В заметке сообщалось, что Эван Шолто, Джон Филд и Уилфрид Джордж Лаванда были доставлены утром в полицию по обвинению в мошенничестве и воровстве. После допроса их отпустили на поруки.

Я тут же велел шоферу везти меня в Риджент-парк. Прошла вечность, пока мы наконец доехали.

Открыв мне дверь, Чармиан промолвила:

— О, ты уже знаешь. Я хотела сама сообщить тебе, но не знала, куда ты исчез.

Я поцеловал ее.

— Не надо, — сказала она почти сердито. — Я даже не удивилась, когда они за ним пришли. Но все равно это было ужасно. Свекровь слегла.

Она провела меня в гостиную, где горели все лампы, а на диване лежал пьяный Эван Шолто. Когда я вошел, он открыл глаза и, бодро воскликнув: — Хэлло, хэлло! — снова закрыл их. Казалось, он дремлет.

— Что случилось? — спросил я Чармиан, невольно переходя на шепот.

Она посмотрела на мужа укоризненно и устало.

— Садись и выпей чего-нибудь. У тебя утомленный вид. О, я и сама толком не знаю. Лучше спроси Эвана.

Эван улыбнулся хитрой улыбкой пай-мальчика, который, закрыв глаза, притворяется, будто спит.

— Объясни сама, — пробормотал он. — Объясни, и хватит об этом.

Как выяснилось, идею подал Филд, Эван был юридическим лицом, а все остальное делал Лаванда. Эван покупал на свалках-распродажах или на аукционе потерпевшие аварию разбитые машины, чтобы получить их регистрационные номера. Затем Лаванда уводил со стоянки машину той же марки и, зашлифовав ее номер на коленчатом валу, заменял старый номер на моторе, шасси и щитке номером машины, потерпевшей аварию (Чармиан не без удовольствия сообщала мне технические подробности). Эта тонкая и сложная работа под силу лишь хорошему механику, все надо было сделать так, чтобы на заклепках и коленчатом валу не оставалось ни единой царапины.

Для перепродажи краденых машин и был открыт автомобильный салон на известной нам улице. В целях безопасности автомобили продавались только незнакомым лицам. Все трое были пойманы с поличным 16 августа, когда они выручили девятьсот фунтов за продажу очередной машины.

Эван и Джонни Филд за сравнительно короткий срок заработали довольно крупную сумму, из которой они выплачивали Лаванде двадцать пять фунтов в неделю. Имея в прошлом судимость за кражу запасных колес, Лаванда не мог и думать о том, чтобы найти приличную работу. Решив, что ему платят слишком мало за самую опасную и трудную, по его мнению, часть работы, он начал действовать самостоятельно и в течение шести недель проделывал это довольно успешно. Однако он не учел опасности, с которой сопряжен заказ новых номерных знаков. Их выполняли несколько специализированных фирм. С его стороны это был явный просчет, ему было лень хорошенько пораскинуть мозгами. Если бы он скупал отдельные номера и литеры, а затем составлял из них нужные номерные знаки, все сошло бы с рук, но фирма, получив вдруг такое количество заказов на номерные знаки для относительно новых еще машин, заподозрила неладное и обратилась в полицию. Полиция подоспела как раз вовремя, чтобы помешать очередной сделке: продаже машины выпуска 1946 года за тысячу фунтов стерлингов. Покупателем была известная уже нам мисс Хардресс.

— Кажется, все ясно, — устало закончила Чармиан. — Все предельно просто. Купить машину в наши дни очень трудно. Даже если у покупателя и возникнут подозрения, он едва ли станет поднимать шум. Если бы не жадность Лаванды…

— Что же дальше? — тихо спросил я.

Эван услышал мой вопрос.

— Могут дать три года, — ответил он, словно выдохнув эти слова, все с той же улыбкой пай-мальчика, — или меньше, если повезет. — И вдруг, отвернувшись, прижался лицом к спинке дивана, втянул в себя воздух и замер. Мы с тревогой смотрели на него, Чармиан медленно привстала на стуле. Но вот наконец он с шумом выдохнул, судорожно глотнул и сел. Глаза его были закрыты, ресницы слиплись от слез. Он хотел было встать, но снова бессильно опустился на диван.

— Я не могу поверить, — произнес он, — не могу. Проснуться бы завтра и узнать, что все это кошмарный сон… Но нет, это правда. Я боюсь спать, потому что, проснувшись, должен пережить все заново…

— Ты должен уснуть, — уговаривала его Чармиан. Она попыталась помочь ему встать с дивана. — Пойдем. Помоги мне, Клод, слышишь?

Мы вместе подняли его с дивана. Где-то в конце освещенного коридора послышался жалобный плач маленькой Лоры.

Когда, поддерживая Эвана с двух сторон, мы вели его по коридору в его комнату, неожиданно появилась миссис Шолто в халате и шлепанцах на босу ногу.

Она впилась глазами в Чармиан. Непричесанные волосы висели жидкими косицами, а лицо носило следы горьких слез и тех постоянных страхов, которые она упорно гнала от себя, но которые теперь так беспощадно подтвердились. Она вперила свой взгляд куда-то в лоб Чармиан.

— Ты не оставишь его, нет? — умоляюще произнесла она. — Ты не сделаешь этого. Ты должна остаться с ним.

— Нет, не оставлю, — промолвила Чармиан, — успокойтесь, мама. Я не сделаю этого.

На следующий день я навестил Филдов. Джона не было дома, а Наоми, прелестная и отважная Наоми, встретила меня торжественно и церемонно, будто важного гостя.

— Он скоро придет, — сказала она. — Пожалуйста, не уходите. Кажется, вы ему очень нужны.

Меня это не обрадовало: меньше всего мне хотелось, чтобы Джонни Филд опять во мне нуждался. Наоми, должно быть, почувствовала это, ибо тут же торопливо добавила: — Во всяком случае, вы нужны мне.

Усадив меня поудобней, с чрезмерной и тяготившей меня заботливостью, она пододвинула ко мне поближе столик с хересом и сигаретами, села напротив и, устремив на меня полный мольбы взгляд, начала горячо защищать мужа.

— Это я виновата во всем. Джонни бесхарактерный, он такой слабый, вы ведь знаете. Ему постоянно приходят в голову всякие идеи, и он часто просто не понимает, что хорошо, а что плохо. Если бы я была более внимательна, более пристально следила за ним, ручаюсь, ничего бы не произошло.

— Я думаю, что и без вашей подсказки ему следовало бы знать, что посылать Лаванду красть автомобили — преступление.

— Я уверена, что он просто не подумал об этом, — воскликнула Наоми. Казалось, она хотела загипнотизировать меня своим горящим взором и нервно постукивала ладонью по ручке кресла. — Джонни знал, что Лаванда где-то достает автомобили… Но он думал, что тот покупает их за бесценок, — добавила она, почти с отчаянием пускаясь на эту явную ложь.

Я покачал головой.

— Я думала, — промолвила Наоми, опустив голову так низко, что тяжелые пряди золотистых волос упали на щеки и почти совсем закрыли лицо, — я думала, вы пришли помочь, а не обвинять. Если вам хочется обвинять, обвиняйте меня.

— Что будет с вами и Джоном, Наоми? — спросил я.

— Он, разумеется, понесет заслуженное наказание, — ответила она, высоко вскинув подбородок, и волосы, скользнув по щекам, упали назад и снова открыли ее лицо. — А потом мы попробуем начать жизнь сначала. — У нее был такой вид, словно она готовилась идти на подвиг, но она слишком явно испытывала от этого удовольствие, чтобы вызвать мое восхищение. Наконец-то ее Джонни снова стал таким, каким он был ей нужен. И она втайне радовалась, что снова может, как прежде, опекать и поддерживать его. Нет, роль жены удачливого человека была не для нее. По складу своего характера Наоми была скорее умелой и преданной сиделкой, утешительницей всякого рода неудачников, слабых духом и больных телом, она готова была просиживать ночи у их постели, врачевать их раны, вселять в них веру и бодрость. Она была в отчаянии, когда Филд медленно, но верно взял в свои руки бразды правления, подавив ее волю. Она не могла любить сильного человека, хозяина своей и ее судьбы. Теперь же, когда он снова искал у нее защиты, она с прежней силой любила его и готова была всячески защищать и опекать.

— Как вы считаете, Чармиан будет легче, если я повидаюсь и поговорю с ней? — тихо спросила она. — Мне так хочется помочь ей, если бы я могла… — И вдруг с неподдельным страхом она спросила: — Надеюсь, она не думает, что я знала об этом?