Нагорный был особо ненавистен Хохряковым, который, также будучи матросом, видел в нем образ воина, сохранившего верность долгу и присяге, а потому бывшего для Хохрякова как бы молчаливым обвинением. Хотя в то же самое время Хохряков по отношению к Детям держал себя вполне достойно и, по воспоминаниям Е. Н. Эрсберг, «понравился Алексею Николаевичу».

8/21 мая пароход прибыл в Тюмень, где Царские Дети и их сопровождающие пересели в поезд. Детей, графиню Гендрикову, Шнейдер, графиню Буксгевден, Нагорного и Волкова поместили в классный вагон, остальных — в теплушку.

Рано утром 10/23 мая ночью поезд прибыл в Екатеринбург. Однако уже 22 мая в книге записей дежурств по Дому особого назначения появляются следующие строки дежурного: «22 мая. Прибыли в Дом особого назначения семья Романовых из (4) человек: Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Анастасия Николаевна, Алексей Николаевич и с ними повар Иван Михайлович Харитонов, мальчик Леонид Иванович Седнев».[839]

Получается, что в ДОНе ожидали прибытие Детей 22 мая и были точно осведомлены о точном и поименном списке прислуги, которую надлежало оставить в Ипатьевском доме с Царской Семьей.

После долгой перегонки с места на место поезд остановился в тогдашнем ближайшем пригороде города, скорее всего на том же, где были высажены Император и Императрица. От большевиков поезд с Детьми встречал все тот же Заславский и, скорее всего, С. В. Мрачковский[840]. Всем пассажиром классного вагона было приказано выйти из поезда. Остальные продолжали оставаться в теплушке. Великая Княжна Татьяна Николаевна тащила тяжелый чемодан. Рядом шел красноармеец с пустыми руками. Нагорный хотел помочь Великой Княжне, но грубый окрик часового не дал ему сделать этого.

К составу были поданы извозчики. В первом разместились Великая Княжна Ольга Николаевна и Заславский, на втором — Наследник Цесаревич Алексей Николаевич и Хохряков, на третьем — Великие Княжны Татьяна и Анастасия Николаевны. Их немедленно отвезли в Ипатьевский дом.

Затем Заславский и Мрачковский вернулись, усадив в экипаж графиню Гендрикову, графа Татищева и Шнейдер. Камердинер Трупп, повар Харитонов, лакей Седнев, его племянник маленький Л. Седнев, матрос Нагорный, камердинер Волков и лакей Трупп были размещены в другие экипажи.

Раздалась команда, и экипажи двинулись в направлении центра Екатеринбурга. Почти все сидевшие в них Узники двигались навстречу своей смерти.

В Ипатьевскиом доме тем временем первоначально была размещена лишь часть прислуги. Император Николай II записал в свой дневник: «Из всех прибывших с ними (то есть с Детьми. — П. М.) впустили только повара Харитонова и племянника Седнева».[841] Трупп и Нагорный попали к Царской Семье только 24 мая. Где же они провели целую ночь с 23 на 24 мая?

Здесь мы сталкиваемся с новой загадкой. В своих показаниях Е. Н. Эрсберг показывает, что на момент своего прибытия в Екатеринбург она уже знала, что «Трупп едет сменять Чемодурова».[842]

Между тем Император Николай II о решении сменить Чемодурова записал в дневник только 11/24 мая: «Решил отпустить старика Чемодурова для отдыха и вместо него взять на время Труппа».[843]

Сам Т. И. Чемодуров сообщил следствию следующее: «Еще в Тобольске я начал прихварывать, а в Екатеринбурге мне стало еще хуже; видя мое недомогание, Государь просил проф. Боткина осмотреть меня и затем приказал мне уехать в отпуск к жене моей, оставшейся в Тобольске, впредь до того, как мои силы восстановятся. В конце апреля (по старому стилю) о желании Государя отпустить меня было сообщено коменданту Авдееву; должен сказать, что на мое место предположено было выписать камердинера из Царского Села, но Авдеев передал ответ, что камердинер будет назначен из тех, которые приедут из Тобольска вместе с остальными членами Государевой Семьи. <…> 9/22 мая прибыли в Екатеринбург и остальные члены Государевой Семьи. <…> При мне из числа служителей вместе с Царскими Детьми прибыли в дом старший повар Иван Михайлович Харитонов и помощник повара, мальчик Леонид Ив. Седнев, племянник И. Д. Седнева. Остальных прибывших с Семьей лиц я не видел».[844]

Странно, если Государь принял решение о замене Чемодурова в конце апреля и разговаривал об этом с Авдеевым, то почему в апрельских дневниковых записях об этом нет ни слова? Из показаний Чемодурова также видно, что решение взять в качестве камердинера Труппа было принято не Царем, а его тюремщиками. Почему же пунктуальный Николай II ни слова не говорит об этом, а пишет о выборе Труппа как о своем решении и только 11/24 мая?

Непонятно также, почему, если охрана Ипатьевского дома знала заранее, что Трупп должен сменить Чемодурова, то первого допустили в дом спустя сутки, а не сразу?

Камердинер А. А. Волков вспоминал, что с вокзала его, Татищева, Гендрикову, Шнейдер, Харитонова, Нагорного, Труппа и маленького Седнева на разных экипажах повезли в неизвестном ему направлении и возле какого-то дома экипажи остановились. «Дом этот, — пишет Волков, — был обнесен высоким забором. Это обстоятельство навело меня на мысль о том, что здесь заключена Царская Семья. Я ехал на переднем экипаже один. Подъехали к дому, чего-то ожидаем. Никто из него не выходит и не приглашает сходить. Высадили только Харитонова и Седнева. Всех остальных повезли куда-то дальше».[845]

Волков вскоре выяснил, куда его привезли: это была екатеринбургская тюрьма. Здесь он провел два с лишним месяца, пока не был отправлен в Пермь, где чудом избежал расстрела.

Вместе с Волковым в тюрьме оказались граф Татищев, графиня Гендрикова, Шнейдер. На следующий день туда же был доставлен из Ипатьевского дома и Чемодуров. Но матроса Нагорного и лакея Труппа в тюрьме не было. Где же они находились?

Примечательно, что и комендант Дома особого назначения Авдеев не сообщает ничего существенного по этому событию: «Вместе с указанными членами семьи в дом были допущены повар Харитонов, его помощник, мальчик-поваренок, слуги Седнев и Трупп и на несколько дней матрос Нагорный».[846]

Интересно, что Авдеев ни словом не обмолвился о том, что Николай II просил его о замене Чемодурова на Труппа, но при этом сообщает, что Нагорный был допущен в дом «на несколько дней». Почему на несколько дней? Зачем вообще допускали его в дом, если знали, что через «несколько дней» его оттуда заберут и вместе с Седневым расстреляют в июне 1918 года?

Наконец, весьма странным является характер записей в книге дежурств охраны по Дому особого назначения. Записи в журнале велись по новому стилю с 13 мая по 12 июля 1918 года. Велись они четко и аккуратно день за днем. Только в двух местах люди, которые вели дневник, сбились. Это произошло после записей 25 и 31 мая, то есть предположительного времени прибытия Нагорного и Труппа в дом Ипатьева и увоза из него Нагорного и Седнева. Записи, касающиеся прибытия Нагорного и Труппа, идут неожиданно после 31 мая и помечены числом 24 мая. Вот их текст: «24 мая. Нагорный Клементий Григорьев в Доме особого назначения при быв. царе Николае Романове, служащий при Алексее Николаевиче, 32 года, имеет при себе деньги четыреста восемьдесят девять (489) рублей.

24 мая. Трупп Алексей Егорович в Дом особого назначения прибыл из Тобольска совм. с семьей б. царя, лакей, 61 год. Имеет при себе деньги сто четыре рубля (104) руб. Найдено при обыске 310 рублей (триста десять)»[847]