- Почему именно Говорухин?- В голосе Костырева прозвучало сомнение.- У Самохина врагов немало.

- Да, но несколько свидетелей показали на Михаила. И похоже его ранили в перестрелке.

- Вот как?.. У Говорухина были причины стрелять в Самохина?

- Были. Вот что я узнал от источников…

Если в лесу есть хищники, найдутся и те, кто тешит кровь охотой на них. Когда заводится в городском пруду жирная рыба, на берегах становится тесно от рыбаков.

Круто замешан человек. Добропорядочный семьянин, спокойный и малопьющий, в одночасье становится рубакой не ведающим ни жалости ни и страха. Неисповедимы пути господни. Но кто бы мог подумать, что именно эти парни по законам дарвиновских таблиц займут нишу и не людей, и не зверей.

Это были бешеные псы без будущего и со смутным прошлым, которое едва помнили сами. Люди без настоящего, чей смысл жизни и уверенность в собственной правоте родились в кровавом угаре, в страшном прозрении братоубийства.

Мутная октябрьская ночь навалилась на город. Улицы разбитых фонарей погрузились во тьму. Изредка ночную тишину вспарывали резкие голоса и ругань пьяных, лай остервенелых псов на выгуле и музыка, рвущаяся из приоткрытых окон легковых автомобилей.

Возле белой "девятки", стоявшей на одном из перекрестков уже добрых полчаса, резко затормозил мотоцикл. Мотоциклист склонился над открытым окном и сказал, стараясь перекрыть грохот динамиков. Его лица не было видно за полуприкрытым забралом, на гермошлеме плясали сполохи от желтых огней светофора.

- Лётя, едут!

- Что?!- Осклабился светловолосый человек за рулем "девятки".

- Едут!!!- Выкрикнул мотоциклист, глядя в скудно освещенный салон.

- Понял! Отваливай… Как договорились, будешь подстраховывать!

Мотоциклист кивнул и медленно пересек пустынный перекресток наискось.

- Чё, братки, вздрогнем?!- Хрипло  выкрикнул Лётя.- Готовь "волыны"³, кончать будем суку-Сивуча!

Он выключил музыку и положил на колено короткоствольный автомат. На пассажирском сидении, зашевелились еще двое. Там тоже щелкнули автоматные затворы.

- Филимон, дуй на ту сторону!- Распорядился Лётя.- Если чё, вали, блядь, всех без разбора! Всех свидетелей вали…

Один из пассажиров выскочил из машины и мгновенно скрылся в угольно-черной тени от четырехэтажного дома на другой стороне улицы.

- Давай, Глеба-братан, не промахнись! Я из машины выскочу, а ты из окна водилу-суку мочи!

- Завалю суку!- Со злобой откликнулся сидевший на заднем сидении.

- А потом мы девок пялить будем да водку жрать!- Снова осклабился Лётя. В этот момент справа по перекрестку блеснули синеватыми огоньками фары приближающегося автомобиля.- Едут,- выдохнул Лётя.- Суки! Только у Сивуча фары синие.

Он оскалился и нажал на педаль газа. "Девятка" перегородила дорогу встречной машине. Иномарка еще не успела остановиться, а Лётя уже выскочил из салона и подбежал к задней дверце. Из "девятки" вылетела короткая автоматная очередь, изрешетила лобовое стекло иномарки со стороны водителя. Лётя на бегу тоже сделал несколько коротких очередей по салону и распахнул заднюю дверцу иномарки.

- Чё, Сивуч,- спросил толстяка лежавшего на заднем сидении,- обоссался, сука?! В глаза мне смотри! Я тебе по-хорошему говорил. Я тебе говорил, сука?! Но ты не слушал меня, сука жирная, за то и подохнешь!..

- Лётя, не надо! Лётя, я все отдам!- Завопил раненый, пытаясь выбраться из машины через другую дверь.

- Я теперь сам все твое заберу,- процедил Лётя сквозь зубы и нажал на спусковой крючок.- А ты усрись на том свете, гнида!..

Девятый день Сивучеву отвели без особой помпы. Утро поминок было сырым и промозглым. Небо над головою казалось штормовым морем, опрокинутым в космическую бездну.

На кладбище помянуть Сивуча приехали только близкие родственники и два бритоголовых человека, сплошь облитых черной кожей. Головных уборов они не носили, и время от времени собравшимся начинало казаться, что бритые головы этих людей живут отдельной жизнью от их больших и черных, почти паучьих тел. Этих двоих не знал никто, кроме вдовы убитого и его бывшего компаньона по темным делишкам конца восьмидесятых годов. Перед отъездом на кладбище они несколько минут разговаривали с незнакомцами в рабочем кабинете покойного, никого больше к этому разговору не допустив.

На могиле Сивучева чинно выпивали. Поминали покойного исключительно добрым словом. Похоронили его как почетного гражданина по соседству с героями Великой Отечественной войны и директорами промышленных предприятий. Поставили на могиле лакированный дубовый крест и засыпали ее в несколько слоев цветами и венками. Но редкий человек в этот день не понимал, что для Саши Сивучева такой исход был смертью от естественных причин. Иначе такие люди не уходят. Но не та порода собралась на поминки, чтобы думать о будущем и хотя бы изредка вспоминать о последней неизбежности в жизни, о собственной смерти. Вскоре их разговор отошел от факта кончины Сивучева и закрутился вокруг повседневных забот и последних сплетен. Изредка еще вспоминали покойного, но только в том смысле, что был Сивуч при делах, и мало кто "батон" на него "крошить" решался.

А всего в трех десятках метров, которые среди крестов и памятников почему-то всегда кажутся расстоянием, устроился за столиком Летчик. Он курил, прислушивался и приглядывался к собравшимся. Рядом с ним сидел Глеб и ковырял прутиком землю под ногами. Ему в отличие от Лёти было не по себе.

- Нарисовался, сученыш,- проворчал Летчик.- Глянь, Глеба! Во, фраер отмороженный!

- Видел я его!- Отрывисто сказал Глебов, не поднимая головы.

- Да ты глянь!- Лётя ткнул его локтем.- Во, жаба! В этой гребанной семейке все опухли!

Он, не отрываясь, смотрел на человека среднего роста и среднего возраста, чье жирное, гладко выбритое лицо было спокойным и надменным, а длинные темные волосы зачесаны назад и смазаны гелем.

- Не хочу я на него смотреть!- В голосе Глебова появилось раздражение.

- Твою мать!- Уже не слушая его, выругался Лётя и подался вперед, впившись взглядом в кого-то среди могил. Он осклабился безобразной улыбкой и медленно надел солнцезащитные очки.- Нарисовались…

Глеб поднял голову и увидел бритоголовых. Один из них с легкой улыбкой кивнул Лёте и что-то вполголоса сказал напарнику. Тот снял очки, и Глеб увидел его большие равнодушные глаза и тяжелые надбровные  дуги. Глеб оглянулся на Лётю и тоже надел очки.

- Поехали отсюда!- Снова оскалился Лётя, сплевывая под ноги.- Спи с миром, Сивучара…

По обеим сторонам дороги раскинулся сумрачный хвойный лес. От города его отделяло всего два километра, но это был уже не солнечный европейский лес, а заболоченная азиатская тайга, мглистая и заваленная буреломом. Лётя ударил по баранке кулаками и грязно выругался:

- Твари гребанные! Я здесь все начинал! Я!!! Я здесь должен быть "папой". Я!!! Суки, паскуды, жлобы жирные, твари…

Глеб с невозмутимым видом смотрел на дорогу.

- Мы их всех замочим!

- Да,- хладнокровно улыбнулся Глебов.- Всех замочим.

- Нормально все, нормально,- бормотал Лётя.- Я их всех рядком положу.

За окном мелькнули первые улицы Знаменска: деревянные домики, гортоповские конторы.

- Водки возьми,- Лётя притормозил возле придорожного киоска.

- Пиво возьму.

Глебов выбрался из машины, в киоске купил несколько бутылок пива. Летчик пробурчал под нос что-то с раздражением, но предложенную бутылку осушил в два глотка.

- Эх!- Рявкнул хрипло и выбросил посуду в окно.- Пресно мне, Глеба! Оттопыриться хочу!- Он рискованно вывернул на встречную полосу и рванул по объездной в сторону дачных поселков.- Ноздри кому-нибудь вырвать?!