«Сейчас грохнусь», — подумал Бобышкин.

Буруны как обрезало, едва яхта пересекла невидимую границу между двумя маячками на волнорезах.

— Поспели в самый раз к ленчу, — глянув на часы, возликовал Блекмен.

— Ленч оставьте своему Макдональдсу, — Бургильон выключил двигатели, и яхта по инерции заскользила, разрезая стальную гладь усмиренного Понта. — У нас будет обед. Diner de gala[70].

— По какому случаю, интересно?

— В моем возрасте каждый новый день — уже праздник, — меланхолично заметил барон.

— Перестань! — оборвала его Ампаро.

— И предусмотрено соответствующее меню?

— Удовольствуетесь полуфабрикатами, Джерри. На большее я не способна. С завтрашнего дня все претензии к Полу.

— Пока никаких претензий, но я точно помню, что погрузил на борт массу вкусных вещей.

— На палубу, Джерри, — распорядился Бургильон, — мы прибываем.

— Есть, мастер, — Блекмен бросился к трапу.

Барон, а вслед за ним и Климовицкий вышли на площадку. Набережная, тонкой скобой охватившая горный склон, едва различалась за жемчужной завесой. Легкий ветерок, дохнув хвоей, обдал влажным и неожиданно теплым дыханием.

Яхту еще несло, но взвыл брашпиль, загрохотала по клепаной стали цепь и якорь с поворотными лапами тяжело плюхнулся в воду. Два красных звена с маркированными контрфорсами обозначили сорокаметровую глубину. Цепь натянулась, проскрежетав в клюзе, и судно замерло, как укрощенный бык с кольцом в носу.

— Когда будем сниматься? — спросил Блекмен.

— Полагаю, не раньше утра. Куда нам спешить? За ночь и погода может перемениться.

— Есть признаки?

— По-моему, к тому и идет.

После обеда, который барон нашел вполне сносным, а Павел Борисович просто великолепным — особенно пришлись по вкусу улитки и крупная ежевика, — Ампаро побросала одноразовую посуду в утилизатор и ушла подремать. Она свято верила в целительную силу дневного сна, хотя ничем особенным никогда не болела.

Взяв предложенную сигару, Климовицкий с любопытством обозрел находки, разложенные на стеллажах и прикрученные проволокой к деревянным тумбам: обросшую ракушками греческую амфору, пушечный ствол с изображением солнца перед запальником, многоцветные шлифы вулканических бомб, отличную, хоть и склеенную из обломков краснофигурную вазу и множество всевозможных кораллов. На потолочной балке и дубовых панелях висели чучела крупных рыб, вываренные акульи челюсти и лабрис из почерневшей меди.

— Настоящий?

— Найден на дне, в четырех милях от Крита.

— А этот обломок чем примечателен? — Климовицкий погладил окатанный кусок мрамора с неясными следами букв. Он и сам питал пристрастие к античным осколкам.

— О, это моя гордость! Единственный фрагмент недостающей части прославленной Marmor Parium[71]. Если бы она сохранилась целиком, — Бургильон мечтательно вздохнул, — мы бы знали о своем прошлом значительно больше. Считается, что на стеле была записана история Эллады со времен основателя Афин Кекропса. Уцелело всего два обломка. Один почему-то оказался в Смирне, где его приобрели для Оксфорда, другой остался на Паросе. На нем запечатлено восемьдесят наиболее примечательных дат[72].

— Извержение на Тире?

— К сожалению, в этом месте камень выщерблен.

— А что написано на вашем куске?

— Полностью прочитать невозможно. Только семь букв, разделенных интервалом: ГОРГ и СИК. Я не знаю, что означают эти обрубки слов. Можно подобрать множество значений. Горго по-гречески — «грозная». Отсюда горгоны — девы-чудовища, но нельзя исключить и Горгия, софиста из Леонтины.

— А СИК?

— Все, что угодно: от города Сикиона, входившего в Пелопоннеский союз, до клеветника — сикофанта.

— Тем не менее, Рене хочется верить, что это Сикинос, — вмешался Блекмен, — крохотный островок в нескольких милях отсюда.

— Не надо преувеличивать, Джерри. Это всего лишь одна из версий, которую стоит проверить.

— Лично у меня создалось впечатление, что вы просто хотите присоединить этот остров к своей коллекции. Бывали на нем прежде?

— Не довелось.

— Я так и думал! А тут, на Мелосе?

— Дважды.

— Именно поэтому мы не высаживаемся! Все сходится: Мелос вам уже не интересен и все помыслы сосредоточены на Сикиносе, тем более что он тоже СИК… Где, кстати, вы ухитрились выловить этот мрамор?

— Не поверите, но я наткнулся на него совершенно случайно… Это было на Паросе, четыре года назад. Мы с сеньорой Ампаро бродили в горах и набрели на загон для овец, огороженный, как и всюду, невысокой стеной из камня. Я обратил внимание на необычного цвета ящерицу — черную, как смола, но стоило мне сделать шаг, как она юркнула в щель. Я вовсе не стремился ее поймать. Не пойму, что побудило меня сунуть туда палец. Ящерицы, понятно, и след простыл, а камень подался, ну я и выковырял его из кладки.

— Зачем?

— Сам не знаю. Так уж вышло.

— Покушение на чужую собственность и кража в итоге.

— Вы правы, но я не испытываю угрызений совести.

— Еще бы!.. От нечего делать я просмотрел карты и невольно задал себе вопрос… Вы догадываетесь, какой именно?

— Не имею ни малейшего представления.

— Ближе всех к Тире расположен именно Сикинос, но первую стоянку вы почему-то назначили на Олиоросе, хотя в конце концов мы оказались на Мелосе. В чем дело, Рене?

— Вот уж не думал, что мой друг станет подозревать меня в тайных умыслах. Вам не стыдно?

— Ничуть. Стыдно должно быть вам, — Блекмен не удержался от улыбки. — Кто украл у бедного крестьянина бесценную историческую реликвию? Имейте в виду, таможенники могут упрятать вас за решетку.

— Я не намерен покидать территориальные воды Греции.

— Шутки в сторону, Рене, почему мы не зашли на Сикинос? Эволюции американского ракетоносца не представляли для нас непосредственной опасности.

— Вы первый подняли тревогу.

— Не важно! Разминулись — и точка. Ничто не мешало сразу же лечь на нужный курс.

— Какая вам разница, где ночевать: на Олиоросе или здесь? Я не собирался заходить на Сикинос по вполне понятным соображениям. Там нет подходящей гавани, где можно было бы укрыться в случае возможного шторма. По-вашему, это не аргумент? Для подводных работ мне нужна погода, понятно?

— Значит, мы все же пойдем туда?

— Непременно: и туда, и на Олиорос, и на Гидрею, и на Аморгос. Если вы внимательно изучали карты, то наверняка обратили внимание на то, что столица Аморгоса зовется Миноей. Я верю словам, Джерри, как верю неожиданным совпадениям и вещим снам. Мне приснилось злато-розовое безмятежно спокойное море перед закатом. Таким я и хочу увидеть его, когда придем на Сикинос.