– Да. – Аллейн отметил что-то в своем блокноте и выжидательно посмотрел на Трой.

– Покрывало – или драпировка – было наброшено таким образом, чтобы скрыть кинжал от посторонних глаз, – все это, должна признаться, смотрелось весьма убедительно. Соня выглядела… да, она казалась сильно напуганной. Затем Хэчетт выдернул кинжал – это потребовало от него серьезных усилий, – и мы продолжили занятия.

– А куда дели кинжал?

– Дайте подумать. Кажется, Хэчетт куда-то убрал его.

– Вопрос практический: как вам удалось определить, в каком месте кинжал пронзит тело?

– Положение фигуры натурщицы очерчено на досках помоста мелом. Укладываясь в заданную позу, Соня сначала ложилась на правый бок, а затем с помощью кого-нибудь из учеников принимала на досках точное положение. Я могу нарисовать вам.

Аллейн раскрыл блокнот на чистой странице и вручил ей вместе с карандашом. Трой провела десяток линий и вернула ему блокнот.

– Как здорово! – восхитился Аллейн. – Поразительно, как легко вам это удается.

– Мне уже будет непросто забыть эту позу, – сухо ответила Трой.

– Вы упомянули драпировку, – сказал Аллейн. – Она не закрывала отметин, сделанных мелом?

– Только местами. Она ниспадала с подушки на доски. Ложась в позу, Соня немного сдергивала ткань. Возникавшие при этом естественные складки смотрелись куда лучше, чем заготовленные заранее. Когда ученики возились с кинжалом, они без труда определили положение сердца, пользуясь нарисованным силуэтом. Одна из щелей проходила как раз через нужную точку. Хэчетт просунул в щель карандаш, и они сделали отметку с обратной стороны.

– Не могло ли случиться так, что ваши ученики повторили этот эксперимент в пятницу, но потом забыли извлечь кинжал?

– Да, мне это тоже пришло в голову. Я их расспросила. Умоляла сказать мне всю правду. – Трой горестно всплеснула руками. – Любую, самую страшную правду, лишь бы не думать, что кто-то… подстроил это нарочно. Я… Мне невыносима сама мысль об этом. Как будто в ком-то из них затаился дьявол, который вдруг вырвался и… совершил это чудовищное злодеяние.

Она всхлипнула и отвернулась.

Аллейн выругался сквозь зубы.

– О, не обращайте на меня внимания, – попросила Трой. – Я выдержу. Так вот, насчет пятницы. В то утро, с десяти до половины первого, мы, как всегда, работали с натурой. В час пообедали. Затем отправились в Лондон. Вечером ожидался отбор картин для выставки; кое-кто из моих учеников заявил туда свои работы. Вальма Сиклифф и Бейсил Пилгрим, которые накануне объявили, что намерены пожениться, отбыли в двухместном автомобиле Пилгрима сразу после обеда. На выставку они не собирались. Думаю, они отправились к нему домой – известить родных о радостном событии. Мы с Кэтти Босток уехали на моей машине примерно в половине третьего. Хэчетт, Филлида Ли и Ормерин сели на трехчасовой автобус. Малмсли собирался еще поработать, поэтому задержался до шести. В четверть седьмого он сел на автобус и присоединился к нам на выставке. Насколько я знаю, Филлида Ли и Хэчетт где-то перекусили, а потом отправились в кино. Филлида пригласила австралийца провести уик-энд вместе с ней, в лондонском доме ее тетки.

– А натурщица?

– Соня села на автобус, который отправлялся в половине четвертого. Где и как она провела уик-энд, я не знаю. Возвратилась она вчера вечерним автобусом вместе с Малмсли, Ормерином, Кэтти Босток, Хэчеттом и Филлидой Ли.

– В пятницу, по окончании занятий, вы ушли из студии все вместе?

– Я… Позвольте подумать. Нет, не могу вспомнить. Обычно мы возвращаемся группами. Кто-то еще заканчивает работу, кто-то – чистит палитры и так далее. Постойте-ка. Да, мы с Кэтти ушли вдвоем, раньше остальных. Вот все, что мне известно.

– Вы заперли студию, прежде чем уехать в Лондон? – спросил Аллейн.

– Нет. – Трой повернула голову и посмотрела на него в упор.

– Почему?

– Из-за Гарсии.

– Блэкман рассказал мне про Гарсию. Он ведь задержался дольше остальных, да?

– Да.

– Один?

– Да, – понуро ответила Трой. – Совершенно один. В дверь постучали. В следующий миг она распахнулась и в ярко освещенном проеме возник Блэкман.

– Мистер Аллейн, доктор приехал, и, по-моему, подъезжает машина из Лондона.

– Спасибо, – кивнул Аллейн. – Я сейчас приду. Блэкман прикрыл за собой дверь. Аллейн встал и посмотрел на Трой, которая сидела в кресле:

– Можно, я загляну к вам перед уходом?

– Я буду здесь или в столовой вместе с остальными. Им, должно быть, не слишком приятно сидеть там взаперти под бдительным оком местного констебля.

– Надеюсь, это не затянется надолго, – произнес Аллейн.

Внезапно Трой протянула ему руку.

– Я рада, что здесь именно вы, – с чувством произнесла она.

Аллейн мягко сжал ее ладонь.

– Постараемся причинить вам как можно меньше хлопот, – пообещал он. – А пока – оставляю вас.

Когда Аллейн вышел в холл, тот кишел людьми. Нагрянула скотленд-ярдовская братия, и расследование перешло в привычную процедуру. При виде до боли знакомых фигур в плащах и котелках у Аллейна защемило сердце: как будто и не было года, проведенного вдали от берегов туманного Альбиона. Один из вновь прибывших, рослый и плечистый, при виде Аллейна засиял и расплылся до ушей. Старина Фокс!

– Как же я рад видеть вас, сэр!

– Привет, Фокс, дружище!

А вот и сержант Бейли, который при виде Аллейна утратил целую сотую своей всегдашней угрюмости, и верный служака – сержант Томпсон. Сиплые голоса дружно пролаяли:

– Рады вас видеть, сэр!

Суперинтендант Блэкман, улыбаясь, созерцал радостную встречу. Дождавшись, пока обмен приветствиями и рукопожатиями подойдет к концу, он представил Аллейну лысого человечка, невысокого и очень опрятного:

– Инспектор Аллейн, позвольте представить: доктор Амптхилл, наш полицейский врач.

– Здравствуйте, мистер Аллейн. Мне сказали, вы хотели меня видеть. Извините, что заставил вас ждать.

– Я совсем недавно приехал, – сказал Аллейн. – Пойдемте, взглянем на место преступления.

Блэкман провел их по коридору и отомкнул дверь, открывавшуюся прямо в сад. В воздухе пахло вечерней сыростью. Тьма уже сгустилась.

– Позвольте, я покажу дорогу, – вызвался Блэкман. Длинный луч фонарика выхватил из темноты фрагмент извилистой тропы. Построившись гуськом, полицейские зашагали вслед за суперинтендантом. Невидимые во тьме ветви деревьев царапали щеки Аллейна, словно крючковатые старушечьи пальцы. Наконец впереди замаячил совсем черный прямоугольник.

– Эй, Слито, ты там? – окликнул Блэкман.

– Да, сэр, – отозвался из темноты невидимый голос. Загромыхали ключи и заскрипели дверные петли.

– Подождите минутку, я найду выключатель, – сказал Блэкман. – Готово.

Вспыхнул свет. Аллейн обогнул деревянную перегородку и очутился в студии.

В нос ему шибанул едкий запах краски и терпентина, а в глаза брызнул сноп света. Мощная лампа, установленная на потолке, заливала подиум светом, словно хирургический стол в операционной. Блэкман повернул только один выключатель, поэтому освещенным оставался только подиум. При всем желании трудно было достичь более драматического эффекта. Голубая шелковая драпировка сияла столь ослепительно, что резала глаз. Складки ниспадали волнами, пронзенные посередине окровавленным кинжалом. Торчавшее, как гвоздь, лезвие отбрасывало зловещую тень на голубую ткань. С краю композиции, внезапно растворяясь в тени, расположился вытянутый белый холм.

– Ни к драпировке, ни к ножу никто не притрагивался, – доложил Блэкман. – Хотя что-то, разумеется, сдвинули, когда приподнимали жертву.

– Конечно, – кивнул Аллейн. Подойдя вплотную к подиуму, он осмотрел лезвие. Острое, трехгранное, резко заостренное к концу, оно напоминало огромную упаковочную иглу. На кончике бурела ржавчина. Заржавело и самое основание кинжала, выглядывавшее из складок шелковой материи. Рядом багровели два пятна запекшейся крови. Аллейн кинул взгляд на доктора Амптхилла: