Графы Мионна и Ярваннета, прознав про жестокость Брама, объединили усилия и напали на Ингал с юга и востока. Гражданская война продолжалась четыре года. В ней погибла большая часть ингалского народа, а также то, что оставалось от некогда развитой и процветавшей ингалской торговли. Оставшимся в живых оставалось только одно — заняться бандитизмом. В конце концов Брама захватили в плен и казнили. Новым герцогом графы избрали лорда Лютке из Брайдинга.

Герцоги рода Лютке правили более ста лет — до тех пор, пока силы при помощи предательства не сместились неожиданно на восток. Тайно поддерживаемый лордом из Мионна граф Аирли женился на дочери Лютке, а впоследствии женил своих сыновей на девушках из придворной знати Браидинга. Затем объявив, что хочет потренировать солдат, граф Аирли двинул свою армию в Брайдинг. Его объяснению никто не поверил. Рассчитывая на помощь старого друга, лорда из Мионна герцог, не колеблясь, вступил в борьбу с собственным зятем а в критический момент не получил подкрепления из Мионна. Так пал двор Лютке, а короной герцога завладел Гамелин.

Шесть герцогов рода Гамелинов правили мирно, хоть и не очень хорошо, пока Лайонел Кобус, близкий друг последнего из Гамелинов, не убил герцога во сне в спальных покоях. Завладев короной, Кобус осмелился заявить другим Верховным лордам, что имеет на нее право, и хотел заставить их отказаться от любых посягательств на звание герцога. Развязалась война, по окончании которой корона все же осталась у Кобуса, а Тиндалю и Лиму потребовались новые Верховные лорды, так как прежние со своими сыновьями были мертвы.

Через два года при попытке уничтожить остатки двора Гамелинов — у последнего из герцогов рос сын — Кобус захватил Аирли, но потерпел поражение в этой операции, потому что новый граф Тиндаля, собственный племянник Кобуса, неожиданно перешел на сторону противника. Выждав удобный случай, Кобус отравил племянника, а на его место назначил одного из своих рыцарей, Морьера Коуртрея.

«Поэтому-то теперь мне приходится быть графом, — мрачно подумал Мелфаллан. — Спасибо прадеду! Он во всем виноват!»

Следующей весной Морьер принял участие в походе герцога Лайонела на Брайдинг, который закончился весьма неожиданно: дед Сари, лорд Роберт, уставший от непрерывных воин, пагубно влиявших на торговлю, напал на Ингал с востока и предъявил Лайонелу Кобусу ультиматум. Он пообещал оказывать герцогу всяческую поддержку при условии, что тот прекратит воевать на территории его земель. Лайонел неохотно, но согласился, а впоследствии он и лорд Роберт заключили соглашение и с Ярваннетом.

Так наступил мир, мир, царивший в землях Аллемани около семидесяти лет. Когда Сельвин присоединился к союзу, правитель Лима возмутился, а через десять лет Пуллен из Ярваннета пошел войной на север, но остальные Верховные лорды не поддержали ни первого, ни второго, поэтому оба потерпели поражение.

Оплотом продолжительного мира, как говорил Мелфаллану сэр Джеймс, служил альянс между Мионном и Ярваннетом. Он ограничивал и регулировал власть герцога, совместными усилиями графы могли остановить гражданскую войну — как уже случалось дважды — или развязать военные действия, заведомо зная, что победа будет за ними. Это преимущество позволяло графам контролировать действия герцога и избегать таким образом войн и разорения.

«Знает ли об этом Теджар? — размышлял Мелфаллан. — Возможно, нет».

Враждебное отношение Теджара к Ярваннету было настолько явным, что его намерения не вызывали сомнений. Предсказуемость могла стать последней ошибкой герцога — его нелюбовь к Ярваннету лишь усиливала неприязнь и недоверие к нему остальных Верховных лордов.

Если бы в настоящий момент Теджару удалось разрушить существующий альянс посредством замены ярваннетского графа одним из своих людей, то он спокойно напал бы, воспользовавшись изоляцией Мионна, на Брайдинг и Аирли. Армия лорда Парли находилась в неплохой форме, не уступали ей и войска Ровены. Следовало ожидать, что земли оказали бы друг другу поддержку в случае появления солдат неприятеля. Если бы Ярваннетом управлял человек Теджара, он выступил бы на стороне герцога, и зажатые жду врагами войска Брайдинга и Аирли вынужденно сдались бы.

Мелфаллан вздрогнул: неужели Теджар планирует добиться своих целей при помощи колдуньи?

Являлось ли мастерство Брилли Мефелл настоящим колдовством? Неужели ведьмы шари'а и впрямь разгуливают по Ярваннету? О несчастная земля Ярваннета! О несчастный ее граф!

«Кто она, эта молодая женщина?» — размышлял Мелфаллан.

Почему раньше Брилли Мефелл была ему неизвестна? Он прислушивался к звуку ее мягких шагов, к ласковому голосу, спокойному, защищающему его жену и сына. «Если эта дивная утешительная песня, — думал он, — и есть колдовство, то колдовству этому в самый раз править миром!»

Если это и впрямь колдовство…

А ведь она могла, воспользовавшись его разрешением, просто покинуть Ярваннет. Обвинение в колдовстве, справедливое или нет, едва ли не самое страшное из всех возможных обвинений. И даже если впоследствии его снимали, от страшного позора уже никогда не отделаться, правильно говорил Эннис. Поначалу графу казалось, что Бартол назвал Брилли ведьмой лишь ради достижения своих грязных целей. Если бы она исчезла из замка сразу, то смогла бы уехать из этих мест и начать новую жизнь где-нибудь далеко-далеко отсюда, а он, Мелфаллан, так и продолжал бы считать, что колдовства не существует. Но она не воспользовалась этим шансом, решив, что спасение Сари и ее ребенка для нее важнее свободы.

Если Брилли Мефелл и вправду была колдуньей шари'а, то она ненавидела бы Верховных лордов, Коуртреев, питала бы неприязненные чувства ко всем, кто так или иначе имеет отношение к власти. Что ей стоило позволить Сари умереть? Неужели обретение свободы не казалось ей в тот момент первоочередной задачей? Что побудило ее поступить таким образом? После долгих раздумий Мелфаллан догадался: скорее всего убеждения Брилли не имеют ничего общего с ним самим или с ее собственной безопасностью, она действовала так, как велел ей долг целительницы.

«А ведь я однажды уже наблюдал нечто подобное! — подумал Мелфаллан, вспоминая случай с мальчиком-конюхом. — И почему я тогда не отнесся к случившемуся с большим вниманием?»

После удара Ландрета юный конюх вряд ли бы выжил. Брилли же сотворила настоящее чудо: на теле мальчика после ее лечения осталось тогда лишь несколько синяков и кровоподтеков. В тот день Мелфаллан, слишком занятый другими проблемами, лишь удивился, порадовался успешному завершению неприятной истории, а когда узнал, что целительница исчезла, не дождавшись его, испытал легкое раздражение, не более того.

Неожиданно он обратил внимание на то, что голос Брилли стих, и встревоженно взглянул на дверь. Наступила ночь. Откуда-то издалека доносились звуки, приглушенные и едва различимые, в слабо освещенных коридорах гуляла ночная прохлада. Замок Ярваннет отдыхал, убаюканный нежной песней Брилли Мефелл. Мелфаллан, наслаждаясь сладостным спокойствием, глубоко вздохнул.

«Милая девушка, какую же красоту ты способна создавать!» — подумал он.

Тихо отворилась дверь, и Мелфаллан тут же вскочил.

На пороге спальных покоев Сари появилась Марина. Она несла указательный палец к губам и многозначительно взглянула на графа.

— Как Сари? — взволнованно спросил он, не решаясь пока упоминать сына.

— Заснула, мой лорд, — прошептала Марина.

— А мисс Мефелл?

Мелфаллан так встревожился, что говорил довольно громко.

Марина вновь приложила палец к губам, нахмурила брови и тихо притопнула ногой.

— Мелфаллан, почему вы меня не слушаетесь? — тихо спросила она. — Сейчас здесь командую я.

На ее губах появилась озорная улыбка, и он почувствовал невероятное облегчение. Марина всегда знала, что делать. Быть может, в их акушерских книгах давали указания, как вести себя с теми, «кто ожидает у дверей»? Он видел, как Марина с Брилли читали друг другу заученные строки.