– Привет, Клаудия, – произносит она как ни в чем не бывало.
«Ты, вообще-то, не должна знать, что Такер – медик», – напоминаю я себе и, пытаясь сымитировать крайнее удивление, выдыхаю:
– Так ты врач?
– Ну да, – отвечает она с показной скромностью. – Детский хирург.
– Ого, здорово.
– А ты здесь зачем? – спрашивает Такер, скользя взглядом по Зои. – Все в порядке?
Хотя ее участие и кажется искренним, оно все равно меня бесит. Мнительность, конечно, но я чувствую, что она меня осуждает. Оценивает размах моей халатности. И приходит к выводу, что при любом раскладе из меня вышла бы непутевая неумелая мать.
– Племянница немного поранилась, вот и всё. Но она уже в порядке, – поясняю я.
– Бедняжка, – мурлычет стерва.
И тут вновь вернувшаяся в хорошее настроение Зои вмешивается:
– А у меня пять швов!
«Что же еще она скажет?» – паникую я и молюсь, чтобы Такер не упомянула Бена, потому что тогда остановить словесный поток болтушки-племянницы уже не получится. Будто наяву слышу: «Откуда вы знаете дядю Бена? Тетя Клаудия развелась с ним, потому что не хотела детей. Но она говорит, что никогда его не разлюбит. И если они снова поженятся, я буду рассыпать лепестки на свадьбе!»
Само собой, реплика Зои позволяет Такер продолжить разговор. Она наклоняется, подмигивает и словно по секрету спрашивает:
– Розовенькие?
– Ага! Розовенькие, – сияет Зои.
Такер треплет малышку за волосы и восхищенно улыбается. Потом выпрямляется и говорит:
– Чудесный ребенок.
– Спасибо, – улыбаюсь я, хотя не уверена, что уместно принимать комплименты чужому ребенку, пусть это и моя племянница. Переминаясь с ноги на ногу, снова смотрю на дверь, и тут мозг напрочь отключается. До смерти не хочется переходить на другие темы, вроде марафонов или Бена. Интересно, знает ли Такер о моих планах увидеться с ее парнем? Подозреваю, что знает. Ведь рассказал же мне Бен о подарке от бывшей, который та прислала, когда мы уже год как встречались. Помню, я тогда спросила, изо всех сил стараясь изобразить непринужденность:
– О, как мило. Что же она тебе подарила?
– Поэтический сборник, – ответил Бен как ни в чем не бывало, словно для него это ничего не значило.
Но мне-то было сложно представить более угрожающе многозначительный подарок, чем книга, не говоря уж о поэтическом сборнике, и стоило огромного труда удержаться от вопроса, что за издание и какой тематики стихи. Тогда я с деланным безразличием промычала:
– О, так любезно с ее стороны.
– Ага, – согласился Бен, – Мне все равно. Это не имеет значения. Сказал тебе просто, чтобы ничего не скрывать.
В этом весь Бен – прямой и честный. Так что, уверена, он не стал скрытничать и по поводу нашего намеченного обеда.
Как и следовало ожидать, Такер начинает выпытывать:
– Ну, как ты вообще поживаешь, Клаудия?
Слова сами по себе невинные, но в ее голосе звучит оттенок снисходительности и жалости. Она весьма тонко демонстрирует свои права на мужчину. Ведет себя так же, как я при встрече с Николь на заре наших с Беном отношений. Такер мила и полна чувства собственного достоинства, но вместе с тем ясно показывает, кто тут победитель.
– Отлично, а ты? – отрезаю я. Меня такой повадкой не испугать. Я была замужем за Беном. Подумаешь, пробежали вместе марафон, все равно она не заслужила права на подобные претензии.
– Превосходно, – спокойно парирует Такер. Ей нет нужды говорить: «И совсем я тебя не боюсь».
Моя неловкость перерастает в возмущение, пока обдумываю ее ответ. Ну конечно, «превосходно» кроет «отлично». Сучка просто жаждет меня обойти. Вся презумпция невиновности, которую я ей выделила, испаряется сквозь приоткрывшуюся больничную дверь. Вдруг накатывает желание влепить Такер пощечину или плеснуть ледяной водой в лицо. Выкинуть что-нибудь эдакое, на что способны только персонажи комедийных сериалов.
Но порыв сдувается, когда она поднимает руку, чтобы перекинуть свой проклятый конский хвост на другое плечо. Я вижу ее кольцо.
Кольцо с бриллиантом.
Кольцо с бриллиантом на левом безымянном пальце.
Не могу точно сказать, продемонстрировала ли Такер его специально, но совершенно уверена, что она перехватила мой взгляд. Так что выбора нет, надо признаться. Делаю глубокий вдох, собираясь с духом, указываю на ее руку и говорю:
– Поздравляю.
Стерва победно улыбается и скользит взглядом по руке, прежде чем спрятать ее в карман халата. Потом заливается румянцем и щебечет:
– Спасибо, Клаудия. Это произошло так быстро.
– Да. Ну что ж, поздравляю, – повторяю сама не своя от опустошения. Я едва способна смотреть перед собой, не то что соображать.
Такер начинает расспрашивать о моих планах на День Благодарения, но я перебиваю ее сообщением, что нам на самом деле уже пора домой. Беру Зои за руку и вывожу на улицу, где ловлю такси. Назвав таксисту адрес, погружаюсь в созерцание кварталов, что проносятся за окном. И тут вдруг четко понимаю, что этот день навсегда останется худшим во всей моей жизни. Не будет больше никакой надежды. И время ничего не исцелит. Печать этой встречи в больнице останется на мне навсегда. Станет частью меня. Вообще-то, уже стала. Я пытаюсь сконцентрироваться на дыхании, умоляя себя не заплакать, но проигрываю эту битву. Чувствую, как отчаяние комом нарастает в горле. В конце концов где-то между больницей в Ист-Сайде и квартирой лучшей подруги я окончательно расклеиваюсь на глазах шестилетней племянницы.
– Что случилось, тетя Клаудия? – спрашивает Зои дрожащим от страха голосом. Она никогда раньше не видела моих слез. – Почему тебе грустно?
– Потому что у меня болит сердце, – говорю я, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
– А почему? Почему оно у тебя болит? – подхватывает малышка, сама готовая расплакаться.
Я не могу ответить, так что она продолжает спрашивать. Снова и снова.
– Потому что я люблю дядю Бена, – наконец сдаюсь я.
– А почему ты из-за этого грустишь? – недоумевает она и берет мою руку в маленькие ладошки.
– Потому, Зои, – вздыхаю я, не в силах попытаться оградить ее или скрыть правду, – потому что дядя Бен женится на другой.
– На той тете докторе? – угадывает Зои, и ее глаза распахиваются от ужаса.
Сквозь новый приступ слез я киваю и шепчу:
– Да.
* * * * *
Провожу остаток дня, пытаясь объяснить Зои одну из самых грустных закономерностей в любви и в жизни: иногда что-то происходит не в свое время, и понимание сути игры приходит слишком поздно. Рассказываю племяннице, что развод с Беном был большой ошибкой. Мол, я хотела построить жизнь по-своему, и когда Бен не вписался в мой план, бросила его. И теперь самый дорогой мне человек не со мной. Теперь Бен принадлежит другой. Такер. Тете доктору.
Возможно, Зои действительно улавливает смысл моей исповеди, по меньшей мере она притворяется, будто понимает, и выражение ее лица становится почти до смешного философским. Мне немного стыдно вываливать так много на малышку, которая сегодня ушиблась головой и чьи родители на грани катастрофы. Но я не могу сдержаться. В ее компании, в ее невинных комментариях есть что-то успокаивающее.
– Просто будь счастлива, тетя Клаудия, – выдает этот маленький психолог, успокаивая меня в очередной раз. Можно подумать, быть счастливой действительно просто.
– Попробую, – улыбаюсь я ей.
Но внутри звучит: «Никогда. Никогда больше я не буду по-настоящему счастлива».
Вскоре возвращаются домой Джесс и Майкл. Пока я знакомлю Зои и Майкла и они жмут друг другу руки, замечаю, что мои заплаканные глаза не ускользают от внимания Джесс.
– Что случилось? – спрашивает она одними губами над головой Зои, ошибочно предположив, что сегодня я переживаю из-за племянницы.
– Представь самое худшее, – отвечаю я.
Джесс секунду прикидывает и затем попадает чуть не в яблочко:
– Бен и Такер поженились?