Царская Чета и Великая Княжна расположились в спальне, А. С. Демидова — в столовой, Е. С. Боткин, Т. И. Чемодуров и И. С. Седнев — в зале.
Великая Княжна Мария Николаевна писала 4/17 мая 1918 года З. С. Толстой: «Устроились пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной, где и проводим почти целый день».[802]
Г. Б. Зайцев приводит отрывок еще одного письма, авторство которого он приписывает Великой Княжне Марии Николаевне, написанной из Ипатьевского дома Великой Княжне Ольге Николаевне в Тобольск: «Пишу тебе, сидя у Папы на койке. Мама еще лежит, т. к. очень устала и сердце… Спали мы втроем в белой уютной комнате с четырьмя большими окнами. Солнце светит так, как у нас в зале. Открыта форточка, и слышно чириканье птичек. Электр. конка. В общем тихо. Живем в нижнем этаже, кругом деревянный забор, только видим кресты на куполах церквей, стоящих на площади».[803]
Г. Б. Зайцев находит в этом письме две неточности, которым не может дать объяснение. Первая относится к словам Великой Княжны об «электрической конке», то есть трамвае, тогда как трамвай был пущен в Екатеринбурге только в 1929 году. Вторая неточность касается месторасположения комнат проживания Царской Семьи. Великая Княжна почему-то пишет о первом этаже, хотя общеизвестно, что Царская Семья жила на втором этаже.
Объяснить происхождение этих неточностей довольно сложно, так как Г. Б. Зайцев не дает сносок на цитируемые источники, а ни в «Русской Летописи», ни «В письмах святых Царственных мучеников из заточения» этого письма Великой Княжны Марии Николаевны нет.
Все же представляется, что недоразумение с этажами объяснить можно следующим образом: Великая Княжна могла считать этажи не по русской, а по западной традиции. А по ней русский первый этаж называется по-французски «rez-de-chaussée», тогда как русский второй этаж считается первым.
Между тем летом 2003 года фонд «Обретение», возглавляемый А. Н. Авдониным, опубликовал найденные, по словам Авдонина, неопубликованные письма Царской Семьи из Екатеринбурга в Тобольск. При этом А. Н. Авдонин пишет: «Недавно при любезной помощи С. В. Мироненко и О. В. Маринина удалось обнаружить в Государственном Архиве Российской Федерации (ГА РФ) до сих пор невостребованные исследователями три письма узников дома Ипатьева, адресованные Великой княжне Ольге Николаевне в Тобольск».[804]
Однако цитирование в 1998 году данного письма Г. Б. Зайцевым входит в явное противоречие с утверждением А. Н. Авдонина, что опубликованные письма были недавно обнаружены в ГА РФ и до того не были «невостребованными исследователями». Совершенно очевидно, что раз Зайцев цитировал письмо Марии Николаевны за пять лет до опубликования его Авдониным, то о существовании этого документа было известно уже давно.
Авдонин приводит несколько писем, в том числе и цитируемое выше, которое Г. Б. Зайцев выдает за письмо Великой Княжны Марии Николаевны. А. Н. Авдонин же утверждает, что это письмо коллективное, оно состояло из четырех частей и было написано «тремя узниками Дома Ипатьева — Романовыми».[805] Письмо довольно необычное, ибо не имеет аналогов в переписке членов Царской Семьи. Обычно все свои письма члены Семьи писали и подписывали лично. Это же письмо почему-то начала писать Великая Княжна Мария Николаевна, подписала Государыня, продолжил Государь, а закончила опять-таки Великая Княжна Мария Николаевна. Скорее всего, это объясняется тем, что первая часть была написана Великой Княжной под диктовку Императрицы, которая по какойлибо причине не хотела или не могла писать сама. Таким образом, первую часть письма следует, безусловно, считать письмом Императрицы Александры Федоровны, а не Великой Княжны Марии Николаевны.
Как бы там ни было, ниже мы можем привести письмо Императрицы Александры Федоровны своей старшей дочери полностью: «Екатеринбург, 18/1 апр. 1918 г. Христос Воскресе! Мысленно три раза Тебя целую, Ольга моя дорогая, и поздравляю со светлым праздником. Надеюсь, праздник проведете тихо. Поздравь всех наших. Пишу Тебе, сидя у Папы на койке. Мама еще лежит, т. к. очень устала и сердце. Спали мы втроем в белой уютной комнате с четырьмя большими окнами. Солнце светит как у нас в зале. Открыта форточка, и слышно чириканье птичек, элект. конка, в общем тихо. Утром прошла манифестация: 1е мая. Слышали музыку. Живем в нижнем этаже, кругом деревянный забор, только видим кресты на куполах церквей, стоящих на площади. Нюта спит в столовой, а в большой гостиной Евг. Серг., Седнев и Чемодуров. Князя пока не пустили, не понимаю почему, очень за него обидно. Спят они на койках, кот. вчера принесли им и караулу. Владельцы дома — Ипатьевы. Горячо целую и благословляю + Тебя мою Душку любимую. Твоя старая Мама».[806]
Это письмо, помимо бытовых деталей, интересно еще и тем, что Государыня в письме тоже указывает на дом как на собственность Ипатьевых.
Начались серые екатеринбургские будни — Екатеринбургская Голгофа Царской Семьи. Войдя в дом, Государыня поставила на одном из оконных косяков свой любимый знак гамматического креста, более известного под названием «посолони», или «свастики», и сделала надпись: «17/30 апреля 1918 года».
Что представлял собой город Екатеринбург, когда в него прибыла Царская Семья?
Екатеринбург был пермским губернским городом, расположившимся на берегу реки Исеть, которая в самом городе образует большой пруд, придающий городскому пейзажу особую красоту. Основанный Петром Великим как завод-крепость против нападений башкир и названный в честь императрицы Екатерины I, город имел важное экономическое и военное значение. С 1860 года в Екатеринбурге было сосредоточено управление всеми уральскими горными казенными заводами. В Екатеринбурге насчитывалось 340 промышленных заводов, золотосплавочная лаборатория, гранильная фабрика.
Екатеринбург, как и Тобольск, был местом массовых ссылок старообрядцев-раскольников. «Раскольники, — пишет энциклопедия Южакова, — сотнями селились в Екатеринбурге».[807] То обстоятельство, что плененная Царская Семья была вновь направлена в подобный раскольничий центр, не может являться простым совпадением.
К 1914 году Екатеринбург превратился в один из красивейших городов Урала. Полностью освещенный электричеством, с прямыми проспектами и улицами, осененный куполами 12 православных церквей, имеющий огромный по тогдашним меркам изумительный по красоте оперный театр, Екатеринбург более походил на губернский город, чем Пермь. При этом Екатеринбург был своеобразным городом, мало похожим на другие уральские города. Большие красивые каменные дома и даже дворцовые ансамбли, как, например, знаменитые Харитоновские палаты, соседствовали с маленькими деревянными домиками, особнячками и лавочками, которые своей своеобразной красотой ничем не уступали каменным соседям. На территории города находилось два православных монастыря, монахини одного из них, Ново-Тихвинского девичьего, напрямую будут соприкасаться с Царственными Узниками. В городе имелись, кроме православных храмов, один римско-католический костел, одна старообрядческая церковь, одна мечеть и еврейская синагога.
Злодейство 17 июля 1918 года отложило на городе неизгладимый отпечаток. Само имя города надолго было стерто с карты России и заменено именем одного из главных организаторов цареубийства. Фактически вместе со своим историческим названием исчез и сам Екатеринбург. Тяжелый молот большевистской диктатуры полностью разрушил неповторимый облик города. Вместо изумительных маленьких домов, усадебок, особнячков — появились чудовищные серые безвкусные казарменные постройки. Причем в Екатеринбурге они отличаются особенным уродством. Затерявшиеся среди этих уродов остатки старого города еще больше подчеркивают весь ужас происшедшего с этим некогда прекрасным городом.
