По расчетам банкира, донна Лаура и оба маленьких Пеголотти уже переправились через Твид.

«Никогда не следует класть яйца в одну корзину», — вспомнил он английскую поговорку.

Йоркские нотабли уже около года вели необъявленную войну против правительства. Город был наводнен летучими письмами.

По случаю краткого замирения с Францией архиепископ Кентерберийский разрешил заморским богомольцам совершить паломничество к мощам Фомы Бекета. Примас и канцлер отнюдь не был уверен, что в нынешней обстановке странники вообще сумеют добраться до Кентербери. По имеющимся сведениям, все графство Кент было совершенно отрезано от столицы. Не ощущая повседневно направляющей руки Гонта, он пребывал в суетливой растерянности. Гоняя без особой надобности сержантов и герольдов, он устраивал мелочные разносы секретарю, вызывая еще большую панику и неразбериху. Истинное положение в мятежных графствах по сей день оставалось неясным. Рассказы беженцев были полны преувеличений и отличались крайней противоречивостью. Дальше собственных маноров, разоренных якобы прямо у них на глазах, перепуганные лорды ничего не желали видеть. Они даже не могли указать, где находятся в настоящее время главные силы повстанцев, по каким дорогам и куда именно направляются. Назывались разные пункты: Крессинг, Кентербери и, как ни странно, Лондон. Очевидно, это отвечало скорее дальним стратегическим планам бунтовщиков, нежели их ближайшим тактическим целям. Нетрудно понять, что за названиями скрываются конкретные имена, в том числе и его, канцлера, особо выделяемые в поджигательских проповедях.

Здравый смысл подсказывал успокоительные аргументы. Между затасканными молвой лозунгами и конкретной действительностью зачастую возникают непреодолимые барьеры. Чувства чувствами, а жизнь жизнью. Чуть раньше, чуть позже, но половодье спадает и разлившиеся реки возвращаются в свои берега. По-прежнему оставались в неизвестности главари мифического «Большого общества». А без военачальников, как известно, армии не бывает. Восставших парижан возглавлял Этьен Марсель, Жакерию, если не изменяет память, — Гильом Каль, фландрских суконщиков — несносные Артевельде, а этих кто? Люцифер? Велиал? Астарот?.. Очевидно, нет у них ни общего для всех главаря, ни единой цели. В одной общине устраивают вселенский содом, а в соседних сотнях тишь да гладь: вилланы исправно платят подати, усердно трудятся в манорах на своих лордов, которые даже не помышляют о бегстве. Куда и зачем? У них абсолютно спокойно. Что же все-таки происходит в стране? Факты неповиновения и даже открытого бунта налицо? Налицо. Разбой опять же, самосуд, грабежи, поджоги. Но даже тут не без странностей.

Что касается разоренных вилл и аббатств, то пока не удалось точно установить, чьих это рук дело: вооруженных повстанцев или же просто бандитских шаек, которые никогда не переводились в английских лесах. Не исключено, что к вандализму причастны и неорганизованные местные сервы, не желающие платить положенные законом подати. Печальные события в рыбацких поселках и небольших городах никак не стоило возводить в абсолют. Досадные вспышки могли быть вызваны общей атмосферой в стране, а не какой-то целенаправленной деятельностью. Подтверждение тому — мейдстонский инцидент, о котором правительство проинформировали достаточно подробно и, главное, быстро. Согласно докладу бейлифа, в город заявилась ватага горлопанов из Дартфорда. Сама собой напрашивалась мысль, что подобный маневр мог быть предпринят с единственным намерением освободить из архиепископской тюрьмы Джона Болла. Застигнутый врасплох гарнизон кое-как подготовился к осаде и возможному штурму. Однако на поверку ничего подобного не случилось. Смутьяны ограничились тем, что разрушили дом Уильяма Топклайва, сборщика налогов, и роздали окрестным крестьянам обнаруженные в подвале бочонки с деньгами. Ворюга, осмелившийся утаить от казны столь значительный капитал, явно драл не по чину. О нем Седбери нисколько не сожалел. Потом под горячую руку повстанцам попался какой-то Стонхилд, тоже, надо думать, знатный мошенник, после чего орда покинула город, не причинив ни малейшего беспокойства гарнизону замка, где сидел клочестерский расстрига. Почему кентцы не попытались извлечь из узилища этого безумца схизматика — бог знает. Разумно ли после подобной промашки всерьез говорить о какой-то организации, о каких-то далеко идущих планах и прочее? Досадная чепуха, дурной сон в стиле Петра Пахаря, и только.

Вся беда Англии в том, что у нее скверные слуги: либо воры, как Топклайв, либо напыщенные идиоты, вроде судьи Белкнапа, которому почему-то покровительствует лорд-казначей.

Примерно так выстраивалась картина восстания в голове канцлера и высокопреосвященного архиепископа. Однако безумие, как скажет спустя столетия Шекспир, обнаруживает определенную систему. Утратившее здравый рассудок правительство, заблуждаясь в основе, подметило и правильно оценило отдельные частности. В стихийном, едва оформившемся движении, еще не набравшем достаточной силы, и впрямь превалировал сиюминутный порыв. Зачастую и вовсе течение событий определяла случайность.

С головой погрузившись в налоговые неурядицы, канцлер не только гнал от себя всякие мысли о бунте, но даже запретил упоминать само это слово. Когда мать-опекунша пожелала в самый разгар брентвудских событий навестить свой манор, он и не подумал предостеречь ее о грозящей опасности. Земля уходила из-под ног, а в Виндзоре беспечно музицировали и танцевали. Менестрели пели о розах и лилиях, о рыцарской чести. Королевский шут комично изображал прижимистых олдерменов и лодырей-подмастерий.

К исходу седьмого дня июня — он, как известно, пришелся на пятницу, когда дартфордцы проучили мейдстонских казнокрадов, — отряд, предводительствуемый булочником Кейвом, подошел к расположенному по соседству Рочестеру. Здесь уже находились воинственные уроженцы Эссекса, которые по всем правилам осады обложили замок. Тот самый, где томился Роберт Беллинг, свободный гражданин города Грейвзенда, увезенный рыцарем де Берли.

Не так уж случайны стихийные проявления гнева и воли народной, если целая армия спешит на выручку одного-единственного неправедно осужденного человека. В том, что имя доселе безвестного Беллинга не затерялось в бурлящем потоке времен, видится определенная закономерность. Ее смысл благороден и чист. Военачальники вроде Клиссона и рыцаря Нолза никогда бы не свернули с намеченного пути, чтобы выпустить из клетки столь неавантажную пташку. По всем законам батального искусства это выглядело непозволительной роскошью, причудой, глупостью даже, которая могла стать роковой. Застрять за здорово живешь у какого-то малозначительного замка, когда дорог каждый день и главные силы беспрепятственно идут в направлении Кентербери? Это, по меньшей мере, рискованная авантюра. Но тем и отлична народная война от войн королей, что главная цель ее не от мира сего. Не земли, не бочки с монетой, но только Правда — святая, единственная. Равно милостивая ко всем и суровая одинаково, участливая к великим и малым. И ясная, как на заре человечества, когда Адам ковырял землю мотыгой.