— Видите зеленый склон, на котором белеет контур огромного быка? Говорят, что его начертали одноглазые великаны, жившие тут задолго до пришествия нормандцев. Бегите вон к тому развесистому дубу. Оттуда виднее.

— А там источник, из которого пил Симон Монфор. Во всем графстве нет более чистой и вкусной воды, чем в нашем источнике.

— Наша нижняя граница[63] проходит за лесом, где однажды переночевал Робин Гуд. В прошлом году вы ободрали там всю малину и ежевику, хотя знаете, что ягоды можно собирать только с разрешения нашего лорда. Ну-ка, братцы, вжарьте им хорошенько, чтобы впредь было неповадно! Пусть запомнят проказники, где находится запад.

Хор затянул псалом, священник, благословив поля и источники, вознес молитву о щедром урожае. Изредка всхлипывая, ангельскими голосками подпевали выпоротые мальчишки. Небеса изливали тепло и свет. Ветер играл лентами на майском шесте, оставленном до праздника троицы. Мир и благоволение воцарились в душах. Мясники свежевали быка, трактирщики катили бочонки с элем.

Праздничное благодушие было нарушено быстро распространившейся вестью о приезде королевской комиссии во главе с сэром Томасом Бамптоном, который остановился в доме брентвудского бейлифа. Вскоре уже весь городок знал, что комиссар располагает точным списком лиц, уклонившихся от поголовного налога. Для начала было приказано собрать на площади зарекомендовавших себя самыми упорными неплательщиками жителей деревень Фоббинг, Коринхем и Стенфорд-ле-Гоп.

Получив от комиссара надлежащие полномочия, бейлиф оседлал коня и, втайне кляня службу, отправился на другой конец графства, к берегу моря. Его путь пролегал через леса и холмы, через реки, где нужно было искать брода, заболоченные луга и пески. Надежда на перемену лошадей была слабовата, и бейлиф наметил постоялые дворы для ночевок и на всякий случай велел приторочить к седлу торбу со снедью. Полагал, что доберется дня за два, в крайнем случае — за три. Человек он был добрый, простосердечный и весьма склонный к застолью. Сидя с оловянной кружкой у огонька, он и не думал делать тайны из возложенной на него миссии. Больше того, разделяя возмущение случайных сотрапезников, как мог, честил наглеца комиссара и заодно с ним преосвященного канцлера. Досталось, само собой, и картавому «разбойнику Хобу» — Хелзу.

Неудивительно поэтому, что про Томаса Бамптона, который прибыл в сопровождении четырех столичных молодчиков в немыслимой, расшитой бубенцами одежде, заговорили по всему графству Эссекс. Тревожное известие далеко обогнало гонца. Жалея коня, он неторопливо тащился от трактира к трактиру, останавливаясь у каждого ивового венка.[64]

В рыбацком городишке Фоббинг, затерянном на изрезанном укромными заливчиками побережье, вознесение господне отпраздновали на свой лад. Запекли свежих мидий, вдоволь нажарили рыбы и устроились пировать прямо в лодках, которые загодя оттащили подальше от рокочущей кромки прибоя. Просоленный киппер,[65] имеющий власть пробуждать совершенно немыслимую жажду, скоро настроил общество на веселый лад. По неписаной традиции остряки состязались с каменными лицами, без тени улыбки. Только по блеску глаз и прихлынувшей к вискам крови можно было оценить меткость шутки.

Как всегда, первой жертвой подтрунивания сделался Гольфрид Краттон, лучший в деревне рыбак, способный в два счета перевалить через борт самую большую акулу. Его вызывающе длинный нос так и напрашивался на комплименты.

— У тебя капля на самом кончике, — с невинным видом начал чернобородый хлебопек Томас Бекер, опуская взгляд в оловянную кружку. — Дотянешься?

— Ну так сними ее, — бесстрастно парировал Гольфрид. — К тебе она ближе, чем ко мне.

Беседа текла без спешки, причем подчеркнуто вежливо, с многозначительными паузами, позволявшими по достоинству оценить чужую шутку и приготовить надлежащий ответ.

К сожалению, на сей раз фоббингцам не довелось насладиться единоборством признанных острословов. Посыпалась сухая глина с обрыва, и на грохочущую гальку сбежал солевар из соседней деревни Тилбери.

— Вы еще ничего не знаете? — выкрикнул тилбериец, задыхаясь на бегу. — Ну, тогда я вас так огорошу, что мигом попадаете!.. — И он со всеми подробностями поведал о скором прибытии брентвудского бейлифа, который, несмотря на частые задержки, неумолимо приближался к Фоббингу. — Своими ушами слышал в трактире у Веселого Гарри, разрази меня гром! — чертыхнулся напоследок неугомонный солевар.

Все, как по команде, уставились на Томаса Бекера, уполномоченного нести налоговую субколлекторскую службу. Привычное ругательство едва не сорвалось с его острого языка, но, интуитивно ощутив значительность момента, он решил, что сперва следует хорошенько обмозговать неприятную новость. Было бы преувеличением посчитать ее полной неожиданностью. Между собой рыбаки постоянно толковали о последнем налоге, от которого им вроде бы удалось отвертеться. Стараясь не выказать тайного страха, они не раз перебирали возможные последствия. Но, несмотря ни на что, весть о приезде комиссии поразила их словно гром среди ясного неба. Возмездие казалось неотвратимым. Все планы, взлелеянные у домашнего камелька, разлетелись в пух и прах. Ни о ремонте лодки, ни о приобретении новых парусов или сетей нечего было и мечтать. Едва-едва достанет расплатиться, чтобы избегнуть тюрьмы.

Задавленная, ограбленная, обманутая своими правителями, страна притаилась в молчаливом ожидании еще больших утеснений, приправленных новой порцией лжи. Народное долготерпение могло взорваться в любой час и в любом месте. Ничто не способно длиться вечно, и никому не дано вечных сроков. Неподвластный ничьей воле, но, напротив, стоящий над всеми великий закон перемен уже подыскивал достойного глашатая. Само время, уставшее от бесконечного повторения одних и тех же подлостей, уготовило для избранника то ли лавры, то ли терновый венец. Ни Том Бекер, ни его встревоженные соседи еще не догадывались, что волей судьбы или просто слепого случая уже произведен безошибочный выбор.

— Не знаю, как насчет бейлифа. — Том глубокомысленно пощипал бороду. — Бейлифа всегда можно в бочку с рассолом посадить, верно?.. Зато насчет комиссара у меня твердое мнение. Я бы сначала хорошенько отстегал его, а после спровадил обратно в Лондон. Им уже недостаточно того, что было собрано в прошлый раз. Они хотят обобрать нас подчистую, не дав даже маленькой передышки. И конца этому не будет. Если не дадим отпора, нас разденут догола. Будь моя воля, я бы нашел достойный ответ.

— Вот и ответь, Томас! — выпрыгнув из лодок, сомкнулись вокруг хлебопека рыбаки и ремесленники. — Кому же, как не тебе?

— Чтобы его тут же забили в колодки? — криво усмехнулся Гольфрид. — Нет, уважаемые, так не годится. Надо всем миром идти.

— Оповестим соседей! — посыпалось с разных сторон. — Я слетаю в Коринхем!

— А я в Стенфорд!

— Тилбери не останется в стороне! — пообещал солевар, готовясь бежать дальше. — Молодец, Томас!

— Может, обойдемся без шума? — послышался осторожный голос. — Мы ведь решили не платить? И не будем. По-тихому оно всегда лучше, спокойнее.

— Поздно по-тихому! — поддав ногой пустую бочку, вскочил Гольфрид. — Настала пора высказаться. Пусть знают, что больше не получат ни единого пенни.

— Значит, так и сделаем, — подытожил Том. — Дождемся соседей и выступим в Брентвуд. У кого есть оружие, возьмите с собой.

— Какое у нас оружие? Луки без стрел? Заржавленные ножи?

— Что подвернется под руку, то и берите: луки, ножи, топоры.

— Багры?

— И багры.

— Вилы? Серпы?

— И молоты, и бердыши, и мечи, которые приберегли наши деды для охраны от пиратских набегов. — Томас Бекер твердо встал на банку, возвысясь над толпой. — Гольфрид, Билли и ты, Уолтер Джекоб, поведете людей. Все, кто сражался во Франции и знает, как это делается, пойдут впереди.