Короче, он пребывал в страшной депрессии, и снег спозаранку был в этой ситуации совершенно кстати, чтоб довести картину страданий до абсурда. Или до совершенства.

– Представляешь, – шептал он зловеще, – был даже лед! У одного мужика, когда он резко тронулся на светофоре, с крыши съехал тонкий, как стекло, кусок льда!!!

– И что отрезал? – поинтересовалась я (потому что в таком ужасном мире, где в бархатный сезон на крышах самодвижущихся средств стихийно образуется лед, все должно быть доведено до зловещего конца).

– Ничего не отрезал, – с сожалением сказал мой приятель.

Ну хоть что-то хорошо.

– Хорошо, что у меня машина с обтекаемым кузовом, – порадовался приятель.

– Вот видишь, – говорю, – и у тебя жизнь налаживается.

– Да? – спросил он с надеждой.

(Между прочим, мой приятель так искусно камуфлирует свое разбитое сердце, что у всех создается впечатление, будто он сердцеед. Да и я, честно говоря, умею создать иллюзию, что жизнь удалась. И это не фронда! Это побочное явление освоенного нами искусства жить.)

У нас даже была идейка создать Клуб недобитых сердец. Куда принимать членов, владеющих хоть одним уникальным секретом выживания вопреки здравому смыслу.

Я бы туда приняла одного виртуального человека, с которым у нас завязалась деловая переписка. И однажды он мне написал, что у него депрессия и от депрессии он лечится стихом Гумилева «Мне приснилось, что сердце мое не болит. Что оно колокольчик на пагоде в желтом Китае…» (цитирую на память, могу ошибиться). Этот рецепт был как нельзя кстати. Потому что у меня тоже было неважно на душе (о чем я, естественно, партнеру по деловой переписке не сообщила. Потому что нельзя девальвировать реноме человека, у которого жизнь удалась).

Но ночью, когда у меня не получилось положить голову с бредовыми мыслями в холодильник, я села и написала список, чем надо быть моему сердцу, чтобы не болеть.

У меня получилось:

1. Колокольчик над дверью букинистического магазина на острове Санторини.

2. Флюгер на крыше дачи в г. Юрмала, где мы любили бывать с моим одноклассником перед выпускными экзаменами.

3. Связка ракушек над крыльцом одного дома на острове Лимбо (привет Данте и всем влюбленным).

4. Цепь на кнехте причала домика на сваях на острове Бокас дель Торо.

5. Заезженная пластинка с танго в аргентинской забегаловке…

Этот список пополняется по мере удлинения ночей в связи с климатическими особенностями нашей страны, всегда страдавшей от недостатка эндорфина.

Еще бы я приняла в тот клуб свою подругу, которая, как только припрет, начинает играть на пианино. Она забивает внутрь кнопки, чтобы получался клавесин. Соседи хотели сброситься и пригласить ей квартет из консерватории. Но она с гневом отвергла. Она сказала, что качество исполнения соответствует мере страданий.

Еще – старинный друг, который знает стишок про тайный свист для потустороннего мира (он – единственный! – знает пароль, чтобы узнать друг друга после реинкарнации).

Еще – бомж, который иногда лежит на пожухшей траве разделительной полосы на Масловке. В час пик. Когда все матерятся, чтобы перестроиться на третье кольцо. А он лежит. И рядом с ним – бумажный пакет с вином. И в руках у него книга в мягкой обложке! (Я, когда ехала в левом ряду, рассмотрела!!! Это были «Суждения о науке и искусстве» Леонардо!!!)

…Я положила трубку. Было полвосьмого утра. Я поняла, что мне в моем нынешнем состоянии не видать клубной карты в моем клубе. Потому что сердце мое (видно, с недосыпа и от резкого падения атмосферного давления) предательски болело и представляло себя синей чашкой, разбитой среди прочих милых вещиц при погроме квартиры одного режиссера.

Я признала, что это неконструктивно. И решила проспать начало работы по созданию сомнительных виртуальных ценностей.

Чтобы увидеть сны о чем-то большем. Чтобы пополнить радостный список. И чтобы получить клубную карту.

Итак!

Объявляется прием в Клуб недобитых сердец!

Клубная карта гарантируется каждому, кто изложит хоть один утраченный секрет редкого искусства жить вопреки сезонно-депрессивной логике!

Моя жизнь еще не настолько безнадежна, чтобы проводить ее в сети.

Хотя приходится признать, что она ни в какие ворота не лезет.

Сначала черти ко мне занесли моего приятеля. С которым мы снимали душераздирающий фильм. На это ушло много времени, потому что я гнула в сторону душераздирательности, а приятель все время орал «стоп, мотор». Потому что он хрюкал. И это запечатлевалось. В самые пронзительные моменты, когда мигающий фонарик драматично падал со шлема. Приятель хрюкал, вытирал что-то там (предположительно – слезы) и кричал, что это треш.

Но это нисколько не испортило съемку, потому что там, в темной комнате с АВИДом нас поджидал гений Шилов, который любой душераздирающий сюжет доведет до ручки. А вместе с гением Шиловым там же затаился гений Коноплин. Но про этого вообще не буду.

К полтретьего ночи мы, наконец, использовали кассету. Гениев беспокоить было уже как-то неудобняк.

Но творческий импульс – его не зароешь. Особенно если перед этим так тщательно расковырял. Поэтому мой приятель сказал, что сейчас, пока кураж не кончился, самое время наделать крыльев (мы с ним собирались сделать 120 пар крыльев, на прошлой неделе сделали восемь, но кончился ватин). Еще он сказал, что крылья из ватина – полный отстой. И надо задействовать современные полимерные технологии, а не дедушкины способы. Он очень упирал на поролон. Поролон лежал а) у него на даче – в 130 км от Москвы; б) в хозяйственном магазине (каком-нибудь).

Он сказал, что неподалеку есть такой магазин. И он работает круглосуточно.

Я признала это целесообразным. Потому что производители поролона всегда должны рассчитывать на тех, кого припрет делать крылья в три часа ночи. Потому что в это время им рассчитывать совершенно не на кого.

Этот магазин назывался «Твой дом». Мы в нем были единственными посетителями. На нас вышли посмотреть все работники. Те, кто в магазине не потерялся (таких, думаю, было немало). Мой приятель страшно застеснялся спрашивать у них про крылья. Он сказал, что будем прочесывать. Будем проводить мониторинг квадратно-гнездовым методом. Я подумала, что за это время мы спокойненько смогли бы съездить в Донецк, потому что магазин был все-таки очень большой. А в Донецке поролон производят на экологически вредных предприятиях, и его там можно купить с пылу с жару.

Это был совершенно не «мой дом», надо в этом признаться. Там было столько дубового бруса. Там было столько бронзулеток. Люстр, размером с гамак, шкафов, в которых можно жить. Напольных часов с боем, в которых можно с пафосом похоронить. Все то, что даже представить не можешь, чтобы пожелать, – там уже было. И совершенно непонятно, кто это мог пожелать круглосуточно! С постельным бельем ясно: к четырем утра собрался угомониться – и р-раз – постельное белье кончилось! И вот – получите: за 35 штук.

Но сломало нас другое.

К рассвету мы выбрели в отдел дачников. И мой приятель красными от ужаса глазами уставился на полутораметровый гриб из гипса. Из гриба бил фонтан. А из-за угла, гаденько улыбаясь, выглядывал гном. О! Что это был за гном: он щерился похуже кобольда!!! Мой приятель сказал, что такими украшают участки. Видно, чтобы недоброжелатели не лезли.

И тут я увидела кроликов. Двух гипсовых кроликов, которые тоже должны затаиться в засаде и подкарауливать нас в саду. В нашей прекрасной жизни, где не успеваешь что-то пожелать – а оно уже в засаде. Чтобы мы уже разучились желать!

Не знаю, что со мной произошло – катарсис, наверное.

Это был огромный дом приветливо ощерившегося глобализма – всего того, о чем нас так настойчиво учили мечтать. Чтобы не париться по другим поводам. А сидеть себе в углу, как кролики, и жрать силос рекламируемых и безопасных ценностей! Вот! И делать все остальное, что делают кролики! «Делают-делают-делают-новых-людей». На этих простынях ручной валки. Чтобы эти новые люди потребляли гипсовый шлак, дубовый брус, бронзовую пыль и внимали бою бессмысленно проведенных часов.