Эти, казалось бы, взаимоисключающие утверждения на самом деле работали в одном направлении. Ведь если существовал «заговор» с целью похищения Николая II, то значит, решение Уральского Совета было оправданно, с другой стороны, если Император сам отказался от побега, или помощи какогонибудь иностранного государства, или влиятельной группы лиц, значит, опять-таки в своей участи виновен он сам, так как отказался от реальной возможности спастись. Наконец, если существовал «заговор» и Император отказался от побега, то это вовсе не означает, что другие члены Царской Семьи не могли воспользоваться этим предложением. Это, в свою очередь, давало прекрасную почву для появления всевозможных лже-Анастасий, лже-Алексеев и так далее.
Интересно, что, по некоторым данным, могильник под мостиком из шпал, который ныне признан Государственной комиссией местом сокрытия тел расстрелянной Царской Семьи, был создан большевиками в 1919–1920 годах. Таким образом, и «переписка», и «могильник» могли быть звеньями одной цепи в деле дезинформации общественного мнения и направления белого следствия по ложному пути.
Хотя не исключено, что фальшивая «переписка» была написана в 1918 году и предназначалась для немцев по тем же самым соображениям, какие были изложены выше.
В связи с этим требует особого исследования запись в дневнике Императора Николая II от 14/27 июня 1918 года: «Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые …. (Отточие в документе. — П. М.) Все это произошло от того, что на днях мы получили два письма, одно за другим, в кот. нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми! Но дни проходили, и ничего не случилось, а ожидание и неуверенность были очень мучительны».[986]
Эта запись представляется весьма странной. Во-первых, что означает это отточие в документе? Кроме отточия в тексте есть еще одни видимые невооруженным глазом подчистки. Так, начало фразы «Но дни проходили …» написано более жирным шрифтом, чем остальной текст, причем написано на более светлом фоне, чем остальная часть дневниковой записи. Причем заглавная буква «Н» в слове «Но» сильно отличается от всех иных написаний этой буквы Государем. Таким образом, есть серьезные основания сомневаться в том, что эта дневниковая запись была написана Николаем II.
Во-вторых, странно, что Император Николай II, до 14 июня не проронивший ни слова по поводу «писем», вдруг столь подробно заговорил о них. Если он до 14 июня соблюдал конспирацию и боялся, что из его дневников станет известно о планах освободителей, то почему 14-го он перестал соблюдать эту конспирацию? Если же он был уверен, что его дневники не доступны для чужого взора, то почему он не сделал отметку о «письмах» сразу же по их получению? Можно представить, что 14 июня Государь разочаровался в возможностях «преданных людей» и решил, что запись о предполагаемом похищении уже не сможет им повредить. Но это, опять-таки, выглядит совершенно не правдоподобно: ведь как следует из дневниковой записи, Государь получил «письма» «на днях» и, значит, мог ожидать получения и других писем, которых, как нас пытаются уверить, он получил еще по крайней мере два. Почему же он так быстро разочаровался в возможностях «освободителей»? В-третьих, и это самое важное: ни в первом, ни во втором письме «офицера» нет ни слова о конкретном дне и часе побега, речь вообще идет не о побеге, а самое большое о его подготовке, а большей частью вообще о его возможности или невозможности. Так, во втором письме «офицер» пишет: «Надеемся гораздо раньше воскресенья вам указать детальный план операции. (….) С помощью веревки, специально сделанной для этого, вы спуститесь через окошко, где вас будут ждать внизу, остальное нетрудно, средства передвижения не в недостатке и прикрытие хорошо как никогда. Важность вопроса — это спустить маленького, возможно ли отвечайте, обдумывая хорошо. Во всяком случае, это отец, мать и сын, которые первые спускаются, дочери потом, доктор им следует. Отвечайте, если это возможно, по вашему мнению, и если вы можете сделать веревку, употребляя уже данную вам. Препроводить веревку очень трудно в данный момент. Офицер».
Как видим, ни о какой конкретике речи в письме «офицера» не идет. Уже не говоря о том, что план с «веревкой» настолько абсурден, что ни один серьезный человек на него никогда бы не пошел. А Николай II, судя по дневнику, не только пошел, но и вся Семья сидела ночью одетая и ждала. А собственно чего она ждала? Если следовать письму «офицера», Царская Семья должна была не ждать неизвестно чего, а вязать веревку, о чем просил Царя «офицер». Но самое поразительное, что в ответ на второе письмо офицера, «из Ипатьевского дома» приходит ответ, суть которого: «мы не хотим и не можем бежать, мы можем только быть похищенными силой». А в дневнике Царь «пишет»: «Дни проходили, и ничего не случилось, а ожидание и неуверенность были очень мучительны». Получается полный абсурд: в письмах «офицера» не содержится никаких конкретных планов освобождения, в ответах «Царской Семьи» имеется только описание обстоятельств и условий их заключения и категорический отказ быть похищенной силой, а в то же время Царь «пишет» в дневнике, что он и его Семья провели всю ночь одетыми, ожидая освобождения «преданными людьми»! Этот абсурд может быть объяснен только одним: запись в дневнике Государя фальсифицирована, так как она была призвана «документально» подтвердить такую же фальсифицированную «переписку».
При этом примечательно, что в дневнике Государыни нет ни одного упоминания о том, чтобы она либо кто-нибудь из Семьи провели бессонную ночь одетыми.
Зато сведения об этом мы встречаем у такого «правдивого» свидетеля, как М. Медведева (Кудрина): «Белобородовым, Войковым и чекистом Родзинским было составлено от имени русской офицерской организации письмо, в котором сообщалось о скором падении Екатеринбурга и предполагалось подготовиться к побегу ночью определенного дня. Записку, переведенную на французский язык Войковым и переписанную набело красными чернилами красивым почерком Исая Родзинского, через одного из солдат охраны передали царице. Ответ не заставил себя долго ждать. Сочинили и послали второе письмо. Наблюдение за комнатами показало, что две или три ночи семья Романовых провела одетыми — готовность к побегу была полной. Юровский доложил об этом Совету Урала».[987]
Сравним этот рассказ Медведева с рассказом Родзинского и обратим внимание, как они путаются в собственной лжи. Если бы Родзинский и Медведев являлись бы обвиняемыми и их рассказы были бы показаниями, то для установления истины потребовалось бы проведение между ними очной ставки. Но так как рассказы Родзинского и Медведева проходили в кабинете ЦК КПСС среди «старых партийных товарищей», а более конкретно в обществе А. Н. Яковлева, то сравнивать эти рассказы приходится нам. Во-первых, Медведев лжет об «определенном дне побега», о котором якобы речь шла в письмах «офицера». Мы уже видели, что ничего подобного в письмах не было. Во-вторых, Медведев говорит, что «ответ не заставил себя долго ждать», а Родзинский утверждает, что никаких ответов из Ипатьевского дома не было. В-третьих, совершенно невероятно, чтобы солдат охраны передавал Государыне какие-то письма[988]. Кроме того, что все общение с Узниками шло через Боткина, охране категорически было запрещено общаться с членами Царской Семьи, и если бы вдруг солдат внутренней охраны попробовал бы передать Императрице подобное письмо, то это немедленно бы вызвало подозрение у Государыни. В-четвертых, совершенно непонятно, каким образом ночью было установлено наблюдение за членами Царской Семьи и как было установлено, что они сидели одетыми? Они что же, сидели с включенным светом перед окнами для того, чтобы товарищ Медведев мог их хорошо разглядеть? А если свет был выключен, как Медведев определил, что они были одетыми, да еще «две или три ночи»? Этот пассаж Медведева очень похож на так называемую «запись» в дневнике Государя. Такое впечатление, что и Родзинского, и Медведева заранее проинструктировали, что и как говорить. Родзинскому, который, видимо, находился в плохой физической форме, этот спектакль давался с трудом, и его ведущий, А. Н. Яковлев, постоянно подсказывал ему правильные ответы. Отсюда и происходит такое косноязычие Родзинского. Впрочем, может быть и наоборот, Родзинский своим косноязычием и неопределенными ответами проявил вполне уместную осторожность. Примечательно, что из троих расспрошенных А. Н. Яковлевым людей (Родзинского, Медведева и Никулина) последние двое умерли почти сразу после беседы: Медведев в 1964, а Никулин — в 1965 году. И лишь Родзинский дожил до 1987 года. Время пребывания Царской Семьи в Ипатьевском доме было отмечено целым рядом таинственных происшествий, связанных с огнестрельным оружием и боеприпасами. Так, 1 июня в «Книге дежурств» появляется запись: «Около часа дня поступило заявление повара Харитонова о том, что что-то лежит на шкафу в комнате, где помещались раньше Седнев и Нагорный, по приходе моем туда оказалось, что на указанном Харитоновым шкафу лежат восемь заряженных бомб, <…> которые по приносе в дежурную комнату были разряжены. При дальнейшем расспросе гр. гр. Харитонова и Труппа выяснилось: ввиду кладки каменщиками новой плиты в комнате, где помещались Харитонов и Трупп, ими была занята рядом стоящая свободная комната, то он, Харитонов, желая очистить пыль в комнате, обнаружил лежащие на шкафу бомбы и заявил в дежурную комнату, о чем мной было сообщено коменданту Дома особого назначения тов. Авдееву, а им, в свою очередь, председателю областного Совета товарищу Белобородову».[989]
