле?

Я почувствовала, что краснею. Черт, жарко. Это потому что я в шерстяной шапке, а здесь топят почем зря. Или у меня температура поднялась от купания в ледяном пруду? Но шапку я снимать не собираюсь, еще не хватало предстать с растрепанными волосами перед этой гладко причесанной фифой.

— Вы о нем ведь действительно заботитесь, правда?

— Ну да. — Мне тяжело было выдержать ее изучающий взгляд, поэтому я сунула ей кувшинку. — Вам, конечно, пора возвращаться к работе.

— Надеюсь, он понимает, как ему повезло, что у него есть вы, — с нажимом произнесла Мария.

Мне стало совсем неловко.

— Я просто делаю свою работу, — с лучезарной улыбкой ответила я. Надеюсь, это не прозвучало как реплика супергероя.

— И что это за работа?

— Быть ему другом. Просто другом, вот и все.

После чего развернулась и пошла прочь, щеки у меня так и пылали. Хорошо, что сегодня такой резкий, холодный ветер, подумала я, выйдя на улицу. Он слегка остудит меня. Спиной я чувствовала, что Мария смотрит мне вслед. Наконец я свернула за угол и тут же остановилась, прислонилась к стене, закрыла глаза и мысленно прокрутила наш с ней разговор еще раз. Господи, что на меня нашло? Что за безумие на ровном месте? И почему Мария вела себя со мной так, будто ей обо мне известно больше, чем мне самой? Откуда у меня это чувство вины? Почему — я ничего такого не сделала, просто в принципе сделать не могла. Это невозможно. Моя цель в том, чтобы они снова были вместе, ради этого я и стараюсь, а вовсе не потому, что испытываю к Адаму какие-то чувства. Нелепо. Просто смехотворно.

— Привет, — радостно сказал он мне прямо в ухо, так что я аж подпрыгнула от неожиданности.

— Господи, Адам!

— Что случилось? Ты плачешь?

— Нет, я не плачу, — фыркнула я. — Простудилась, похоже, — объяснила я, вытирая глаза.

— Ну неудивительно, если зимой купаться в пруду посреди ночи. Что она сказала? — Он подошел ко мне почти нос к носу, взволнованный, нетерпеливо ожидающий ответа.

— Ты видел, как она отреагировала.

— Йо! — Он победительно выбросил вверх сжатую в кулак руку. — Это было отлично. Просто класс. А она плакала? Мне показалось, что да. Ты знаешь, Мария никогда не плачет, вообще. Вы очень долго разговаривали — что она сказала? — Он пританцовывал вокруг меня, подпрыгивал и заглядывал мне в глаза, мечтая узнать все в подробностях.

Я заставила себя успокоиться и поведала ему наш разговор слово в слово, правда, без своих мысленных комментариев:

— Спросила, означает ли это, что ты ее по-прежнему любишь. Сказала, что, если человек готов полезть в пруд за кувшинкой, когда на улице минус пять, значит, это настоящая любовь. А я сказала — да, так оно и есть.

— Но ведь я не делал этого. — Адам взволнованно смотрел мне в глаза, и у меня заныло сердце. — Это сделала ты.

Мы молча глядели друг на друга, потом отвели глаза.

— Не суть. Суть в том, что она уловила суть. — Я отлепилась от стены и пошла вперед, мне нужно было двигаться.

— Кристина? Ты куда?

— Э-э… куда-нибудь. Я замерзла, мне надо согреться.

— Да, правильно. А ей понравились шоколадки?

— Очень. Из-за них-то она и расплакалась. Слушай, так ты делаешь шоколад? Ты Адам Бэзил, «Ешь Бэзил, о нем ты грезил»?

Он закатил глаза, но сейчас его волновало другое.

— А что еще она сказала?

— Да она только что не расцеловала их, прямо в восторге была. Значит, ты шоколадный король. Круто, Адам, ты здорово придумал с конфетками.

— Там пралине, фундук и миндаль, потому что Мария твердый орешек, — с гордостью сообщил он.

— Знаю, она сказала.

— Правда? А что конкретно?

Он просто изнывал от желания узнать малейшие детали, и я еще раз пересказала ему наш разговор. Опять-таки умолчав о том, что Мария спрашивала, какую роль играю во всем этом я. Мне и самой это было не до конца ясно.

— Значит, ты Адам Бэзил из той самой шоколадной компании. — Я изумленно покачала головой, не в силах в это поверить. — Ты должен был сказать мне еще вчера, в парке. А ты все отрицал.

— Ничего я не отрицал. Я сказал: «Да, как базилик».

— Ну ладно. Когда мы разберемся со всеми проблемами, сделаешь мне на заказ шоколадку в благодарность за мои старания.

— Легко. С ароматом черного кофе.

Я фыркнула.

— Очень оригинально.

— В форме кофейной чашки. Эспрессо. — Он пытался меня впечатлить.

— Угу. В общем, я надеюсь, у вас там есть творческие люди, придумают что-нибудь.

— Ну чего ты? Все равно ты ее есть не станешь, — рассмеялся он. — Ты ж только кофе пьешь.

Мы молча шли по набережной, голова у меня раскалывалась, и я даже не пыталась заставить себя думать. Когда дошли до моста Сэмюэла Беккета, я взяла его за руку. Это было непроизвольно, на уровне охранительного инстинкта. Хотя сейчас он совсем не в том настроении, чтобы бросаться в реку, наоборот, радостный и бодрый. Но Адам не возражал, и мы перешли через мост, взявшись за руки, и на другой стороне Лиффи он не забрал руку.