Наверняка Уэйнрайт тоже это понял, так же как он должен был понять, что Кареллен продолжит наблюдать за ним. Почти ничего не сказав, он поспешно удалился; Стормгрен понял, что до конца срока его полномочий руководитель Лиги больше не появится в этом кабинете. Лига Свободы могла вновь стать досадной помехой, но это уже проблемы его преемника.

Кое–что способно излечить лишь время. Можно уничтожить зло, но ничего нельзя поделать с введенным в заблуждение добром.

– Вот он, — сказал Дюваль. — Совсем как новый.

– Спасибо, — ответил Стормфен, тщательно разглядывая портфель. — А теперь, может быть, расскажешь, в чем, собственно, дело – и как мы намерены поступать дальше. Ученого, похоже, куда больше интересовали собственные мысли.

– Чего я не могу понять, — проговорил он, — так это, почему у нас все так легко получилось. Будь я на месте Кареллена. Но ты не на его месте. Давай ближе к делу. Что мы все–таки нашли?

Дюваль пододвинул к нему ленту с показаниями самописца, которая, на взгляд Стормфена, больше всего походила на сейсмограмму землетрясения средней силы.

– Видишь этот небольшой изгиб?

– Да. Что это?

– Кареллен собственной персоной.

– Боже! Ты уверен?

– Вполне разумное предположение. Он сидит, или стоит, или что уж он там делает, примерно в двух метрах по другую сторону экрана. Будь разрешение повыше, мы бы даже рассчитали его размеры.

Стормгрен со смешанными чувствами смотрел на заметный прогиб кривой. До сего момента не существовало никаких доказательств даже того, что Кареллен обладает термальным телом. Несмотря на то что свидетельство было лишь косвенным, Стормгрен принял его безоговорочно. Его размышления нарушил голос физика

– Нужно понимать, что по–настоящему односторонних зеркал не бывает. Анализируя данные, мы выяснили, что экран Кареллена пропускает свет в одну сторону, примерно в сто раз лучше, чем в другую.

С видом фокусника, извлекающего из шляпы выводок кроликов, он сунул руку в ящик стола и достал предмет, напоминающий пистолет с гибким раструбом вместо ствола. Стормгрен про себя назвал его резиновым мушкетоном и не мог предположить, что это на самом деле.

Увидев его недоумение, Дюваль улыбнулся.

– Он вовсе не столь опасен, как выглядит. Все что нужно сделать – приставить дуло к экрану и нажать курок. Он дает очень мощную вспышку, длящуюся пять секунд. За это время ты успеешь обвести помещение за экраном. Света будет достаточно, чтобы ты смог все хорошо разглядеть.

– Это не повредит Кареллену?

– Нет, если ты не сразу направишь дуло в экран, а немного посветишь в сторону. Это даст ему время, чтобы приспособиться – полагаю, его рефлексы не хуже нашего, а ослепить Попечителя никто не хочет.

Стормгрен с сомнением посмотрел на «пистолет» в его в руке. Последние несколько недель его мучила совесть. Кареллен всегда относился к нему с несомненной симпатией, несмотря на порой излишнюю прямоту Стромгрена. И теперь, когда срок их общения заканчивался, он не хотел разочаровывать его. Однако Стормгрен прямо предупредил Попечителя о своих намерениях, а кроме того, он был убежден что принимай решение Кареллен – тот бы показался миру. Теперь решение было принято за него: когда их последняя встреча подойдет к концу, Стормгрен увидит истинное лицо Кареллена.

Если, конечно, у Кареллена есть лицо.

Волнение, которое поначалу испытывал Стормгрен, давно прошло. Говорил почти один Кареллен, строя длинные замысловатые фразы, которыми он так гордился. Когда–то это казалось Стромгрену самым чудесным и определенно самым неожиданным из всех талантов Кареллена.

Теперь он уже не находил это столь удивительным, поскольку знал, что как и большинство способностей Попечителя, это являлось следствием его высокоразвитого интеллекта, а не какого–то особого таланта.

У Кареллена хватало времени на любые литературные упражнения, когда он замедлял свою речь, приноравливаясь к темпу человеческой.

– Насчет Лиги Свободы не беспокойтесь, — сказал он. — Весь прошлый месяц они вели себя тихо и, хотя сейчас наверняка снова оживятся, реальной опасности уже не представляют. В сущности, так как всегда полезно знать, чем занят твой противник. Лига – весьма ценная организация. Если у них когда–либо возникнут финансовые трудности, возможно, я даже готов буду снабдить их средствами.

Часто трудно было понять, когда Кареллен шутит. Выражение лица Стормрена осталось бесстрастным.

– Очень скоро Лига потеряет еще один сильный аргумент. За последние несколько лет раздавалось немало критики, в основном не заслуживающей серьезного внимания, по поводу особого положения, которое вы занимали. В первое время после моего назначения наше сотрудничество приносило большую пользу, но теперь, когда мир движется именно в том направлении, в каком я планировал, в этом больше нет необходимости. Вскоре все мои отношения с Землей перестанут вестись напрямую, и должность генерального секретаря вновь станет тем, чем она изначально и должна была быть.

В течение последующих пятидесяти лет случится немало кризисов, но они минуют. Почти через поколение я достигну пика своей непопулярности, поскольку придется претворять в жизнь планы, суть которых нельзя объяснить в полной мере. Возможны даже попытки меня уничтожить. Но образ будущего предопределен, и однажды все проблемы будут забыты – даже расой с такой долгой памятью, как ваша.

Последние слова были произнесены столь выразительно, что Стормгрен застыл в кресле. Кареллен никогда не допускал случайных оговорок, и даже самые его опрометчивые высказывания на самом деле были рассчитаны со скрупулезной точностью. Но не было времени переспросить (впрочем, наверняка он не получил бы ответа), потому что Попечитель снова сменил тему.

– Вы часто спрашивали меня о наших долгосрочных планах, — продолжал он. — Создание Всемирного Государства – естественно, лишь первый шаг. Вы доживете до его окончательного завершения – но перемены будут столь неощутимы, что мало кто их заметит. После этого последует тридцатилетняя пауза, пока не достигнет зрелости следующее поколение. А затем настанет срок исполнить наше обещание. Мне очень жаль, что вас при этом не будет.

Стормгрен стоял лицом к экрану, но взгляд его был устремлен далеко за темное стекло. Он смотрел в будущее, представляя себе день, которого никогда не увидит.

– В этот день, — продолжал Кареллен, — человеческий разум испытает редкий по силе психологический шок. Но никто не пострадает – люди того времени будут намного более устойчивы, чем их деды. Мы навсегда станем частью их жизни и, когда состоится наша встреча, уже не покажемся им столь… чужими, как могли бы показаться вам.

Никогда на памяти Стормгрена Кареллен не был столь разговорчив, но это его вовсе не удивляло. Он считал, что познакомился лишь с немногими сторонами личности Попечителя – настоящий Кареллен был неизвестен, а возможно, и непостижим для человека. И снова у Стормгрена возникло ощущение, что истинные интересы Попечителя заключаются в чем то другом.

– Затем последует еще одна пауза, на этот раз недолгая, поскольку в мире начнет нарастать нетерпение. Люди захотят отправиться к звездам, чтобы увидеть другие миры во Вселенной и присоединиться к нам в нашем деле. Ибо это лишь начало – даже у одной тысячной всех солнц в Галактике еще не побывали известные нам расы. Однажды, Рикки, ваши потомки на собственных кораблях понесут цивилизацию мирам, которые для нее созрели, — точно также, как мы сейчас несем ее вам.

Кареллен замолчал, и у Стормгрена возникло чувство, будто Попечитель внимательно за ним наблюдает.

– Великий замысел, — тихо сказал Стормгрен. — Вы несете вашу идею всем мирам?

– Да, – ответил Кареллен, — всем, которые могут ее постичь.

В мозгу Стормгрена откуда–то возникла одна беспокойная мысль.

– Предположим, в конце концов ваш эксперимент с человечеством не удастся. Такое уже бывало между земными расами. Наверняка и у вас случались неудачи?