- Пьянь противная!- Цедила она с ненавистью.- Подымай копыто свое! И наблюй мне только, я тебе сразу все мозги поотшибаю!!!

Гоцик с сочувствием повздыхал и начал собираться домой.

- Маша, я хлебушка да лучка возьму? Дома жрать, вообще, нечего…

Он уже успел забыть, что дома у него пахнет нежилым, а хлебные горбушки на столе покрылись мохнатой черной плесенью. Утром он удачно сбежал от холодного одиночества, от распертого голодом брюха, но под вечер все же вернулся к тому же. Деваться ему все равно было некуда.

Не снимая башмаков, Гоцик прошел в горницу, присел на диван и осторожно провел кончиками пальцев по корешкам зачитанных книг на старенькой этажерке. В этот момент в его груди теснилось какое-то знакомое чувство, и он отдался ему. И, в конце концов, вспомнил…

В раннем детстве, когда они еще жили в Знаменске, он неделю за неделей проводил в детском саду, отдавали его тогда в круглосуточную группу. Мать с отцом навещали по очереди, в то время они работали по скользящему графику. Детский сад находился в районе частных домов. Днем детсадовские группы выводили на купание в "лягушатник" на городском пруду. Еще водили в старый кинотеатр смотреть мультики. Гоцик запомнил вкусную еду, заботливых воспитательниц и радость от просмотра фильма "Усатый нянь", и жуткое впечатление от пожара, однажды вспыхнувшего на другой стороне улицы. Запомнил прыгавшие по стенам длинные тени, детский визг, вой пожарных машин, всполохи проблесковых маячков в пыльно-багровой тьме, и хриплый, женский плач в коридоре, и бесконечную, как тоска, жалобу на жизнь.

На следующее утро он закатил истерику. Мать тогда еще молодая и жизнерадостная, совсем не похожая на равнодушную старуху в последние годы жизни, долго не могла понять, чего он добивается, захлебываясь слезами. А он кричал только одно: "Я хочу домой! ДОМОЙ!!!"

По сути, у него никогда не было настоящего дома. И родительский дом, доставшийся в наследство, на глазах превратился в собачью будку.

Гоцик вытер заслезившиеся глаза. Стряхнул с табурета пыль и разложил на газете хлеб с луком, принес соль и чистый стакан, вытащил из кармана уворованную недопитую с Костылем бутылку водки. Но не успел поднести стакан к носу, как в  сенях раздался топоток, а в прихожей стукнула входная дверь.

- Гоцик, ты уже из больницы вернулся?!

На пороге стояла соседка Лида. При ее появлении ноздри у Гоцика радостно затрепетали.  

- Лидка!- Гоцик вытащил из кармана десятку.- Сбегай в лавку, купи пивка!

- Сам иди!- Подруга посмотрела на него мутными с похмелья глазами.

- Чё ты ломаешься как целка?!

- Да пошел ты!

- Ты чё, кобыла?!

- Отвянь!- Она вскочила с дивана и встала перед ним, уперев кулаки в бока.- Достал ты меня уже!!!

- Ты чё, кобыла напудренная, выпряглась?!

- Пьянь гребанная! Деньги где, которые обещал?!

- А их чё рисую, что ли…

- Засранец ты!..

- Жало прикуси!!!

Закончить столь содержательный разговор им не дали. За окнами раздался мелодичный автомобильный сигнал. Они как по команде бросились к ним. Лидка, видимо уже из вредности, уронила с подоконника цветок. Осколки горшка и земля разлетелись по полу. Но сейчас Гоцик не обратил на это внимания. Возле его дома остановился шикарный лакированный автомобиль. Сначала из него выскочил Костыль, а после импозантно, явно рисуясь перед случайными зеваками, выбрался высокий пижон в белом костюме. Огромные солнцезащитные очки скрывали половину его лица. Со стороны водителя тоже приоткрылась дверца. И Гоцик увидел за рулем какую-то совершенно неописуемую словами дикую рожу. Лидка вдруг испуганно пискнула и отпрянула от окна. В этот момент пижон в белом костюме снял с носа очки и улыбнулся так будто он был директором Советского Союза. Гоцик всмотрелся в его жесткое худощавое лицо и узнал грязного дикаря отметелившего его на сеновале.

- Сучара!- Взрыкнул он и бросился к этажерке, выхватил спрятанный в книгах кастет.

- Гоцик!- Взвизгнула Лидка.

- Радость-то какая,- бормотал в дверях Костыль.- Карась в гости пожаловал…

Гоцик оттолкнул его и выскочил на улицу. Перед его глазами стремительно мелькнули двор и запущенный палисадник за воротами. Дикая рожа за баранкой автомобиля каркнула что-то нечленораздельное, растопырив пальцы в синих наколках. Пижон, которого Костыль назвал Карасем, сделал навстречу Гоцику шаг и протянул для пожатия руку. На его тонких губах змеилась самодовольная улыбка.

Гоцик выбросил кулак с кастетом вперед и увидел, как Карась по-обезьяньи прыгнул сперва в сторону, а потом на него. В тот же миг в глазах Гоцика блеснуло ясное вечернее небо, а спина почувствовала металл капота. Он потряс головой и встал на четвереньки. Перед глазами сверкал автомобильный колпак. Гоцик видел в нем свое отражение.

- Прыткий,- ухмыльнулся водитель.- Карась, ты целый – здоровый?

- Кончай, парень,- миролюбиво сказал Карась, обращаясь к Гоцику.- Не корчи западло. Я долги всегда отдаю. Двести баксов, пойдет?

- Подавись ты своими баксами!- Гоцик сел на землю и сплюнул кровь с разбитых губ. Скулу у него ломило так, словно она снова треснула.

- Я не понял, тебе "лавэ" карман жмет?..

Гоцик встал и потряс головой. В руках Карась держал золотой зажим с деньгами, а сам смотрел в сторону так, как удав смотрит на кролика. В воротах стояла Лидка. Гоцик громко отхаркался в придорожную пыль. Карась оглянулся, у него были ярко-синие глаза свихнувшегося самца, на голове серебрился короткий "ёжик".

- Не напрягайся, ёпта… Твоя?

- Шалашовка местная,- уклончиво ответил Гоцик.

- Гладкая сучка.

Гоцик посмотрел на него с ненавистью и спрятал деньги в карман. Он понял, что Лидка уже не его.

В этот момент мать Лиды хлопнула окном и крикнула слабым, дрожащим голосом:

- Лидочка, иди домой, ужин уже готов!

- Не ссы, мамка!- Карась осклабился.

Возле ворот гоцикова дома суетился Костыль, нервно постукивая бамбуковой палкой.

- Костыль, тащи закусон в дом. Харя, заводи машину во двор,- тем временем распоряжался Карась. И уже Гоцику:- Я у тебя перекантуюсь. Водяра, закусон, без "базара"!

Двор сразу же пришел в движение. И все пошло своим чередом. К ночи напились до такой степени, что Гоцик вообразил себя то ли мертвым, то ли заживо погребенным, и долго бился во сне об стенки гроба. Очнулся он далеко за полночь на полу. Под одним боком брякали пустые бутылки, а под другим храпел водитель Карася по кличке Харя, и несло от него тошнотой. Гоцик сделал судорожное, глотательное движение, приподнялся на одной руке. Его голову как у паяца болтало из стороны в сторону.

В смежной комнате стоял кто-то едва различимый в потемках, и кто-то стоял возле него на коленях. Они говорили негромко, но внятно:

- Давай, губками.

- Или зубками?!

Гоцик узнал голоса Карася и Лидки.

- Сколько там?

- А ты поработай и узнаешь.

- Ну, сколько?

- Давай со..,- нетерпеливо произнес Карась.

Гоцик услышал шуршание купюры и снова отключился.

Лосик открыл глаза и резко сел. Его тело стремительно налилось тяжелой упругой силой. Воздух из легких вылетал бесшумно и ровно. В этот момент Лосик отчетливо слышал все шорохи и звуки. Это был тот момент, когда его разум подавили инстинкты. Думать и размышлять времени уже не было. Древний навык пробудил его, поднял с постели, заставил отчетливо слышать и видеть в ночи, научил различать самые тонкие запахи.

На его территории был чужой. Он не думал о том, как чужой проник в закрытый ангар. Он бесшумно откинул крючок и открыл дверь биндюги. Внутри ангара было очень тихо. Воздух был напоен синеватым лунным светом. Окна под крышей превратились в бесформенные сияющие пятна. Лосик пригнулся и тотчас превратился в большую тощую обезьяну. И заскользил мерцающей тенью вдоль стены. Незаметно зародившаяся в его сердце тревога взвела неведомые доселе пружины. У него обильно выделялась слюна, а верхняя губа подрагивала, обнажая крепкие зубы. В какой-то момент он почти приник к земле, пробираясь между штабелями деревянных ящиков.