В это время из здания университета вышел студент. Он был в отличном расположении духа, и улыбка не сходила с его лица. Радовало все: и весеннее солнышко, и подарок отца — новые часы на золотой цепочке, и особенно — предстоящее вечером свидание с курсисткой Аней…
Студент сел на скамейку и, поджидая товарища, стал разглядывать прохожих. Быстро прошел человек с хмурым лицом, бедно, но опрятно одетый, за ним просеменил какой-то чиновник, потом прошли двое мастеровых, сумрачные, усталые. Николай — так мы назовем нашего героя — посмотрел в сторону университета и увидел, что к его дверям подошел высокий молодой человек в фуражке и коротком черном пальто, которое было явно маловато для него и туго обтягивало всю фигуру; из-под рукавов высовывались манжеты ярко-красной рубашки. Николай удивленно посмотрел на него: «Студент? Непохоже. Уж больно странно одет. Мастеровой? Нет, пожалуй. Высокий лоб, умные проницательные глаза, интеллигентное лицо…»
Между тем молодой человек огляделся кругом, взялся за ручку двери, но вместо того, чтобы войти в здание университета, повернул обратно и направился прямо к Николаю. Шел он медленно, слегка покачиваясь. От неожиданности Николай встал со скамейки и невольно сделал несколько шагов вперед. Молодой человек, поравнявшись с Николаем, в упор посмотрел на него, резко рванул руку из кармана и, протянув ему запечатанный конверт, сказал густым басом:
— Возьмите! Вскройте и прочтите через неделю!
— Хорошо… — пробормотал Николай.
Он машинально взял конверт, осмотрел его с обеих сторон. Ничего примечательного на нем не было. Обычный почтовый конверт. Только размашистым почерком написано: «Вскрыть через неделю». Когда Николай поднял голову, молодого человека и след простыл.
Из дверей университета вынырнула шумная, говорливая группа студентов. Весельчак и балагур Александр, которого поджидал Николай, окликнул его. Поспешно спрятав глубоко в карман конверт и зачем-то придерживая его рукой, Николай вместе со всеми направился на Колокольную улицу в студенческую столовую, кухмистерскую. Настроение было явно испорчено. Неотступно преследовала одна мысль: что в этом злосчастном конверте и почему молодой человек вручил его именно ему. Смешанное чувство страха и любопытства овладело Николаем. Вскрыть конверт и немедленно прочесть! Конечно, он не будет ждать назначенного срока. Зачем? С какой стати?
Николай торопливо пообедал. Обычно после обеда он оставался сыграть партию в шахматы с Александром, но теперь, сославшись на головную боль, ушел домой.
К счастью, в доме никого не было. Не раздеваясь, Николай вынул из кармана конверт и надорвал его. Достал оттуда несколько страниц, исписанных торопливым почерком, и стал читать…
«Друзьям рабочим.
Братцы, долго меня мучила мысль, которая не давала мне покоя. Отчего любимый мною простой народ русский, которым держится вся Россия, так бедствует?»
Первые строки насторожили Николая.
«…Отчего ему не идет впрок его безустанный труд, его пот и кровь и весь век свой он работает задаром. Отчего рядом с нашим вечным тружеником, простым народом: крестьянами, фабричными и заводскими рабочими и другими ремесленниками — живут в роскошных домах, дворцах люди, ничего не делающие, тунеядцы дворяне, чиновничья орда и другие богатеи, и живут они на счет простого народа, чужими руками жар загребают… Чего, наконец, смотрят наши цари, ведь они на то и поставлены от народа, чтобы зло уничтожать и заботиться о счастии всего народа…»
Николай на минуту оторвался от письма. Он вспомнил, что недавно кто-то из студентов университета вслух читал в кухмистерской герценовский «Колокол», где то же самое говорилось… Студенты спорили, шумели, а Николай молча сидел в стороне: он чурался разговоров о политике. А когда того студента, который принес «Колокол», выгнали из университета, Николай зарекся никогда не вмешиваться в политические разговоры. Подальше от греха. Он пришел в университет учиться и только учиться…
«Но как неуважительно пишет этот неизвестный о царе!.. И какая страшная крамола само это письмо! Если хоть одна живая душа о нем узнает… В тюрьму посадят, в Сибирь упекут…» — содрогнувшись, подумал Николай.
Он с ужасом взглянул на письмо, мелкая дрожь пробежала по всему телу. Но глаза опять невольно скользнули по строчкам.
«…Цари-то и есть настоящие виновники всех наших бед. Цари завели у себя чиновников, чтобы обирать народ, а чтобы крестьяне не могли сопротивляться, было устроено постоянное войско. Никогда царь не потянет на мужицкую руку, так как он самый сильный недруг простого народа, самый главный из помещиков. Правда, нынешний царь дал волю крестьянам. Но что это за воля? Отрезался от помещичьих владений самый малый кусок земли, да и за этот крестьянин должен выплатить большие деньги; а где взять и без того разоренному мужику денег, чтобы выкупить себе землю, которую он испокон века обрабатывал? По-прежнему в течение нескольких лет должен мужик отбывать барщину и платить оброки за землю…»
Николай слышал, что крестьяне были недовольны царской реформой, что в Казанской, Пензенской и других губерниях они выступали против помещиков и даже иногда поджигали их имения. А чем все это кончилось? Николай продолжал читать.
«Присмирели мужики, приняли эту волю-неволю, и стало их житьишко еще хуже прежнего… За неплатеж откупных денег в казну, за недоимки у крестьянина отнимают последнюю лошаденку, последнюю корову, продают с аукциона и трудовыми мужицкими деньгами набивают царские карманы».
На короткое время Николай опять оторвался от письма. Ему показалось, что кто-то идет, приближается, сейчас вот откроет дверь в комнату, а тогда… Может быть, это уже полиция? Его выследили… Того молодого человека схватили, и он указал на него как на соучастника. Ужас охватил Николая. Он подошел к двери, осторожно открыл ее и, услышав какой-то неясный шум, замер на пороге. Но тревога оказалась напрасной. В коридоре никого, кроме большого пушистого кота, не было.
Николай вернулся в комнату. Любопытство оказалось сильнее страха. Он продолжал читать:
«Вот мое последнее слово друзьям рабочим. Пусть каждый из них, кому попадется в руки этот листок, перепишет его и даст прочесть своим знакомым, а те передадут в другие руки. Пусть узнают рабочие, что об их счастье думал человек, пишущий эти строки, и сами позаботятся, не надеясь ни на кого, завоевать себе счастье и избавить всю Россию от ее грабителей и лиходеев».
Было в воззвании и несколько тщательно вымаранных строк. Николай пытался их прочесть, но не смог.
Николай задумался. Нет, он решительно не мог понять автора. Ему, воспитанному в верноподданническом духе, в семье преуспевающего купца второй гильдии, где боготворили государя императора, где строго соблюдались все религиозные празднества и обряды, было совершенно неясно, как можно так кощунственно писать о царе, поднимать свой голос против основ Российской империи. Письмо жгло ему руки, будоражило. Мелькнула мысль: «Немедленно уничтожить!» Он кинулся к двери, намереваясь выбросить куда-нибудь эту страшную крамолу. Потом остановился. Сжечь! Быстро зажег лампу, поднес к ней письмо и мгновенно отдернул руку. А если кто-нибудь видел, как незнакомец передавал ему этот проклятый конверт? Николай вспомнил прохожих, затем студентов, выходящих из университета… Среди них был Петр Демин, сын петербургского фабриканта, франт и выскочка, о котором говорили, что он фискалит на товарищей. Он видел, видел! Донесет! Что делать? Что делать? Спина Николая покрылась холодным потом, слезы душили его. И вдруг он вскочил на ноги и метнулся к двери. Вот оно, единственное, правильное решение: опередить Демина, самому донести в полицию на того незнакомца.
А если не поверят? Спросят, почему именно тебе отдал молодой, человек это письмо? Значит, ты с ним связан?
Николаю стало душно. Он подошел к окну, открыл форточку. Ворвавшаяся струя свежего воздуха опахнула его, сдула на пол листок письма.
