The Sacral Kingship 1959 — The Sacral Kingship. Leiden; Brill, 1959.
Sciacca 1983 — Sciacca F. The Kiev Cult of Boris and Gleb: the Bulgarian Connection // Proceedings of the Symposium on Slavic Cultures: Bulgarian Contributions to Slavic Cultures. Sofia, 1983.
Seemann 1987 — Seemann K.-D. Genres and the Alterity of Old Russian Literature // Slavic and East European Journal, 1987. Vol. 31.
Siefkes 1970 — Siefkes F. Zur Form des Žitije Feodosija. Verleichende Studien zur byzantinichen und altrussischen Literatur. (Frankfurter Abhandlungen zur Slavistik. Bd. 12). Bad Homburg; Berlin; Zürich, 1970.
SlavÍk 1929a — SlavÍk J. Svatý Václav a raz počatku křest’anství u Slovanů // Slovanský přehled. 1929. № 5–7.
SlavÍk 1929b — Slavík J. Svatý Václav a slovanské legendy // Сборник статей, посвященных Павлу Николаевичу Милюкову. 1859–1929. Прага, 1929.
Stender-Petersen 1934 — Stender-Petersen A. Die Varägersage als Quelle der altrussishen Chronik // Acta jutlandica, Aarhus, 1934. Bd. VI.
Ševčenko 1954 — Ševčenko I. A Byzantine Source of Moscovite Ideology // Harvard Slavic Stydies. 1954. Vol. 2.
Timberlake 2006 — Timberlake А. «Не преступати предѣла братѧ»: The Entries of 1054 and 1073 in the Kiev Chronicle // Вереница литер: К 60-летию В. М. Живова / Отв. ред. А. М. Молдован. М., 2006.
TřeštÍk 1968 — TřeštÍk D. Kosmová kronika: Studie к počatkům českého dějepisectvi a politického myšlení. Praha, 1968.
TřeštÍk 1991 — TřeštÍk D. Václav a Berengař. Politické pozadí postrižin sv. Václava roků 915 // Český časopis historický. 1991. Ročn. 89. № 5–6.
Tschekova 2002 — Tschekova I. Genese und kommunikative funktion der altrussischen Nestorchronik // The Medieval Chronicle-II / Ed. by E. Kooper. N.Y., 2002.
Vlasto 1971 — Vlasto A. The Entry of Slavs into Christendom. Oxford, 1971.
Vodoff 1978 — Vodoff W. Remarques sur le valeur du terme ‘tsar’ appliqué aux princes russes avant le milieu du XVe siècle // Oxford Slavonic Papers, n.s. Vol. XI. 1978. P. 1–41.
Vodoff 1988–1989 — Vodoff V. Pourquoi le grand prince Volodimer Svjatoslavič n’a-t-il-pas été canonisé? // Harvard Ukrainian Studies. 1988–1989. Vol. 12–13.
Weingart 1934 — Weingart M. Prvni česko-církevněslovanská legenda о svatém Václavu: Rozbor filologický // Svatovaclavský sborník na památku 1000 výročí smrti knižete Václava Svátého. Praha, 1934. D. I. Kniže Václav Svatý a jeho doba.
Zguta 1984 — Zguta R. Monastic Medicine in Kievan Rus’ and Early Russia // Medieval Russian Culture [Vol. 1] / Ed. by H. Birnbaum and M. Flier. (California Slavic Studies. Vol. 12). Berkeley; Los Angeles, 1984.
Приложение. «Фрески»
Путешествие апостола Андрея на Русь
От Черного моря кремнистой земли
Направил он путь свой на север
Туда где кончалось пространство
И воды стремящихся на Полночь рек
Свергалися в бездну.
Он шел по дорогам: воистину красны стопы
Всех несущих весть новую миру.
Однажды — то было в десятый
(Иль сотый?) день этой дороги —
И серые тучи тянулись так низко
Над ровной землею — что часто ее задевали —
Он слышал шуршанье…
И часто земля покрывалась… — оно
Оно лишь на цвет было белым
В нем не было вкуса. И он
Вопросил: это Господи манна?
И люди сказали ему — это снег.
Еще на десятые новые (сотые?) сутки
Он вышел на гору покрытую белым
Увидел селение — дым поднимался
Над крышами. Лаяли где-то собаки.
Что это за место, — спросил он.
Ответили — Киев…
В недвижные воды реки
(«Это Днепр») спускалась безвкусная
Чистая манна ложилась не тая.
По скудно отмеченной зимней дороге
(лишь запах горчащий
от конского назьма) он шел.
И в гортани оттаивал голос.
О Боге распятом на дальнем Востоке
О духах крылатых в обличье людском
О крови и плоти о теплом вине.
И люди его привечали
В котомку кладя ему хлеба.
И он поднимался все дальше на север.
И снова увидел широкую реку
Жилища из дерева. Место —
Новгород — поведали гостю.
В их скудных пределах
Увидел он странное страшное дело
Как в жарко «по-черному» топленных
Домах сплетенными прутьями
Били друг друга
Они до беспамятства
После ж холодной водой
Обливали тела без движенья
И признаков жизни и снег опускался
В раскрытые вежды ложился
Не таял рассыпчатый саван.
В краю где душа расстается с дыханием
С телом как облачко пара —
И дальше не видя дороги
Спросил он: кто там обитает
У самых пределов. Они говорили:
У черного моря в нем стонущий змей
Обитают извечно заклепаны в скалах
Немые языки и тянут сквозь бреши
Голодные руки и просят о хлебе
Их род нам неведом. И он снарядился
И тронулся. Полночь и воздух шершавый
Его окружили. Он шел трое суток
(быть может и мене — иль больше) —
В том месте идет человек а не время —
Но видел лишь блики на небе да где-то
За гранью вещей и событий
Рождавшийся скрежет
И скрип и стенанье
Наверное это и фал отблеск рая
И где-то в бездонных провалах земли
Ворочался грех. Невесомую руку
Он поднял с трудом. Побелевшею горстию
Сделал знаменье потом повернулся по прежнему следу
Направил шаги…
Он думал об этом народе которого слово
Темно ему было о добром приюте и вечном морозе.
Апостол шел к югу и сжавшись от ветра
Он чувствовал странное чувство как будто
Он как-то раздвинулся… распространился…
Вместил бесконечность…
Моление заточника Даниила
Помилуй мя, единым платом укрыта…
Помилуй меня, княже господине,
Воспомяни во царствии твоем,
И, утешаясь пирогом обильно,
Лишь кинь мне корку черствую.
Слезами ее не трудно будет размочить.
Воззри на мя, как смотришь на щенка
И от щедрот твоих отщиплешь крохи.
Помилуй меня, господине княже!
Кому Лач-озеро, мне черный плач и мука,
И вязкая и темная смола
И горе-страх мне залепляет глотку,
И я стонать могу лишь, как младенец
Одним лишь звуком плачет: а — а — а.
Помилуй меня, господине княже!
Как скорпии и гады выпивают
Глаза мои и рядом нету солнца,
Оконца иль лучины, и забыл
Свое я имя. Царю-господине,
Вели, чтобы они не ковыряли
Щепою под ногтями у меня.
И реже чтоб мочилися мне в харю,
И сапогами мяли бы не левый,
А правый бок, занеже слева
Имеет тварь земная свое сердце.
Помилуй, святый царю-господине,
Не повели изъять язык мой, ибо
Иначе легко будет подавиться
Мне пайкою. И каждый червь бескожий
Находит себе ямицу в землице.
Прости ты нас, рабов твоих неумных.
За что — ты знаешь сам. За то,
Что дышим покуда — слабые,
Что недостойны жизни.
Помилуй нас и пощади нас, Боже.
Виновны мы иль нет — Твои мы чада.
Не знали правды. Черная смола. Густая кровь,
Застылая от страха, проступит в наших
Всхлипах, в тонких снах между поверками
Рождения и смерти. Прости не помнящим
Ни имени, ни рода…
Помилуй нас, мы не нашли души
Своей. Так пощади нам тело, что теплится,
Как слабый язычок, когда в темнице
Едим пропахлый кислой псиной воздух,
То очень трудно… Дай нам, о Господь,
Большой живот, чтобы вместить все корки
Всех трапез.
Да череп крепкий, словно кедр Ливана,
Чтоб выдержал удары кистенем.
Дай ребра, чтобы тело не упало
С крюка большого. Пощади нас, Боже,
Здесь трудно в пальцах удержать свечу,
Которой нет, и дай нам после,
Когда-нибудь кому-нибудь зачем-то
Не счастье, не отмщенье, но покой
И волю, и чтоб мы их удержали
В изломанных ладонях ощутили б
Рваною плотию их вес и запах —
Дай осязания и обонянья,
И зрения и вкуса — только чтобы
Их распознать взаправду — что они —
До самой подноготной.
Помилуй, — дай. Помилуй, — дай. Помилуй, — дай.