То ли по наитию, то ли преследуя дальние замыслы, он ограничил «зеркальный», как назвал, вариант условным периодом «раннего отрочества».

— Ангелочек какой-то… Пусть пока остается как есть, но в будущем я хочу видеть идеальный собирательный тип, вобравший в себя лучшие черты местной породы. Эдакий народный герой, который бы всюду казался на месте: в забое, у станка, в кабине самолета и на трибуне. Голос синтезируйте соответствующий — задушевный, но волевой. Речь должна быть правильная, не грубая, но не переборщите с интеллигентностью… Эволюция образа меня не устраивает. Какие-то средневековые пляски смерти. Херувим превращается в престарелого члена ПБ! «Вещий Олег» должен не стариться, а мужать. Понятно?.. Ни в коем случае не лысеть, но седину допускаю. Как у меня! Красиво и только на висках… Это, конечно, шутка, но как руководство к действию остается.

Подняв вопрос об эмоциях, психологи поставили научного руководителя в тупик. Попросив неделю на размышления, он исчез из поля зрения. Где был все это время, с кем встречался, у кого консультировался, осталось непроясненным, но ответ был найден:

— Академик Симонов получил качественную формулу, связывающую эмоции с информацией. Эмоции должны возникнуть в процессе реализации программы.

— Или не возникнуть? — с ехидной улыбочкой возразил ведущий психоневролог. Профессор и доктор наук, он до последнего времени работал в Институте имени Сербского, но своевременно ушел, когда начались разоблачения карательной медицины.

— Или не возникнут, — согласился Серов. — Тогда вместо вундеркинда мы получим идеального робота… Там будет видно.

Обучение началось с арифметики. Курс элементарной математики был освоен за год, еще шесть месяцев ушло на математический анализ и начертательную геометрию, столь необходимую для развития пространственного воображения.

К началу 1996 года «Вещий Олег» освоил основы дисциплин высшего порядка: теорию функций комплексного переменного, теорию групп, теорию множеств и функциональный анализ. Скорость усвоения нового материала и быстрота операций превзошли самые смелые ожидания, но способность к творчеству оказалась практически на нуле. В решение практических задач це было внесено ни единого нового элемента. Скрупулезная точность при полном отсутствии даже намека на оригинальность.

— Гениальный арифмометр, — вынужден был с разочарованием констатировать Серов. В голубеньких глазках, взиравших на него с экрана, зияла ледяная небесная чистота.

За эти пять лет в стране и мире произошло столько разительных перемен, что смешно было бы надеяться на хотя бы относительную стабильность номерного института в рамках заживо разлагающегося ВПК.

Радикально переменилась верховная власть, в результате реформирования и перетряски спецслужб стремительно редел круг лиц, допущенных к «Программе Вещий Олег». Кто ушел в частный бизнес, кто подался в охранные структуры, а кто, не найдя достойного применения, примкнул к непримиримой оппозиции.

Серов, чутко уловив направление преобладающих ветров, оставил свой номерной ящик дрейфовать в штормующем море, забрал несколько наиболее преданных сотрудников и сформировал самостоятельное подразделение при Академии медицинских наук, где и возобновились прерванные на короткое время исследования. На новом, более совершенном компьютере, но по прежней программе, об истинном характере, а тем более целях которой фактически знал он один.

Перерыв, вопреки опасениям, никак не сказался на интеллектуальных способностях «ребенка из зазеркалья» — прелестного веснушчатого мальчугана с золотистыми кудряшками, каким он всякий раз представал на экране. Так уж было запрограммировано, что отключение компьютера воспринималось как сон без сновидений.

В программу казалось рискованным ввести ночной хаос со всеми его кошмарами и комплексами. Не то что методов, даже приблизительных наметок не существовало для моделирования подсознательной деятельности, без которой само понятие сновидения теряло всякий смысл.

Боги не видят снов, а «парень» — в целях конспирации Серов называл его по имени только при личном общении — обладал потенциальным бессмертием. Программу можно было переписывать сколько угодно, чего, разумеется, никак не предполагалось на ближайшее будущее. На всякий случай была сделана одна-единственная копия, которую Серов хранил у себя дома, в сейфе, встроенном в капитальную стену и замаскированном под обои.

Встречи «с глазу на глаз» проходили в условном интерьере виртуальной реальности. На третий год обучения это был класс, куда профессор «приходил» под видом преподавателя.

Надев интерактивный шлем с видео-аудио-приспособлениями, Серов оказывался внутри им же смоделированного объема, заполненного образами людей и предметов, не отличимых от подлинных. Порою он и сам терялся в различиях, как бы раздваиваясь между двумя мирами. Каждое такое вторжение предварялось и заканчивалось «чисткой» на предмет компьютерных вирусов.

Это было единственное уязвимое место Олега, его ахиллесова пята. Как и обычный живой человек, он был подвержен заболеваниям, в том числе и смертельным, которые несут посторонние саморазвивающиеся программы, действующие подобно доподлинным вирусам. Помимо этого, существовала еще и опасность компьютерного взлома и похищения, что еще больше сближало микрокосм монитора с окружающей действительностью. Всякий раз, покидая лабораторию, Серов забирал с собой все диски. Гнезда; через которые компьютер подключался к электричеству и телефонной сети, запирались на специально сконструированный замок с магнитным кодом.

— Ты хорошо спад, Олег? — спрашивал он, возобновляя «занятия».

— Вздремнул немножко, — заученно отвечал прилежный — так ему было назначено — ученик.

— Отдохнул?

— Отдохнул.

— Вот и ладно. У тебя есть вопросы?

— Есть.

Ответ вызвал легкое удивление. Обычно вопросов не возникало. «Ребенок» любопытством не отличался. Сказывалась почти полная эмоциональная стерильность.

— Я ничего не знаю об атомной бомбе.

— А ты хочешь знать? — Учитель постарался скрыть волнение. Нежелательная, по крайней мере на данной стадии, утечка определенно проистекала из телевизионных передач. По-видимому, недостаточно быстро сработал электронный цензор, запрограммированный на запретные слова.

— Энергия связана со скоростью света через массу, а масса, в свою очередь, с информацией. Возможен взрыв?

Возразить было нечего. Математические знания искали себе применения.

Серов взялся за написание новой программы. «Малышу» скоро исполнится пять лет. Вместе с тортом «родители» преподнесут ему скромный подарок. Ввод «Курса физики» займет всего несколько часов. После этого можно будет обсудить и ядерную проблему.

Маргарита Валентиновна не могла и — и не должна была! — знать о том, что ее мертвое дитя стало духом, ментальной эманацией, витающей в бесплотном эфире, пробужденном электронными импульсами последовательных команд.

И хорошо, что не знала, иначе бы не смогла жить. Она и без того слишком тяжело пережила потерю, кляня во всем только себя. Душевные терзания прорывались бредом, клинически сходным с дилириумом. Целительное время понемногу сгладило остроту, и Марго все реже возвращалась к пережитому. Умница Левшанский раскопал в американском научном журнале статью, в которой прямо говорилось о том, что синдром Клеймана-Ролингса вызван космическими лучами высоких энергий, что связано с возросшей солнечной активностью. Мысль об алкогольном зачатии следовало выбросить из головы раз и навсегда.

1996 год Ларионовы вновь встретили на Васильевской, в Центральном Доме кинематографистов, и в той же компании. Процентов на восемьдесят. Одних уже не было на земле, другие просто куда-то исчезли, а в остальном почти ничего не изменилось. Ну, постарели немного, хотя кое-кто даже очень. Пять лет — не шутка. На себе не так замечаешь, как на других. Актрис особенно жаль!