Побуждение, которому он вначале противился, над которым потом нехотя размышлял, было наконец признано и одобрено. Мак–Нилу предоставлялась возможность равноправия, но он оказался недостоин этого. Что ж, если так, пусть себе умирает.

Для человека, лишь сейчас решившегося на убийство, действия Гранта были на удивление методичны. Не раздумывая, он кинулся к аптечке, содержимое которой предусматривало чуть ли не все несчастья, какие могут произойти в космосе.

Предусмотрен был даже самый крайний случай, и специально для него позади других медикаментов здесь прикрепили пузырек, мысль о котором все эти дни подсознательно тревожила Гранта. На белой этикетке под изображением черепа и скрешенных костей стояла четкая надпись: «ПРИМЕРНО ПОЛГРАММА ВЫЗОВУТ БЕЗБОЛЕЗНЕННУЮ И ПОЧТИ МГНОВЕННУЮ СМЕРТЬ».

Безболезненная и мгновенная смерть – это было хорошо. Но еще важнее было обстоятельство, на этикетке не упомянутое: яд был лишен также и вкуса.

Еда, которую готовил Грант, не имела ничего общего с произведениями кулинарного искусства, выходившими из рук Мак–Нила. Человек, любящий вкусно поесть к вынужденный большую часть жизни проводить в космосе, приучается хорошо готовить. И Мак–Нил давно уже освоил эту вторую профессию.

Грант же, напротив, смотрел на еду как на одну из необходимых, но досадных обязанностей, от которых он старался побыстрее отделаться. И это соответственно отражалось на его стряпне. Мак–Нил успел уже с ней смириться, и трапеза протекала в почти полном молчании. Но это стало уже обычным: все возможности непринужденной беседы были давно исчерпаны. Когда они покончили с едой. Грант отправился в камбуз готовить кофе.

Это отняло у него довольно много времени, потому что в последний момент ему вдруг вспомнился некий классический фильм прошлого столетия: легендарный Чарли Чаплин, пытаясь отравить опостылевшую жену, перепутывает стаканы.

Совершенно неуместное воспоминание полностью выбило Гранта из колеи. На миг им овладел тот самый «бес противоречия», который, если верить Эдгару По, только и ждет случая поиздеваться над человеком.

Впрочем, Грант, по крайней мере внешне, был совершенно спокоен, когда внес пластиковые сосуды с трубочками для питья. Опасность ошибки исключалась, потому что свой стаканчик инженер давно пометил, крупными буквами выведя на нем: «МАК».

Как зачарованный, наблюдал Грант за Мак–Нилои, который, угрюмо глядя в пространство, вертел свой стакан, не спеша отведать налиток. Потом он все же поднес трубочку к губам.

Когда он, сделав первый глоток, поперхнулся, сердце у Гранта остановилось. Но инженер тут же спокойно произнес:

– Разок вы сварили кофе как полагается. Он горячий.

Сердце Гранта медленно возобновило прерванную работу, но на свой голос он не надеялся и только неопределенно кивнул. Инженер осторожно пристроил стаканчик в воздухе, в нескольких дюймах от своего лица.

Он глубоко задумался, казалось, он подбирал слова для какого–то важного заявления. Грант проклинал себя за слишком горячий кофе: такие вот пустяки и приводят убийц на виселицу. Он боялся, что не сможет долго скрывать свою нервозность.

– Я полагаю, – тоном, каким говорят о самых обыденных вещах, начал Мак–Нил, – вам ясно, что для одного из нас здесь хватило бы воздуха до самой Венеры?

Неимоверным усилием воли Грант оторвал взгляд от стакана и выдавил из пересохшего горла слова:

– Это… эта мысль у меня мелькала.

Мак–Нил потрогал свой стакан, нашел, что тот еще слишком горяч, и задумчиво продолжал:

– Так не будет ли всего правильней, если один из нас выйдет через наружный шлюз или примет ,скажем, что–то оттуда? – Он большим пальцем указал на аптечку.

Грант кивнул.

– Вопрос, конечно, в том, – прибавил инженер, – кому это сделать. Я полагаю, нам надо как–то бросить жребий.

Грант был буквально ошарашен. Он ни за что не поверил бы, что инженер способен таи спокойно обсуждать эту тему. Заподозрить он ничего не мог – в этом Грант был уверен. Просто оба они думали об одном и том же, и по какому–то случайному совпадению Мак–Нил сейчас, именно сейчас завел этот разговор.

Инженер пристально смотрел на него, стараясь, видимо, определить реакцию на свое предложение.

– Вы правы, – услышал Грант собственный голос, – мы должны обсудить это.

– Да, – безмятежно подтвердил инженер, – должны.

Он взял свой стакан, зажал губами трубочку и начал потягивать кофе.

Ждать конца этой сцены Грант был не в силах. Он не хотел видеть Мак–Нила умирающим; ему стало почти дурно. Не оглянувшись на свою жертву, он поспешил к выходу.

Раскаленное солнце и немигающие звезды со своих постоянных мест смотрели на неподвижный, как они, «Стар Куин». Невозможно было заметить, что эта крохотная гантель несется почти с максимальной для нее скоростью, что в меньшей сфере скопились миллионы лошадиных сил, готовых вырваться наружу, и что в большой сфере есть еще кто–то живой.

Люк на теневой стороне корабля медленно открылся, и во тьме странно повис яркий круг света. Почти тут же из корабля выплыли две фигуры.

Одна была значительно массивнее другой и по очень важной причине – из–за скафандра. А скафандр не из тех одежд, сняв которые человек рискует, лишь уронить себя в глазах общества.

В темноте происходило что–то непонятное. Потом меньшая фигура начала двигаться, сперва медленно, однако с каждой секундой набирая скорость. Когда из отбрасываемой кораблем тени ее вынесло на слепящее солнце, стал виден укрепленный у нее на спине небольшой газовый баллон, из Которого вился, мгновенно тая в пространстве, легкий дымок.

Эта примитивная, но сильная ракета позволила телу преодолеть ничтожное гравитационное поле корабля и очень скоро бесследно исчезнуть вдали.

Другая фигура все это время неподвижно стояла в шлюзе. Потом наружный люк закрылся, яркое круглое пятно пропало, и на затененной стороне корабля осталось лишь тусклое отражение бледного света Земли.

В течение следующих двадцати трех дней ничего не происходило.

Капитан химического грузолета «Геркулес», облегченно вздохнув, повернулся к первому помощнику.

– Я боялся, он не сумеет этого сделать. Какой невероятный труд потребовался, чтобы без чьей–либо помощи вывести корабль из орбиты, да еще в условиях, когда и дышать–то нечем! Сколько времени нам нужно, чтобы встретить его?

– Около часа. Он все же несколько отклонился в сторону, но тут мы сможем ему помочь.

– Хорошо. Просигнальте, пожалуйста, «Левиафану» и «Титану», чтобы они тоже стартовали.

Пока это сообщение пробивалось сквозь толщу облаков к планете, первый помощник задумчиво опросил:

– Интересно, что он сейчас чувствует?

– Могу вам сказать. Он так рад своему спасению, что все остальное ему безразлично.

– Не думаю все–таки, чтобы мне было приятно бросить в космосе товарища ради возможности самому вернуться домой.

– Такое никому не может быть приятно. Но вы слышали их передачу: они мирно все обсудили и приняли единственно разумное решение.

– Разумное – возможно… Но как ужасно позволить кому–то спасти тебя ценой собственной жизни!

– Ах не сентиментальничайте! Уверен, случись такое с нами, вы вытолкнули бы меня в космос, не дав перед смертью помолиться!

– Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о космической романтике!

Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», который должен уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал верньер. Потом он с удовлетворением объявил:

– Вот он, километрах в девяноста пяти от нас. Велите команде стать по местам… ну а его подбодрите: скажите, что мы будем на месте через тридцать минут, даже если это и не совсем так.

Грант был уже у двери, когда Мак–Нил мягко окликнул его:

– Куда вы спешите? Я, думал, мы собирались кое–что обсудить.